– Догнать? – тихо осведомился Ху.
Баурджин немного подумал и махнул рукой:
– Не стоит. Кажется, я знаю этого парня… Что с деньгами?
– Сейчас…
Отойдя, десятник ухватил за плечо хнычущего лепёшечника:
– Деньги?
– Да целы-ы-ы-ы, – мальчишка размазывал по лицу слёзы и сопли. Пожаловался. – Он, гад, видать, давно за мной следил.
– И что же это за гад такой? – негромко поинтересовался Баурджин. – Ты его знаешь?
– Да знаю, – мальчишка, наконец, утёр сопли. – Кижи-Чинай это. Давненько его не видать было, да вот объявился – на медяхи польстился, чучело, видать, вконец обеднел.
– Кижи-Чинай, – усмехнулся князь. – Вот и свиделись… Значит, ты здесь, парень.
– Выловить? – дождавшись, когда лепёшечник отправился, наконец, за пивом, осведомился десятник.
Нойон покачал головой:
– Пока нет. Но узнать, где он обретается – стоит. Только по-тихому. Сможете?
– Конечно! Сейчас лепёшечника спросим.
Лепёшечник ничего толкового и не рассказал! Знал только, что «ядовитейший гад» Кижи-Чинай раньше по мелочи промышлял на рынке, потом куда-то исчез и вот опять появился. А где живёт, на кого работает – то было парню неведомо.
– Ладно, – отпустив мальчишку, князь махнул рукой. – Понадобиться Кижи-Чинай – достанем.
– А что, может понадобиться? – тихо переспросил Ху Мэньцзань.
– Пока не знаю, – Баурджин пожал плечами и рассмеялся. – А пиво здесь, действительно, вкусное.
Когда наместник вернулся во дворец – в хорошем настроении и словно бы даже отдохнувший – управитель дворца Чу Янь ждал его с бумажными кипами в руках.
– Рассуждения кандидатов в секретари, господин наместник, – важно пояснил он. – Я сказал, что мы пошлём к победителю вестника.
– Правильно сделал, – похвалил Баурджин и, забрав бумажные листы, удалился в свои покои.
– Велите подавать обед, господин? – опомнился, побежал следом Чу Янь.
– Нет, я не голоден. Вечером будем обедать, Чу Янь!
– Понял, господин, – мажордом поклонился. – Вечером.
За окнами дворца плавилось солнце. Было тепло, даже жарко, хотя дымоходы-лежанки – каны – оставались холодными, это осенний денёк выдался погожим и тёплым. Так бы и всегда. Развалившись на ложе, Баурджин взял листок наугад:
– «Мо-цзы – есть Мо-Цзы. И верно будет замечено, что все наши милости происходят от милостей великого государя. Государь, поистине, оказывает своему народу великие милости и дело народа – с благоговением принимать их. Что же касается милостей иных, то…»
И вот всё – в таком духе. Анализ – даже не анализ, а тупо зазубренный текст анализа – какой-то старинной классической книги, ни одного конкретного ответа, ни знаний законов, ни умения оперировать с цифрами… Ясно! Манерный барчук в белом – в своём классовом репертуаре. Не конкретные знания, а зубрёжка и – временами довольно грубая – лесть.
С раздражением отбросив листок в сторону, Баурджин вытащил другой. Вчитался…
– Чтение и анализ классических книг есть несомненное благо, но ещё большим благом будет являться применение их к обычным делам государства, ну, а сели такое применение невозможно, следует воспользоваться логикой, рассуждениями и здравым смыслом. Так, например, древние рассуждали – что есть первопричина Вселенной? Что первично, Инь или Ян? Их рассуждения можно продолжить и дальше, если, к примеру, мы будем говорить о военачальниках и войне, о правителе и народе. Верно утверждение: раз существуют войны, есть и военачальники. Но, причина не всегда причина, а следствие – не всегда следствие. Иногда они могут меняться местами, и тогда будет верным следующие утверждение: раз есть военачальники, будут и войны. Если не будет войн – не будет и военачальников, если не будет военачальников – не будет и войн.
Нойон только головой покачал – ну до чего изощрённая демагогия! Хотя, конечно, интересно, что и сказать. Посмеявшись, снова начал читать – а дальше пошли уже более конкретные вещи, некоторые из них Баурджин просматривал тезисно.
– О математике. Об умножении и делении, о дроблении чисел. О великой пользе «нуля». О финансах и количестве требуемой в государстве монеты. О законах…
Вот здесь уже князь вчитался внимательней.
– Сила наказания – не только в устрашении и справедливости, но и в его неотвратимости. И в этой триаде – «устрашение, справедливость, неотвратимость» – последнее мне представляется главным.
Спорное утверждение! Баурджин хмыкнул. Однако – здесь проглядывается живой ум, свободный от шор авторитетов, видны рассуждения, ход мысли – по-своему изящный и стройный. Нет, какой молодец этот крестьянский парень… Как его?
Князь посмотрел на другой стороне листа подпись – Фань Чюлянь. Фань Чулянь… Постойте же! Ведь это же никакой не крестьянский сын, а изнеженный модник-барчук! Ну да, он и есть – из рода важных чиновников – Фаней. Хм… Баурджин задумался. Может, этот барчук ухитрился списать? Да нет… Пожалуй, списать такое невозможно, тут самому думать и рассуждать надо. Что же получается – крестьянский сын – бездарь? А изнеженный и манерный барчук – умный и знающий человек? Странно…
Всё классовое чутьё Баурджина-Дубова протестовало против увиденного, но не верить собственным глазам он не мог. Значит, всё-таки Фань Чюлянь… Всё-таки Фань…
Позвонив в колокольчик, наместник позвал мажордома.
– Отобедаем сегодня вместе, Чу Янь!
– Но, господин, это идёт вразрез со всеми традициями!
– Я приказываю! Вы посмеете ослушаться? В конце концов – на то и традиции, чтобы их рушить.
Управитель дворца поклонился:
– Это большая честь для меня, господин! Вы разрешите мне переодеться в более подобающее для официального обеда платье?
– Нет. Велите подавать обед прямо сейчас, и не в трапезную, там слишком уж парадно. В кабинет! Там, за столиком, и усядемся. Ну?! Чего же вы ждёте? Исполнят приказ!
– Слушаюсь и повинуюсь, мой господин.
Уселись. Баурджин – развалясь, откинувшись на спинку дивана, Чу Янь – на самом краюшке кресла.
Вошедшие слуги – шестеро молодцов – вынесли серебряные подносы с пищей. Князь наклонился к управителю:
– Вон тот краснощёкий молодец, с кувшином… Как его зовут, забыл?
– Суань Лэ, господин.
– Молодец, Чу Янь! Хорошо, что вы помните по именам всех слуг.
Мажордом польщённо улыбнулся:
– Это моя работа, господин.
– Ну, Суань Лэ, – пряча улыбку, Баурджин перевёл взгляд на слугу. – Докладывай, чему ты и твои сотоварищи научились?
– Стрелять из лука, мой господин! И ещё – немного владеть саблей. Десятник Ху Мэньцзань согласился позаниматься с нами.
– Вот и славно! И как успехи?
– Пока скромны, – Суань Лэ потупился и тот час же вскинул глаза. – Но мы стараемся, господин!
– Вот, правильно, старайтесь! Это вам не подносы таскать. Ну, что сказать? Идите, тренируйтесь.
– Но, господин, – замялся слуга. – У нас ещё семь перемен блюд.
– А вы тащите сразу всё, – со смехом махнул рукой князь. – Мы уж тут разберёмся, что в каком порядке кушать.
Молча поклонившись, слуги ушли за блюдами.
– Осмелюсь заметить, вы ломаете традиции, господин, – негромко произнёс мажордом.
– Так я ж и говорил, что намереваюсь их сломать. Это ведь, кажется, традиции сунцев, наших врагов?
– Ну… вообще-то – так, господин, – нехотя признал Чу Янь.
– Ладно, хватит о традициях – выпьем. Какое вино предпочитаете?
– Какое укажете, господин.
– Нет, давайте уж, не чинясь! Сами себе наливайте.
Мажордом оказался вовсе не дурак выпить, правда, почти совсем не хмелел, а лишь раскраснелся, да и говорить стал более свободно – что и надобно было князю.
– О школах? А что вы хотите узнать о школах, господин? О, эти школы… Это обучение… Да-да, бывает так, что учатся и дети бедняков – для этого лишь нужно отыскать богатого и влиятельного покровителя, какого-нибудь важного провинциального шэньши, или даже лучше – покровительницу, чаще всего ими становятся стареющие куртизанки. Да-да, так часто бывает! Я так на своей, к примеру, женился – и уже тридцать лет живём душа в душу! Да, так тоже бывает, и довольно часто. А бывает и совершенно наоборот. Знаете. Ещё бывает, в провинцию приходит разнарядка – направить нескольких юношей в обучение по курсу «способный подросток». И что тогда делать? Особенно, если такая бумага приходит, скажем, во время посевной или жатвы?
– Да, – лично разливая вино, усмехнулся наместник. – Что тогда делать? Ведь никто по доброй воле не отдаст хорошего работника.
– Конечно, не отдаст! – Чу Янь рассмеялся. – Я вижу, вы всё понимаете, господин. И тогда какой выход? А определить в учение какого-нибудь всем надоевшего глупца или лентяя, как провинциалы частенько и делают! Таким образом, лентяям – везёт. Если, правда, они не слишком тупы, хотя бывает всякое.
– Да, – Баурджин покачал головой. – Вот и этот крестьянский парень, которого вы мне предложили…
– Его предложил не я, господин. Школа!
– Впрочем, я и во втором пока не очень уверен, – князь отхлебнул из серебряного кубка, полюбовался, как играют на его гранях отблески горящих свечей. – Красиво как… Привозная вещь?
– Нет, наша. Работы мастера Кей Чжичи.
– Какай молодец этот мастер! – искренне восхитился нойон. – Право слово, молодец, вещица-то – ничуть не хуже сунских. А есть ещё такие мастера?
– Имеются, господин. И достаточно много.
– Вот это славно, славно, Чу Янь! – Баурджин расхохотался, и хотел было ещё что-то сказать, но в этот момент за дверями послышался шум. Кто-то что-то доказывал стоявшему на часах стражу.
– Что там такое, Чу Янь? Что, опять девочки пришли? Или – мальчики?
– Я пойду, погляжу, господин.
Быстро встав, мажордом скрылся за дверью.
– Беда, господин! – вернувшись, доложил он. – Недалеко от деревни Чэньбей ограблен торговый караван. Разбойники убили всех!
Глава 4ТИХОЕ СЛЕДСТВИЕОсень-зима 1216 г. Ицзин-Ай
Здесь, что ни шаг – бросаются в глаза