Глава 7ЧИНОВНИКИЗима – весна 1217 г. Ицзин-Ай
Моя душа, сановники и Бог,
Я не желаю быть растоптан вами,
Я вас казню вот этими руками,
Я буду беспощаден и жесток!
Фальшивый караван не тронули! Тут, как говорится, одно из двух – либо кто-то что-то прослышал, либо просто повезло, а точнее сказать – не повезло.
– Попробуем отправить ещё раз, – прощаясь с Инь Шаньзеем, громко промолвил нойон. – Не сейчас, дней через десять.
Жестом задержав следователя, он обмакнул в чернильницу перо и, приложив палец к губам, вывел на листке бумаги иероглиф «встретимся завтра у субургана Сюань Цзан».
Понятливо кивнув, судебный чиновник поклонился и вышел, а Баурджин откинулся на спинку кресла и вдруг неожиданно расхохотался. Ну надо же, в собственном дворце таиться приходится! Впрочем, не то плохо, что таиться, а то, что – неизвестно, от кого. Да и вообще, есть ли у здешних стен уши? Скорее всего, информация просочилась через кого-то из лжекараванщиков, вряд ли какие-то там разбойники имеют во дворце своего человека, не того полёта это птицы. Так что, наверное, и незачем здесь было секретничать, однако, не зря ведь говорится, что бережёного Бог бережёт. Вот и следовало поберечься, тем более в такой ситуации, когда в самом дворце в наместника стрелы мечут!
В этот день Баурджин работал не покладая рук почти до глубокой ночи. С Чу Янем ещё раз обсудили пропавшую артель ремонтников, припомнив самые незначительные приметы, для чего пришлось опросить почти всех стражников внутренних покоев. Покончив с этим, князь вызвал к себе Фаня – тот как раз закончил составление списка чиновников, коих имел сомнительное удовольствие затронуть в своих изысканиях. Таковых набралось восемь, как пояснил секретарь – наиболее важных: начальники отделов, их заместители, главные секретари.
– Восемь? – не поверил нойон. – А вторых секретарей ты указывал?
Фань хохотнул:
– Нет, господин, до такой мелочи не опускался. Да и чего им бояться? Воровать в крупных размерах им никто не даст, так, быть может, шакалят по мелочи. Думаю, вряд ли у них есть повод для убийства.
– И тем не менее – укажи и вторых секретарей тоже, – нахмурил брови князь. – Знаешь, это нам кажутся мелкими дела и заботы мелких людей. Они-то сами о себе и своих проблемах, наверное, совсем другого мнения. Какое жалованье имеет второй секретарь не самого главного ведомства, скажем, из отдела общественных амбаров?
– Молодой – примерно две связки цяней, нормальные, полновесные связки, в месяц, – не задумываясь, отозвался Фань. – Кто уже проработал год, два, три – побольше, связок пять.
– То есть пять тысяч монет, – уточнил Баурджин. – Чтобы сносно питаться, хватит и пятнадцать «цяней» в день.
Секретарь округлили глаза, и князь улыбнулся:
– Хорошо – двадцать. То есть что же, выходит на своё жалованье второй секретарь со стажем может только-только прожить сам. А семья?
– А – молодой? – в тон нойону отозвался Фань. – Ему-то своего жалованья едва на десять дней хватит – вы это совершенно точно подметили, господин наместник.
– Значит, мы его прямо толкаем – иди, вымогай мзду! – решительно подвёл итог князь. – Ничего себе положеньице! Хоть сейчас проводи закон о повышении жалованья вторым секретарям.
– Да, господин, – юноша задумчиво покусал губу. – Повышать, конечно, надо. Только очень осторожно – это может вызвать зависть вышестоящих начальников. Как? – скажут – каким-то вторым секретарям повысили, а нам – нет? Я понимаю, господин, вы хотите сказать, что у них и без того вполне прилично выходит, но ведь в данном случае дело не в этом. Где справедливость? – непременно спросят начальники, и будут правы. Придётся и им тоже повышать, путь даже немного – однако, где взять такую прорву денег?
Баурджин скорбно покачал головой:
– Вот именно, Фань, вот именно! Где взять? Ну, мы с тобой эту тему как-то уже обсуждали. Ты ещё предлагал узаконить взятки в некоторых ведомствах – чтоб и городская казна имела от всего этого хоть какой-то доход.
– Я предлагал? – удивлённо заморгал секретарь. – Что-то не помню… Ой, прошу извинить за дерзость, господин наместник.
– Ничего, ничего, – Баурджин хлопнул юношу по плечу. Да так, что тот едва не слетел с кресла, бедняга – слишком уж субтильное существо! Кстати… Надо бы и его проверить, и Чу Яня – чем чёрт не шутит? Так, списки дополнил?
– Да, господин.
– Давай сюда. Кстати, завтра можешь отдохнуть до обеда – не понадобишься.
– Отдохнуть?! – секретарь хлопнул ресницами, как показалось князю – обиженно. – Но я вовсе не устаю от дел, господин! И… и назавтра у меня намечено очень много, как и на любой другой день.
– Да ты вообще-то хоть когда-нибудь отдыхаешь? – князь хохотнул и тут же махнул рукою. – Впрочем, ладно, делай, как знаешь. Если много дел, так приходи, как всегда. Только прошу – будь осторожен!
– Будешь тут осторожным, как же! – посетовал Фань. – Когда во дворце даже герань – и та мечет стрелы. Я бы, кстати, допросил рабочих, ну, тех, что меняли здесь дымоходы.
– Допросим и без тебя, – нервно усмехнулся нойон. – Вот только поймаем сначала.
– Сбежали всё-таки? – юноша зябко поёжился. – Я так и думал, что убегут. Не думаю, чтоб это именно им я пришёлся не по нраву.
– Уж конечно не им. Чиновникам, полагаю.
Отправив секретаря домой, Баурджин наскоро перекусил и, погруженный в думы, отправился в опочивальню.
Целую ночь по крыше неутомимо стучал дождь, и князь чувствовал – это было хорошим знаком, дожди здесь шли редко. А утро выдалось солнечное, тёплое, с голубым, чисто вымытым небом, реденькими ослепительно-белыми облаками и радостным пением птиц.
Накинув на плечи серый плащ из грубой мешковины, Баурджин покинул дворец чёрным ходом и, повернув от рынка направо, быстрым шагом направился к видневшимся вдалеке башням буддистского храма. Его сопровождали два воина из числа тех, что пришли из монгольских степей – им нойон мог вполне доверять.
По пути попадался самый разный люд – приехавшие на рынок крестьяне, ведущие под уздцы запряжённых в возы волов, подмастерья, мелкие торговцы, ходко везущие небольшие тележки с нехитрым товаром – посудой, игрушками, украшениями из цветного стекла. Чем ближе к окраине, тем ниже становились дома, крытые зелёной черепицей особняки сменялись глинобитными хижинами. Маленькие, с камышовыми или соломенными крышами, они образовывали целые кварталы, лишь на пересечении узеньких улочек важно скрипели широкими воротами многочисленные постоялые дворы и харчевни. Ицзин-Ай располагался на Великом шёлковом пути – и полгорода, а то и две третьих, кормилось именно с этого. Кто-то занимался транзитной торговлей, кто-то и сам организовывал и водил караваны на запад, в Турфан и Хорезм, или на юго-восток, в Южную империю Сун, славившуюся своим шёлком, фарфором и чаем. Многие же из народа попроще оказывали заезжим караванщикам услуги самого разного вида – являлись контрагентами, предоставляли кров, пищу, девочек. Пожалуй, можно даже сказать, практически каждый из горожан, так или иначе, соприкасался с международной торговлей, что составляло важный источник доходов городской казны. Таким образом, в зверском уничтожении караванов объективно не был заинтересован никто! Транзитная торговля – одна из житниц, постоянно приносящая городу верный – и немалый – доход. Кому же было выгодно убивать караванщиков? Наверное, стоило поискать какую-нибудь внегородскую силу, из числа торговых конкурентов. Вот хоть тот же Турфан или Нинся. Заинтересованы они в обеднении Ицзин-Ай? Если хорошенько подумать, то – да. Сейчас город владел – прямо или с косвенным участием в частных компаниях – множеством ямских станций от Нинся до Турфана, а такие станции – выгодное дело, никому объяснять не надо. Захиреет Ицзин-Ай – он же Гаочан, он же Хочжоу – кто приберёт к рукам дорогу и станции? Нинся. Или Турфан. Кто-то из них. Да, на месте убийства караванщиков нашли сунские стрелы. И раны – от клевца – любимого орудия Южно-Китайской империи. А Нинся, между прочим, не принадлежит сунцам. Что же, это работа северного, чжурчжэньского, Китая – «Золотой» империи Цзинь? Вряд ли, у них сейчас хватает проблем с туменами Мухули, да и сам Чингисхан лишь недавно вернулся из цзиньского похода. Нет, вряд ли это Цзинь. А, может, это тангутский император Цзунь Сян мутит воду? Да, на словах он предан Чингисхану – верный вассал, но, кто знает, что там на деле? Цзунь Сяну явно не могло понравиться назначение монгольского наместника в Ицзин-Ай – один из важнейших городов распадающегося тангусткого государства Си-Ся. Хотя, вообще-то, у тангутов хватало проблем и без того. Ну, что гадать? Нужно выяснить.
Подойдя к монастырю, расположенному в юго-западной части города, Баурджин обернулся и, приказав сопровождающим его воинам ожидать у входа, вместе с толпой паломников вошёл во внутренний двор.
Субурган Сюань Цзань, воздвигнутый в честь именитого путешественника, князь углядел сразу – памятную пирамиду, украшенную хрустальноглазыми глиняными статуями бодхисатв. Подошёл, поклонился, якобы шепча молитвы, на самом же деле – внимательно осматривался вокруг. Паломники, монахи – кто-то молится, кто-то идёт по своим делам, кто-то смеётся и спорит, кто-то медитирует, усевшись, скрестив ноги, на землю, а кто-то – орёт, как резаный. Бардак!
– Рад вас видеть, господин на…
Баурджин резко обернулся:
– Здравствуйте, Инь Шаньзей. Называйте меня просто – князь.
Следователь приложил рук к сердцу:
– Да, господин.
– Вы выполнили моё поручение?
– Я принёс отчёт.
– Давайте!
Объёмистый бумажный свиток перекочевал в руки князя.
– Прочту, – шепнул Баурджин. – Что с нашим караваном?
– Отправляю завтра. У меня есть свой человек на постоялом дворе Шань Ю. Он распространит нужные слухи.