– Рассказал, рассказал, у меня записано, – подтвердил Инь Шаньзей. – Полагаю, он и впрямь нм здесь больше не надобен.
– Тогда прощайте! – парнишка поклонился и, выпрямившись, прищурил левый глаз. – Господин наместник, вы, кажется, говорили о какой-то награде?
– Ха! – усмехнулся князь. – Говорил. И ты её получишь!
– На связку няней!
– Господин, – не выдержал следователь. – Позвольте мне поручить Чжану ударить его палкой! Или нет, я даже сам ударю – чего же ещё сделать за подобную наглость! – он обернулся к подростку. – Ну, куда тебе целая связка, чучело? Это же тысяча цяней! В твоём кругу за этакое богатство запросто головёнку оттяпают!
– Авось не оттяпают, – Кижи-Чинай упрямо мотнул головой. Пышные волосы его качнулись, словно лошадиная грива.
– Эй, эй! – следователь поспешно отогнал коня в сторону. – Только не стряхни на нас вшей!
– Вшей у меня нет, – обиженно возразил парень. – Я голову часто мою – не люблю, когда волосы колтуном.
– Заодно и сам бы вымылся, – Баурджин неожиданно засмеялся: торчащая из выреза халата шея Кижи-Чиная была настолько грязной, что казалась вымазанной ваксой. Похоже, этот парень обычно мыл голову, не снимая халата.
– Так как насчёт награды? – снова напомнил гаврош.
– Ближе к обеду подойди во дворец, с чёрного хода. – Баурджин швырнул пареньку маленькую медную пайцзу с изображением сокола. – Отдашь стражнику, он проведёт тебя к секретарю.
– К секретарю! – обуянный несказанной радостью, Кижи-Чинай пал ниц под копытами коня нойона. – Благодарю! Благодарю вас от всей души, господин наместник! У вас поистине доброе сердце, это счастье для подданных – иметь такого повелителя! Прощайте же, и да сопутствует вам удача!
– Хорошо говорит, собака! – поворачивая коня, восхитился князь. – Не слишком ли хорошо для обычного оборванца?
– Вы тоже заметили? – нагнав Баурджина, следователь испросил разрешения ехать рядом. – Видите ли, господин наместник, ещё лет пять назад Кижи-Чинай вовсе не был бесприютным бродягой, а жил за городом, на одной из ямских станций у какого-то, по его словам, очень хорошего и доброго человека. Их там, собственно, трое жило, как он рассказывал. Сей ямской доброхот купил их у какого-то проезжего работорговца, причём выбирал таких, чтоб были с русыми волосами – приметно, не правда ли? Наверное, чтобы, если сбегут, так легче ловить.
– Да, приметно, – с усмешкой согласился князь. – Этакий лохмач. Хиппи волосатый.
– Э… Осмелюсь переспросить последнюю фразу, господин?
– Не берите в голову. Обычная монгольская поговорка.
– Ну, так вот, – продолжал Инь Шаньзей. – На ямской станции Кижи-Чинай прожил, наверное, с полгода или того меньше, затем доброхот неожиданно умер, ну, а парни пошли по миру, поначалу вместе, а потом и разошлись пути-дорожки.
– Поди ж ты, – подивился князь. – Интересная история.
– Чуть ли не клещами пришлось вытягивать, – следователь качнул головой. – Очень уж он скрытный, этот Кижи-Чинай. Я его как-то во время облавы выцепил, в прошлом году ещё. Устроил в одну подозрительную корчму – он оттуда сбёг через какое-то время. За город куда-то подался, в шайку.
Баурджин молча кивнул – уж про шайку-то было ему хорошо ведомо.
– А тут вот, по осени, снова его на рынке встретил – жалкого, рваного, грязного, – вспоминая, улыбнулся Инь Шаньзей. – Он меня тоже узнал, обрадовался, помочь попросил. А я ему – я ведь тебе уже когда-то помог, а ты что сделал? Сбежал! Хозяин корчмы, видите ли, к нему пристал – переспать с ним заставлял. Ну и переспал бы, не велик барин! Ишь, аристократа из себя строит. Хотел я на него плюнуть, да думаю, ладно – раз уж этот парень сам помощи попросил, нечего его отваживать. Хитрыми путями устроил его на постоялый двор к Шань Ю, скотником. И вот что скажу – пока об этом не пожалел!
– Скотником? – переспросил Баурджин. – То-то я и смотрю – от него навозом так и несёт!
– Так он ведь и не моется-то почти никогда, – следователь хохотнул. – Даже летом в реку не окунётся. Но голову, правда, моет. Там, у этих убитых парней, татуировки – Кижи-Чинай клянётся, что точно такие же были и на постояльцах, а уж в этом ему можно верить.
– Да они это, они, – расслабленно махнул рукой князь. – Вот и Керачу-джэвэ, начальник моей стражи, их опознал, и многие воины. – Теперь бы установить, кто их убил? А уж зачем убил – думаю, ясно.
– Ну, не скажите, – возразил следователь. – Могли и просто – с целью ограбления. Места здесь лихие. Подкрались к спящим, сломали шею караульщику, деньги и иные ценности – себе, а трупы – в реку. Вполне могло и так быть.
– Да, могло, – Баурджин согласился. – Только плохо, если всё так и было. Никаких концов тогда не найдём.
– Ничего, господин наместник. Мы их, с вашего разрешения, во дворце поищем. Ещё раз тщательно проверим всех. Включая вашу личную гвардию!
– Этих?! – нойон кивнул на сопровождавших его монголов. – Вот уж на них я вполне могу положиться. И тангутский язык-то мало кто из этих воинов понимает, разве только десятники. Впрочем, проверяйте, Инь. Раз нужно для дела.
Сверху, с обрыва, бегом спустился Чжан:
– Нашли место, где они ночевали, господин!
– Отлично! – Баурджин потёр руки. – Ну, поедем, взглянем.
Корявая сосна с толстыми узловатыми ветками, поодаль, над самым обрывом, ещё одна. Обглоданные кости, кострище – ещё была тёплой зола.
– Двое спали здесь, – Чжан показал рукой на место возле кострища. – Видите, прошлогодняя трава примята. Один – там, у сосны, где ветки, четвёртый сидел у костра, напротив костра, караулил. Ему и свернули шею. Отвлёкся, дурачок, зашивал дорожную суму. Вот, – помощник следователя почтительно протянул князю рваную холщовую сумку, кое-как заштопанную зелёной шёлковой ниткой. – Такая же, как и в иголке, найденной у одного из парней.
На обед Баурджин поехал к Турчинай, отвлечься. Вдова встретила его поцелуями и сетованиями – мол, куда подевался и почему так долго не приходил? Князь не стал рассказывать ничего – не для того приехал – лишь сослался на многочисленные неотложные дела.
– Дела, дела, – женщина покачала головой. – Может, мы лучше выпьем прекрасного розового вина?
– Выпьем, – с улыбкой согласился нойон. – За тем к тебе и приехал.
Турчинай засмеялась, шутливо погрозив гостю пальцем:
– Ах вот, милый князь, зачем ты явился?
– Пью за цвет твоих глаз! – Баурджин поднял наполненный вином кубок. – Цвет осеннего неба. И за твой запах – дурманящий запах жасмина!
Вдова рассмеялась, и оба выпили. Расторопные слуги, скользившие за спиною неслышными преданными тенями, тут же налили ещё.
– Хорошее вино, – похвалил наместник. – Признаться, я сегодня чертовски замёрз.
Турчинай в деланом ужасе округлила глаза:
– Что, во дворце не хватает дров?
– Да есть ещё, – махнул рукой князь. – Просто с раннего утра ездил проверять загородные дороги.
– Сам? Лично?! – хозяйка удивлённо вскинула брови. – Но разве это дело правителя? А как же смотритель дорог?
– Вот его и проверял, – Баурджин недобро прищурился и тут же помотал головой, словно бы отгоняя неприятные мысли. В конце концов, он пришёл сюда расслабиться, а не советоваться.
Князь снова поднял бокал:
– За твою бесподобную красоту, милая Турчинай!
Женщина улыбнулась и, пригубив вино, жестом пригласила гостя к себе на диван, обтянутый скрипучим зелёным шёлком. Баурджин не протестовал, уселся вплотную, чувствуя через тонкий халат томное тепло женского тела:
– Как там сад? Не прибавилось новых цветов?
– От тебя пахнет песком, пылью и конским потом, князь, – с улыбкой промолвила Турчинай. – Идём-ка!
– Куда, в сад? – быстро поднялся Баурджин.
Вдова лишь улыбнулась:
– Увидишь.
Они прошли через длинную, плохо освещённую залу, явно требующую хотя бы самого небольшого ремонта, затем свернули на галерею и, пройдя по ней, оказались в большой жарко натопленной комнате с квадратным бассейном посередине. Тёплая вода бассейна была усеяна лепестками роз.
– Я собралась наслаждаться здесь тишиной и негой, – улыбнувшись, Турчинай быстро скинула халат и, обнажённая, спустилась в бассейн по широкими мраморным ступенькам. Зайдя в воду по пояс, обернулась:
– Теперь мы будем наслаждаться вместе. Иди!
Баурджин не заставил себя упрашивать дважды и, живо освободившись от одежды, погрузился в благоуханные воды. Приблизившись, обхватил тонкий стан женщины, обнял, притягивая к себе.
– О, мой князь! – закатывая глаза, томно прошептала та. – Как же я ждала тебя! Как ждала…
От пылкой страсти сплетённых в любовной истоме тел в бассейне поднялись волны, и розовые пахучие лепестки прилипали к коже.
Потом Турчинай позвала служанок – явились те самые девушки, танцовщицы, только теперь их было не девять, а восемь. На бёдрах обнажённых девушек покачивались узкие шёлковые пояса, в сосках томно позвякивали серебряные колокольчики.
– Сейчас они сделают нам массаж, – поцеловав гостя, прошептала Турчинай. – Тебя и мне…
Спустившись в бассейн, девушки плотно обступили князя, а потом… потом произошло то, что и в прошлый раз, разве что Турчинай стонала от женских ласк куда громче. Впрочем, может быть, это просто показалось князю.
К вечеру они, наконец, выбрались из воды, и девушки принялись вытирать тела хозяйки и гостя мягкими шёлковыми полотенцами. Князь улёгся навзничь на невысоком ложе, по соседству с хозяйкой, и девушки принялись делать обоим массаж, растирая распаренную кожу пахучим розовым маслом.
От тепла, от нежности и неги Баурджин задремал, а когда проснулся, девушек уже не было – лишь одна Турчинай зачем-то перебирала его одежду.
– Милая, – позвал нойон.
Женщина вздрогнула, оглянулась… и широкая улыбка заиграла на губах её:
– Я хотела сделать тебе подарок, князь. Такой, чтоб ты мог его носить… чтоб подходил к одежде.
– Чтоб подходил к одежде? – с хохотом переспросил Баурджин. – Ты рассуждаешь ну в точности как мой секретарь Фань!