– Придумала! – Турчинай громко всплеснула в ладоши и, сняв со среднего пальца перстень с желтоватым камнем, протянула его наместнику. – Вот, возьми. Пусть будет на память.
– А мы что, уже расстаёмся? – усмехнулся нойон.
– Нет. Но жизнь так переменчива.
– Даже не знаю… – Баурджин рассматривал перстень с необходимой долей почтительности и восхищения. – Не знаю, что тебе подарить в ответ?
Вдова расхохоталась:
– Да всё, что угодно, мой князь! Любую безделицу – лишь бы напоминала о тебе.
Перстень был красив, очень красив, и не столь дорог, сколь изящен – витой, серебряный, с тёмно-жёлтым матово-мерцающим камнем, именуемым «Глаз тигра». Приятная вещь. Вот только как её носить? Пальцы у князя вовсе не столь изящны, как пальчики молодой обворожительной женщины.
– Надену на шею, на цепочку, – быстро нашёлся князь. – Пусть это будет мой второй талисман. Серебряная стрела и жёлтый тигриный глаз.
– Фу, фу! – смеясь, вдова замахала руками. – Не очень-то хорошая сочетание, мой дорогой.
– А я подарю тебе… подарю тебе частицу самого себя! – не переставая любоваться перстнем, загадочно произнёс Баурджин.
Турчинай заинтересованно вскинула брови:
– Как это?
– Увидишь! Я пришлю свой подарок чуть позже. Впрочем, нет – явлюсь и вручу сам. Если ты, конечно, не против.
– О, мой князь!
Обняв гостя за плечи, Турчинай наградила его долгим пленительным поцелуем. Внизу, во дворе слышались чьи-то шаги и крики. И доносился запах какого-то аппетитного варева.
– Всё кормишь мальчиков? – вспомнил о благотворительности вдовы Баурджин.
– Бедных несчастных бедолаг, – со вздохом отозвалась Турчинай. – Кто, кроме меня, накормит их хоть иногда?
Нойон обнял женщину за плечи:
– У тебя доброе сердце, милая.
– Я знаю, – тихо отозвалась вдова. – Только, к сожалению, моё доброе сердце не приносит мне никаких доходов.
Баурджин закусил губу, подумав вдруг, что неплохо было бы дать Турчинай хотя бы несколько связок денег – на благотворительность. Так ведь и дать! Вместе с подарком!
Внизу, во дворе, такое впечатление – уже ругались. А вот кому-то отвесили хорошую, звонкую такую, затрещину!
– Интересно! – князь не сдержал смех. – Что там, рис делят?
– Пойду, гляну! – вскочив на ноги, вдова выбежала на галерею.
В раздвинутые двери ворвался свежий воздух, ещё сильнее запахло какой-то вкуснятиной, голоса внизу стали громче.
– Ну? – поплотней запахнув халат, Баурджин вышел следом. – Что тут такое?
– Это и я хотела бы знать! – недовольно покусав губу, Турчинай окликнула слугу. – Эй, Чань, что там?
– Двое голодранцев отказываются от омовения, госпожа!
– Отказываются от омовения? – вдова зло прищурилась – и нежное лицо её вдруг исказилось в отвратительнейшей гримасе. – Так гоните в шею! А, впрочем, нет. Вымойте их сами, а потом – пусть едят, сколько влезет.
– Какая трогательная забота о чистоте! – пошутил нойон.
– Ты здесь?! – Турчинай оглянулась, злобно сверкнув глазами… Но тут же решительно уняла злость. – Чистота – первое дело. Ты знаешь, я очень боюсь всяких заразных болезней.
– Да уж, – кивнул Баурджин. – Неприятная штука эти самые болезни. Я бы даже сказал – смертельная.
Князь покинул вдову в задумчивости – как-то не вязались её слова о «несчастных мальчиках» с «голодранцами». Похоже, ей не очень-то и приятно кормить весь этот нищий сброд. Чего ж тогда кормит? Вероятно, какой-нибудь обет! Или обязательство, данное покойному мужу. В таком случае, следует признать, Турчинай исполняет его свято.
Ввиду отсутствия времени – слишком уж много неотложных дел навалилось в последнее время – князь вернувшись во дворец ещё засветло. Чу Янь с Фанем, важно расхаживая по приёмной зале, собирали листки с расставленных рядами столов – Баурджин чуть было не подумал – парт.
– А мы уже провели конкурс на должность смотрителя загородных дорог! – приветствовав Баурджина поклоном, похвастал Фань. – Завтра утром проверим, и уже будет ясно, кто победил.
– И кого мы только ни допустили к этому конкурсу, господин! – покачав головой, посетовал мажордом. – Можно сказать – всякого! Как вы и велели, господин князь.
– И это хорошо, что всякого! – оживлённо произнёс секретарь. – Так мы, несомненно, выберем самого умного, знающего и компетентного.
– Так-то оно так, – продолжал ворчать Чу Янь. – Да только сможет ли этот «умный и компетентный» хорошо управлять людьми?
– Конечно, сможет! – секретарь обиженно насупился. – Ведь в заданиях были вопросы и по управлению. Я ж сам составлял!
– Ладно, ладно, спорщики, – урезонил обоих нойон. – Завтра поглядим на вашего избранника.
Фань хлопнул ресницами:
– Осмелюсь напомнить, господин. Не на нашего избранника, а на избранника истины!
– Ай, как хорошо сказал! – насмешливо-одобрительно прищёлкнул языком наместник. – Что, на сегодня уже всё закончили?
– Всё, господин.
Князь махнул рукой:
– Тогда свободны до завтра. Да, этого ворюгу-дорожника, Дакай Ши, не забыли арестовать?
– Дакай Ши дожидается суда в тюрьме, господин наместник! – браво отрапортовал Фань.
– А…
– У его недвижимого имущества выставлено судебное охранение. Не беспокойтесь, господин, вор и казнокрад не избегнет возмездия.
– Вот то-то и хорошо, что не избегнет, – задумчиво протянул Баурджин. – И пусть все тотчас же об этом узнают! В первую очередь, я имею в виду чиновников, а потом уж всех остальных.
– Доброй ночи, господин!
– Доброй ночи, Чу Янь. Доброй ночи, Фань. Кстати, ты не забыл? Завтра мы с тобой отправляемся смотреть выставку!
– Нет, не забыл, господин наместник! – просиял секретарь.
А старый мажордом Чу Янь спрятал улыбку:
– Я распоряжусь насчёт почётного сопровождения, господин!
Нойон поморщился:
– А что, без сопровождения никак нельзя?
– Просто невозможно, мой господин! – Чу Янь приложил руки к сердцу и низко поклонился наместнику.
Просто так, из чистого интереса, просмотрев пару конкурсных работ, Баурджин уже собрался идти в опочивальню, как вдруг в кабинет, испросив разрешения, заглянул секретарь.
– Фань? – удивился нойон. – Ты ещё не ушёл?
– Нет, господин наместник. Хочу доложить… я не мог при посторонних…
– Ну-ну? Что там у тебя?
– За мной целый день ходили двое! Рожи смуглые, узкоглазые, разбойничьи. Вы сказали, докладывать обо всех подозрительных, господин.
– Смуглые, говоришь, – Баурджин усмехнулся. – Молодец, что доложил. Я разберусь. Всё у тебя?
– Ещё кое-что… – юноша замялся. – Тут вот… несколько человек, из числа весьма уважаемых городских обывателей, хотят устроить в городе тангутские школы…
– Тангутские школы? – почесал бородку князь. – А какие же они сейчас?
– По образцу Южной империи, господин.
– Но Ицзин-Ай – город тангутов, значит, и школы в нём должны быть тангусткие! – Баурджин решительно взмахнул рукою. – Пусть будут! Пусть учат тангутскому языку, литературе, истории… Но не забывают и о математике, юриспруденции, географии и прочих науках. Найдутся учителя?
– О, да, господин наместник! – секретарь поклонился настолько глубоко, как никогда прежде не кланялся. – Весьма влиятельные люди будут вам очень благодарны, государь!
Государь? Баурджин прикрыл глаза. Вот и Фань назвал его государем, а не временщиком-наместником. Если так и дальше пойдёт – скоро можно будет перевозить семью. Интересно, как там дела у Чингисхана? Назначил ли он своим наследником Угедея? Если назначил – ничего лучше и не придумаешь, если же нет… Тогда всё зависит от того – кто этим наследником будет.
– Влиятельные люди будут мне благодарны? – удивлённо переспросил нойон. – За что? За тангутские школы? А что, раньше таковых не было?
Секретарь снова поклонился:
– Все школы устраивались по классическим образцам, господин… Могу я спросить? – карие глаза секретаря блеснули и быстро погасли – Фань поспешно опустил веки.
– Спроси, попробуй, – милостиво кивнул князь.
– Вы… тангут, господин наместник?
Баурджин расхохотался:
– Наверное, я тебя огорчу, но – нет. Я из рода найманов.
– Найманские князья часто находили прибежище у нас, – удовлетворённо кивнул Фань. – Сказать честно, я полагал, что монгольский ставленник.
Секретарь вдруг замолк, словно бы опомнился.
– Что ты хотел сказать? – поднял глаза Баурджин.
– Так, ничего… С вашего разрешения, я пойду, пожалуй?
Наместник пожал плечами:
– Иди. Я ведь тебя не держу.
– Прощайте, государь, – юноша поклонился. – Доброй вам ночи.
– И тебе того же.
Странный он парень, этот Фань. После ухода секретаря Баурджин в задумчивости прошёлся по кабинету. Из-за каких-то школ переживает, волнуется… и, кажется, ему совсем не по душе кочевники-монголы. А вот он, Баурджин-нойон, наместник Великого монгольского хана – по душе! Как говорят учёнейшие шэньши – прямо парадокс какой-то!
Покачав головой, князь позвал часового:
– Кто начальник смены?
– Десятник Ху Мэньцзань, господин наместник!
– А ну-ка покличь его! А заодно – пусть позовут начальника моей монгольской стражи.
Пригласив обоих, Баурджин поменял охранявших секретаря воинов – монголов на местных.
– Это не в обиду, – успокоил он Керачу-джэвэ. – Просто твои люди слишком уж примелькались. Потом, через десять дней, снова поменяетесь.
– Но сегодня уже не успеть, князь!
– А я не приказываю сегодня. Завтра!
Завтра снова выдался прекрасный денег, солнечный и погожий. Во дворце Дракона – большом, ещё совсем недавно – полуразрушенном – здании на восточной окраине города, с утра толпился народ – высокородные аристократы, влиятельные чиновники, служивый люд рангом пониже. Ну и, конечно, богема – писатели, поэты, художники. Вот кого Баурджин давно уже хотел пригласить во дворец, устроив грандиозный приём, но, пока вот некогда было. И всё же, всё же необходимо выделить на них время, ведь все эти люди – душа нации!