Нойон даже не сразу узнал девушку, настолько та изменилась! Куда только делась обычная приниженность наложницы?! Куда пропал томный взгляд, грациозные кошачьи движенья, покорная и мягкая улыбка? Совсем другой человек стоял сейчас перед князем, если судить по внешнему виду. Совсем другая Сиань – уверенная в себе, строгая, с пронзительным взглядом чуть прищуренных глаз. Да и одета девушка была соответственно рангу – светло-зелёный, наглухо застегивающийся халат с узким шёлковым поясом, чёрная шапочка шэньши, на ногах – остроносые, испачканные глиной, сапожки. На плече – дорожная сумка из плотной ткани.
– Не смотрите на мою обувь, господин наместник, – перехватив взгляд нойона, улыбнулась Сиань Цо. – Дорожная грязь врезается намертво. Легче сменить сапоги, чем отчистить.
Князь поднял глаза:
– О, да ты прямо со стройки?! То есть я хотел сказать – с дороги.
– Да, оттуда, – устало кивнула девушка.
– Да ты садись, садись, Сиань, – поспешно предложил Баурджин. – Не стой, в ногах правды нет.
Благодарно кивнув, новоиспечённая чиновница, прежде чем сесть, вытащила из дорожной сумы несколько бумажных листков:
– Здесь списки людей, которых нужно немедленно отстранить от дел, – резко сказала она. – А лучше бы – и казнить самой страшной казнью!
– Казнить? – Баурджин с любопытством просмотрел список.
Дорожные мастера, подрядчики, даже землекопы…
– Это что, с одного только участка? – ужаснулся князь.
– Да, господин. И на других тоже картина не лучше. Думаю, если наказать этих – остальные будут куда осторожней.
Князь покачал головой:
– Постой, постой, Сиань! Так мы вообще без дорожников останемся, если сразу всех казнить. А воспитательную работу ты среди них провела?
– Какую работу? – не поняла девушка.
– Обычную. Ты им разъяснила ответственность, предупредила?
– Да что их предупреждать, господин! – не выдержав, бывшая наложница вскочила с кресла. – Там же гад на гаде! Казнить, только казнить, и самой лютой казнью.
– Да погоди ты казнить, – досадливо отмахнулся нойон. – Казнить – невелика хитрость. Ну, может, некоторых и казнить, самых отпетых. А с большинством-то работать надо, перевоспитывать!
– Перевоспитывать?!
– А ты как думала, душа моя?! С людьми работать – не только кнутом махать, нужен ещё и пряник. – Баурджин заглянул в список. – Вижу, среди работников много рабов…
– Да, – подтвердила Сиань. – Это преступники, осуждённые за разного рода мелкие прегрешения.
– Рабы не могут работать хорошо…
– Они и не работают!
– Значит, надо установить для них систему стимулов. Понимаешь, о чём я?
– Нет, – честно призналась девушка.
– Устроить так, чтоб от производительности труда и качества выполненной работы зависела вся их жизнь, и даже – будущее. Это не только рабов касается, но и всех остальных.
Юная начальница с удивлением покачала головой:
– Интересная идея, господин наместник. Стоит попробовать.
– Стоит её применить! Ну и разработать для начала – вот этим и займись, потом принесёшь мне на подпись.
– Хорошо, господин… А дорогами кто в это время заниматься будет?
– Ты, душа моя! – рассмеялся князь. – И тем, и другим займёшься, а, если понадобится, ещё и третьим. Что глазами хлопаешь? Думала – в сказку попала?!
– Думала, буду только обеспечивать надёжность и сроки, – честно призналась Сиань. – А тут вон ещё сколько всего!
– А уж взялась за гуж… Никто тебя, кстати, не гнал. Что, уже и на попятный?
– Нет, что вы, господин, – девушка упрямо покачала головой. – Я всё сделаю… Я их заставлю пере… перевоспитаться! И клянусь всему богами – дороги, выстроенные и отремонтированные под моим приглядом, будут стоять века!
– Вот это другой разговор! – искренне похвалил Баурджин. – А то заладила – казнить, казнить… Ничего не скажу, дорожное дело ты туго знаешь – теперь давай учись работать с людьми!
– Научусь, господин, – встав, девушка поклонилась.
– Ты где сейчас поселилась, Сиань? – неожиданно спросил нойон.
– Сняла целый этаж доходного дома у северной пагоды, – с мягкой улыбкой отозвалась Сиань Цо. – Там так уютно – галерея, обширный двор с садом. Внизу харчевня – вкусно готовят и варят замечательное имбирное пиво.
– Имбирное пиво? – настороженно переспросил князь. – Хотелось бы напроситься к тебе в гости, Сиань!
Девушка опустила глаза.
– Я и сама хотела пригласить… Но не осмеливалась.
Баурджин громко расхохотался:
– Не осмеливалась? А зря! Вот сегодня вечером и зайду.
– Я буду очень ждать, господин, – Сиань Цо скромно опустила ресницы.
О, пиво в харчевне доходного дома близ северной пагоды оказалось чудесным! Князь явился туда инкогнито, в скромном платье чиновника невеликого ранга, подчернив бороду и усы. В ожидании смотрительницы дорог, заказал лапши с жареной рыбой и пива. Чудесное, чудесное здесь оказалось пиво – густое, тягучее, жёлто-коричневое, словно янтарь. Имбирное!
– Вы всегда имбиря столько кладёте? – поинтересовался князь у хозяина – невысокого седобородого старичка, звали его, кажется, Ань Гань или что-то в этом роде.
– Вам не понравилось, господин? – старичок в ужасе закатил глаза.
– О, нет, наоборот – хочу заказать ещё пару кружек. Где-нибудь ещё варят имбирное?
– Да много где, – огорошил трактирщик. – Но, смею заверить, у меня – самое вкусное! Даже монахи из монастыря хвалят, а уж те выпивохи известные!
– Монахи? – Баурджин хмыкнул. – Им бы молиться, а не пиво хлестать.
– А они говорят – одно другому не мешает. Есть там несколько человек – особенных ценителей, так они на все свои праздники у меня пиво заказывают. Варю – чего там.
Князь растянул губы в улыбке:
– И мне ваше пиво очень, очень понравилось! Прекрасный, просто великолепный напиток.
– Спасибо за добрые слова, господин, – поклонился хозяин харчевни.
Коротая время за кружечкой пенного напитка, Баурджин не забывал внимательно посматривать по сторонам и в распахнутые настежь двери – хотелось самому первым заметить Сиань Цо и выйти ей навстречу. В харчевне постепенно становилось всё больше народу – все заходили люди солидные, степенные: торговцы, владельцы мастерских, подрядчики. Баурджин краем уха слышал их разговоры, не отмечая для себя лично ничего интересного. Вот зашли два монаха в оранжевых балахонах – одинаково бритоголовые, словно близнецы-братья – уселись в дальнем углу, дожидаясь, пока служитель принесёт долгожданное пиво. И в этот самый момент, сразу за монахами, в харчевню вошёл – нет, влетел! ворвался! – некий запыхавшийся субъект в халате с крупными заплатками на локтях. Запнулся за порог, растянулся во весь рост по полу, прямо под ногами служителя, несущего пиво монахам.
Служитель не удержал равновесия.
Полетели на пол увесистые глиняные кружки!
Бамм!!!
Ядерным взрывом разбросало по углам густую имбирную пену!
Незадачливый посетитель тут же вскочил на ноги… Господи! Свет ещё не видывал этакой смешной и глупой физиономии – круглое, чуть тронутое оспинами лицо с широким носом и щербатым ртом, дополняли красные оттопыренные уши и наивные, вылупившиеся на окружающих, глаза – типичное лицо этакого деревенского простофили, явившегося в город на заработки, но ничего не заработавшего, а лишь спустившего на городские соблазны последние, прихваченные с собой, деньги. А причёска, причёска-то! Раньше, ещё в хрущёвские времена, так стригли младших школьников и дошколят – лысая, почти наголо стриженая, башка, а на лбу – такая небольшая трогательная чёлочка.
Вскочив на ноги с самой глупейшей улыбкой, какую только можно было себе представить, простофиля поскользнулся на разбитом пиве и снова упал, да так неловко, что случайно зацепил локтем стоявшие на соседнем столе кружки – и те с грохотом повалились следом.
– Что?! Что это тут такое?! – подбежав, заволновался хозяин. – Эй, слуги, а ну держите его. Пусть заплатит за пиво и разбитые кружки!
– Я заплачу, заплачу, дядька! – ещё больше вылупив глаза, загундосил бедолага. – У меня ведь есть деньги – целых два цяня!
– Два цяня? – трактирщик Ань Гань воздел руки к небу. – Да одна кружка стоит четыре!
– А больше у меня нету.
Схватившись за край стола, лупоглазый попытался подняться… И конечно же опрокинул на себя стол со всем, что на нём было!
– О, Будда! Да видано ли где такое дело? – закричал хозяин корчмы. – Ты откуда ж такой взялся?
– Из деревни Фуньцзянь! – с гордостью отозвался простофиля. – Сейчас вот поднимусь и сполна расплачусь с тобой, дядька. Так и быть – отдам все свои деньги!
– Два цяня?!!!
– Так ведь нету больше! Ну, хочешь, ещё отдам пояс?
– Вот этот, верёвочный?
– Это добрая, крепкая верёвка, – похвалил лупоглазый. – У нас в деревне не один уж успел повеситься на этой верёвочке, пока я не прибрал её себе – чего ж добру пропадать? Теперь, трактирщик, уж, так и быть, она твоя!
– Можешь на ней тоже повеситься, – охотно съязвил кто-то. – За компанию с деревенскими.
– Сам вешайся на своей верёвке, лупоглазый! – рассвирепел Ань Гань. – А мне заплати за ущерб!
– Мы за него заплатим, старина! – утешил трактирщика какой-то высоченный мужик с длинной пегой бородой. – Вот тебе цяни. А он пусть нас повеселит – песню споёт какую-нибудь или стихи расскажет. Умеешь песни-то петь, парнище?
Бедолага важно кивнул:
– Умею! Ужас, как люблю даже. Только вот не дают.
А ведь он совсем ещё молодой, – отметил для себя Баурджин. Лет семнадцать-двадцать. Экая деревенщика! А ведь сейчас ещё и запоёт, пожалуй.
– Йи-и-и-эх! – набрав в грудь побольше воздуха, парень распахнул свой щербатый рот так широко, словно собрался проглотить всю харчевню вместе с находившимися в ней людьми. И затянул:
Слива в лесу опадала-а-а-а-а-а!
Баурджин – как и многие – поспешно заткнул уши: показалось, будто где-то рядом заорал что есть силы испуганный чем-то осёл.