Подняв саблю, Баурджин перепрыгнув через поверженного соперника, завернул за угол и… И остановился перед запертой дверью. Несколько секунд стоял, прислушиваясь, затем осторожно поискал задвижку. Нашёл, потянул на себя!
Дверь поддалась с неожиданной лёгкостью, да так, что едва не придавила князя. И в глаза тут же ударило солнце!
На миг прикрыв веки, Баурджин выбрался наружу и, привыкнув к солнечному свету, осмотрелся вокруг. Вне всяких сомнений, он находился в северной части монастыря – видны были городские ворота, сады и – совсем рядом – квартал доходных домов с харчевней дядюшки Ань Ганя. Довольно людная улица. Смеясь и переговариваясь, прохожие проходили мимо. Один – запыхавшийся – вдруг вынырнул неизвестно откуда, да, споткнувшись об какой-то корень, завалился прямо князю под ноги.
– Осторожнее, молодой человек! – тотчас признав в неуклюжем парне лупоглазого помощника следователя, усмехнулся нойон.
– Господин?! – Жэнь Сужень быстро поднялся, подобрал с земли уроненный арбалет – надо же, доверили! – и, отряхивая пыль, доложил, показывая рукой куда-то в сторону доходных домов. – Там он. К садам побежал! Я сейчас догоню.
И припустил в указанную сторону с довольно неожиданной скоростью!
Князь, впрочем, тоже не собирался изображать из себя спокойно прогуливающегося обывателя – рванул так, что быстро нагнал быстроногого Жэня! Спросил на бегу:
– Где?
– Да вон, – хрипло дыша, отозвался парень. – Плащ сбросил. У меня арбалет! Выстрелить?
Баурджин уже и сам увидал, наконец, беглеца – шагах в пятидесяти, уже у самых садов. А там ведь запросто может затеряться! О! А вот и наши бегут – Инь Шаньзей, Ху, воины…
– Не стреляй, не надо.
Чу Янь на бегу обернулся и, ухмыльнувшись, бросился к кустам. А ведь если в саду его поджидает коляска…
– Стреляй по ногам!
– Сейчас! – Жэнь Сужень остановился, поднял самострел, похвастался: – Я меткий!
Ввух!!! С шумом распрямился стальной арбалетный лук. Вылетела стрела… Беглец остановился, нелепо взмахнул руками и упал в дорожную пыль у самых кустов.
– Эхх, парень! – досадуя на себя – сам же ведь и приказал, хотя хорошо знал – кому, – Баурджин подбежал к упавшему, где почти сразу же оказались и все остальные преследователи.
– Наповал! – с усмешкой констатировал факт сотник. – А, Инь Шаньзей, метко стреляет твой парень!
– Метко? – следователь наклонился к трупу. – А ведь это чужая стрела! – Инь Шаньзей поднял глаза. – Нашу поищите в стволе во-он того дерева!
Глава 12СТРАННЫЙ НАКОНЕЧНИКВесна – лето 1217 г. Ицзин-Ай
Не будь со мною так сурова,
Остерегись произнести хоть слово.
Вопросы лишние из головы гоня,
Не спрашивай меня!
В Чу Яня стреляли с повозки, обычной неприметной двуколки, запряжённой парой гнедых. Инь Шаньзею удалось установить это уже гораздо позже, а тогда, непосредственно после убийства, люди наместника перетрясли все близлежащие кусты и деревья. Нашли забытую кем-то шапку да спугнули пару любовных парочек – вот и весь результат. Негусто, что и говорить. Да, ещё стрела – необычная, маленькая… Впрочем – мало ли таких?
Баурджин не отчаивался – он вообще не имел подобной привычки – да и, в конце концов, лёд тронулся! Хотя бы несколько лиходеев найдено, плохо, конечно, что мёртвыми, но и это совсем неплохой результат – кровавых нападений на караваны больше не было. Лжекупцов, кои, по мысли судебного следователя, должны были привлекать внимание разбойников, вернули к прежним своим занятиям в родное ведомство – кого секретным сотрудником, кого – в канцелярию, кого – соглядатаем, в наружку, ну а большинство, естественно – в силовое прикрытие. В связи с этим, кстати, Инь Шаньзей как-то взял с собой к наместнику своего помощника Чжана, довольно-таки убедительно обосновавшего необходимость и полезность возобновления рейсов – караван-то хоть был и подсадной, фальшивый, однако прибыль приносил самую что ни на есть реальную. Основная часть, само собой, оседала в карманах финансировавших предприятие купцов, но и судебному ведомству – точнее, сыскному отделу – процент капал немалый. А деньги там были нужны!
– Вообще-то, деньги всем нужны! – внимательно выслушав Чжана, с усмешкой заметил тогда князь. Но караван воссоздать разрешил.
Что и говорить – грозившее было полным провалом расследование после смерти Чу Яня получило новый импульс. Потянулись ниточки в Северный монастырь, к монахам, коих, к неудовольствию отца-настоятеля, тягали на допрос чуть ли не десятками; Кижи-Чинай, регулярно доносивший обо всех прегрешениях своего хозяина Шань Ю, наконец, вышел на тех, что убил ремонтников – по непроверенным пока сведениям ими оказались трое монахов; а неплохо показавший себя в деле Жэнь Сужень был досрочно представлен к должности второго секретаря, чем очень гордился и о чём сразу же отправил в родную деревню длинное и хвастливое письмо.
Холодный кан, остроумно использовавшийся покойным мажордомом в качестве подслушивающего устройства, наконец-то потеплел – его таки подсоединили к печке. По сути, почти не принимавший особого участия во всех произошедших событиях Фань по-прежнему добросовестно исполнял свои обязанности, работая ещё и за мажордома – пока выбирали достойного кандидата на эту непростую должность.
Кем всё ж таки был на самом деле убитый Чу Янь, и кто его убил? – вот вопросы, больше всего волновавшие Баурджина и Инь Шаньзея. Почему убили мажордома – в принципе, было ясно: старик допустил оплошность, выдав себя и монахов – за что и поплатился. Кому это нужно? Для ответа на это вопрос нужно было устанавливать все связи покойного управителя дворца, чем и занялся Инь Шаньзей со своими людьми, ну и ещё – Фань, в честности, порядочности и работоспособности которого наместник давно уже не сомневался. И была у князя одна идея в отношении своего секретаря, даже нет, не идея, а так, пока ещё смутные намёки – очень уж не хотелось Баурджину оставаться временщиком-наместником. Город он давно считал своим, собирался перевозить сюда семью и… Основать новую династию, чем чёрт не шутит?! Чингисхан далеко не молод, а его наследником, как нойон недавно узнал из письма от умнейшего царедворца Шиги-Кутуку, был таки объявлен Угедей-хан – человек, относившийся к Баурджину с нескрываемой симпатией. Несмотря на всё своё пьянство, Угедей имел острый и недюжинный ум, и не мог не понимать – чем рассчитывать на не вполне верных местных вассалов, типа того же князя Цзянь Сяна, которого поддерживало отнюдь не абсолютное большинство тангутов, куда лучше утвердить на троне Си-Ся своего старого приятеля и друга, которому можно на все сто процентов доверять. И, если бы ещё эти поползновения Баурджина поддержала местная тангутская знать – ничего лучшего и желать бы не надо! Божьего милостию император Баурджин Первый! Нет… Не так! Не «Божьего милостию», а «собственной волей»!
Вот такие вот напрочь оппортунистические мысли, совсем не вяжущиеся с единственно верным учением, посещали в последнее время голову господина наместника. И нельзя сказать, что он желал власти ради самой власти, отнюдь нет! Просто много чего было задумано – провести административную и судебную реформу, изменить – в пользу трудящегося населения – налоговое законодательство, быть может, развивать науки и ремесла, ввести некое подобие пенсионной системы, даже в какой-то мере национализировать внешнюю торговлю и, конечно, всеми средствами бороться с коррупцией – планов имелось громадье! Но, одно дело, заниматься ими в качестве временщика, чьего-то там представителя, и совсем другое – в роли законного и поддерживаемого большинством нации властелина! Вот через Фаня-то Баурджин и хотел наладить контакты со знатью, со всеми богатыми и влиятельными людьми, коим не была безразлична судьба собственной страны. Юный секретарь был выходцем из очень богатой семьи, через него вполне можно было выйти на всех тех, чья поддержка так нужна была Баурджину. Впрочем, не только через Фаня, не следовало забывать и о салоне госпожи Турчинай, в котором тоже собиралось отнюдь не простое общество!
Во, гад! – подивился сам себе Баурджин. – Как рассуждать начал! Прямо – диктатор. Как его – просвещённый тиран!
От таких вот мыслей в один из погожих июньских деньков Баурджина отвлёк Фань, пока исполнявший и обязанности мажордома:
– К вам Сань Канжу, господин наместник. Чиновник из архива.
– Из архива? – князь вскинул глаза. – И что ему надобно? Чего-нибудь о пожаре вспомнил?
– Принёс список сгоревших бумаг, – пояснил Фань. – Говорит, кое-что восстановил сам, по памяти. Ему можно верить – старик очень дотошен и, попросту выражаясь – редкостная зануда!
Кто бы говорил! Баурджин тут же подавил улыбку – не хотелось обижать секретаря – и махнул рукой:
– Что ж, пусть войдёт архивариус.
Сань Канжу – лысый, хитроватого вида, старик – войдя, поклонился в пояс:
– Принёс вам…
– Знаю, восстановленные бумаги, – князь с улыбкой кивнул на стоявший у двери диван. – Вы присаживайтесь, господин Сань Канжу, в ногах правды нет!
Польщённый чиновник ещё раз поклонился и уселся, как велено:
– Хочу сделать кое-какие личные пояснения, господин наместник. Что б легче было перепроверять.
– Перепроверять? – Баурджин вскинул глаза и тут же кивнул. – Ах, ну да, ну да.
По принятым правилам все восстановленные документы тщательно проверялись по разным источникам, если, конечно, была к тому такая возможность. И обязательно заверялись подписью высшего должностного лица, что, по мнению князя, было уже слишком. Ну, в самом деле, не стоило так забюрокрачивать государственную машину, что бы сам наместник занимался всякой недостойной упоминания мелочью. Старик-архивариус как раз и начал её монотонно перечислять, и Баурджин слушал вполуха. Справка о доходах какого-то Ань Сючэя, справка о доходах Унь Ханая, справка о доходах… ещё каких-то чиновников. Ах, ну да, ну да – это же всё по давнему запросу Фаня. Затем пошли ещё одни справки, от названия которых Баурджин прямо таки умилился, так и назывались – «Справка о соответствии доходов расходам»! Ой, до чего же примечательный и нужный был сей документ, говоря словами классика – «архинужный»! И касался не только самого чиновника. К примеру, взять хоть всё того же Ань Сючэй, главного архитектора. Сань Канжу как раз её и комментировал.