– Повернись спиной!
Ага!
Вот он, таинственный знак – двойной иероглиф! Написан, судя по всему, уверенной рукой умного и властного человека, склонного к хитрости и, даже, можно сказать, к коварству, привыкшего добиваться своих целей.
– Линь Ханьцзы, – тихо прочёл Инь Шаньзей. – Кажется, это чьё-то имя. И ещё тут, у него на спине, какие-то цифры, очень большие цифры, господин. Ещё что-то, тоже, наверное имя… Да, имя – какой-то Чуньбань… или Чуйбай… И ещё один иероглиф… Турфан!
– Я вижу, – коротко кивнул князь. – Ну, Кижи-Чинай, что стоишь? Рассказывай! Думаю, твой рассказ будет нам весьма интересен.
– О чём рассказывать-то, господин? – Кижи-Чинай шмыгнул носом.
– О всей твоей жизни. Только с самого детства – не надо, начни лет с десяти.
– Расскажу, – неожиданно улыбнулся подросток. – Может, оно и к лучшему, что всё так вышло?
Рассказ Кижи-Чинай оказался довольно-таки интересным, но, в принципе, Баурджин чего-то подобного и ждал.
Их было трое маленьких десятилетних рабов, купленных смотрителем одной из ямских станций на Турфанской дороге. Смотрителя звали Ван Ли – это был высокий и крепкий старик с властным взглядом и доброй душой, отнёсшийся к малолетним невольникам, как к собственным детям. Кормил, поил, кое-чему учил – жаль, быстро умер, точнее, погиб – на ям как-то напали разбойники, правда, прорваться за ограду им не удалось – хиленькая оказалась банда, – но шальная стрела зацепила-таки смотрителя, угодив прямо в сердце.
– Незадолго до смерти Ван Ли как раз и сделал нам на спинах рисунки, сказал, что на счастье. Мы потом смотрели – у всех было кое-что одинаковое, но кое-что – разное. Я ведь не дурак, господа, и, когда бродяжничал, попросил одного парня срисовать то, что у меня на спине – смог разобрать только одно слово – Турфан. Это ведь город такой. Остальное – какие-то имена, мне они ни о чём не говорили. Но на всякий случай я никогда и никому не показывал надписи – я же не такой дурак, как Ши Кай и Янь Ду – ну, те двое ребят, с которыми жил. После смерти Ван Ли – а тому уж лет пять – мы сбежали, а уж дольше каждый пошёл своей дорогой. Янь Ду я, кстати, видел с месяц назад – мы ещё поболтали, он просил меня поговорить с хозяином постоялого двора, ну, где я служу, чтобы тоже куда-нибудь и его пристроил. Условились встретиться, я поговорил, да вот только Янь Ду почему-то не пришёл.
– Фань! – подумав, позвал Баурджин. – Быстренько выясни всё о Ван Ли, смотрителе станции на Турфанской дороге, погибшем пять лет назад, и о некоем господине Лине Ханьцзы. Постарайся побыстрее, Фань.
– А не нужно стараться, господин! – секретарь усмехнулся. – Линь Ханьцзы и Ван Ли – одно и то же лицо. Я уже вам, кажется, по этому вопросу докладывал, вместе со стариком архивариусом Сань Канжу. Помните, вы просили выяснить о бывшем супруге госпожи Турчинай?
– Что?! – князь, наконец, вспомнил.
Ну конечно же! Ну, вот и встало всё на свои места! За исключением малости…
– Фань, тогда, пожалуйста, выясни, кто такой господин Чуньбань или Чуньбай, он, кажется, как-то связан с Турфаном. Что смеёшься, неужто и это знаешь?
– Знаю, господин, мой отец и мой дед – финансисты и ворочают немаленьким деньгами. Чуньбай вовсе не человек, а турфанский торговый дом, очень и очень надёжный. Принимает на хранение неограниченное количество золота и серебра, предоставляет средства в долг, выпускает бумажные деньги, выдаёт векселя…
– Вексель! – Баурджин в азарте хватил кулаком по столу, так, что лежащий там арбалет подпрыгнул и жалобно звякнул. – Ну, точно, так оно и есть! А ну-ка, глянь ему на спину, Фань! – князь жестом велел Кижи-Чинаю поворотиться. – Похоже это на вексель?
– Нет, не похоже, господин, – усмехнулся секретарь. – Это сам вексель и есть! Только не на пергаменте или бумаге, а на человеческой коже. Всё, как полагается – указание торгового дома, подпись клиента – «Линь Ханьцзы» и сумма… Ого! Да здесь просто огромное количество денег указано!
– Теперь ясно, куда делись все богатства Линя Ханьцзы! А если покопаться в обстоятельствах его смерти, думаю, найдётся похожая стрела, – князь погладил рукой арбалет и перевёл взгляд на Кижи-Чиная. – Вы, я полагаю, конечно же, сравнивали между собой свои рисунки?
– Да, господин, сравнивали, – юный бродяга, похоже, никак не мог прийти в себя от всего только что услышанного. – Надписи у нас немного разные, то есть большие иероглифы одинаковы, а остальные нет.
– И ты никогда не пытался их прочесть? Не поверю!
– Я же неграмотен, но всё же как-то подошёл к уличному писарю, уже здесь, в Ицзин-Ай. Спину не показывал, не дурак, показал срисованные на бумагу копии. Имя мне оказалось незнакомым, а названия городов я запомнил – Турфан, это у меня, Сучжоу – у Ши Кая, а у Янь Ду – Нинся.
– Всё правильно, – кивнул головой секретарь. – Именно в этих городах и расположены крупные торговые дома.
– Эх, кабы мне знать всё это раньше! – болезненно скривился Кижи-Чинай.
Фань скептически улыбнулся:
– Думаю, тебе вряд ли б выдали деньги без тайного слова.
Баурджин поднялся на ноги и хлопнул оборванца по плечу:
– Ничего, парень, не переживай! Главное – жив остался, не как твои сотоварищи. Что же касаемо денег – уже сегодня вечером ты сможешь неплохо подзаработать. Сходив на обед к госпоже Турчинай!
– Нет, нет, господин! – повалился на колени подросток. – Я не пойду, не пойду! Эта Турчинай меня, несомненно, убьёт и сдерёт кожу! Нет…
– Не беспокойся, ты пойдёшь не один, – тихо промолвил князь и обдал бродяжку таким взглядом, от которого тот сразу заткнулся.
А Баурджин азартно потирал руки:
– Кажется, сегодня настанет счастливый день для многих молодых воинов – они смогут себя показать в настоящем деле! Фань! Скажи Ху Мэньцзаню и Керачу-джэвэ, путь сейчас же приведут ко мне всю сою молодёжь. Так, чтоб парни выглядели не старше шестнадцати!
– Так и я подойду ведь, – заявил вдруг дотоле молчащий Жэнь Сужень. – Страсть, как обожаю всякие приключения. Надо мной за это ещё в деревне смеялись.
– Ты?! – Баурджин взглянул на парня с некоторой долей ужаса, а потом рассмеялся и махнул рукой. – Что ж, не буду препятствовать. Пускай потом икается Турчинай!
Раздав подчинённым инструкции, наместник простился с ними до вечера и принялся за придирчивый отбор приведённых начальниками стражи парней. Надо сказать, задачка неожиданно оказалась не такой уж и лёгкой – сотники хотя и божились, что их парням всего-то по шестнадцать лет, но выглядели те на все двадцать – этакие мускулистые хорошо упитанные горы, отнюдь не похожие на бесприютных бродяжек. С горем пополам Баурджин отобрал трёх человек. Маловато… ещё б хотя бы парочку.
– Можно я пойду, господин? – неожиданно попросил Фань.
– Ты?!
Вот уж от кого нойон вовсе не ожидал подобного! Что, хочет несколько загладить свою вину? Зачем? Какой в этом смысл? А хотя пусть как хочет.
– Ты умеешь держать оружие, Фань?
– Да, я занимался в фехтовальной школе, – секретарь, казалось, обиделся. Впрочем, его проблемы.
И вот, наконец, настал чудесный, расцвеченный разноцветными фонариками вечер, пахнущий фиалками и жасмином. Баурджин, приказав заложить лучшую свою коляску, с шиком подкатил к воротам особняка Турчинай.
– О, господин мой! – вдова сбежала по лестнице вниз, едва увидав князя. – Как долго вы у меня не были! Если б вы только знали, какое это счастье для меня – видеть вас в своём доме, вы бы, конечно, приходили сюда гораздо, гораздо чаще! Ну! – Турчинай протянула руку. – Идёмте же, мой повелитель!
Ах, как она была пленительна и прелестна – с высокой причёской, в алом – с вышитыми драконами – халатике из тонкого шёлка, с изящными серебряными браслетами и узеньким ожерельем на тонкой лебединой шее! Каким колокольчиком звучал тоненький голос! Боже, боже, неужели всё, что только что узнал о ней Баурджин – правда?!
Войдя в покои прелестницы, князь первым делом подошёл к выходу на галерею – во внутреннем дворе, алча халявного угощения, уже толпились юные бедолаги. Наместник узнал Кижи-Чиная, Жэня, ещё пару воинов Ху Мэньцзаня. А где же Фань? Не соизволил прийти? А чего ж тогда просился? Господи! Баурджин присмотрелся – да вот же он! Растрёпанный, с голыми ногами, в какой-то невообразимо ветхой хламиде. Замаскировался, надо сказать, здорово!
Ага, вот он подошёл к месту для омовения… разоблачился… Следом за ним – Кижи-Чинай…
– Что вы там такое увидели, мой господин?
Как всегда неслышно, Турчинай подошла сзади.
– Всё кормишь сирот?
– Да. Мне очень жаль этих бедняжек.
Обняв гостя за плечи, вдова заглянула ему в глаза и, крепко поцеловав в губы, увлекла за собой в опочивальню, на ходу скидывая халат…
Едва успела обнажиться грудь, как в дверь постучали.
– Кто ещё там?
– Непредвиденные трудности, госпожа! Илянь ранен!
– Ранен? Неужели…
– Да, попался один «расписной»!
– Последний. Подожди, я сейчас выйду… Любимый, я вынуждена тебя… Что с тобою, любимый? Почему ты так смотришь?
Не говоря ни слова, Баурджин схватил прелестницу-вдовицу в охапку и проворно связал её же поясом, тут же засунув в рот какую-то скомканную тряпицу – кляп. И – не говоря ни слова и не оглядываясь – вышел прочь.
Бах!
Сбитый с ног могучим ударом в скулу, покатился вниз по лестнице подвернувшийся под руку слуга, тот самый, что так не вовремя явился с докладом. Перепрыгивая через три ступеньки, Баурджин как мог быстро спустился в двор… Сидя за длинным столом, бедняги-подростки спокойно ели.
– Там, под лестницей, вход, – обернувшись, шепнул Фань.
Князь даже хохотнул, глядя на него – ну и замарашка! И быстро шмыгнул под лестницу, оказавшись в небольшом помещении, по-видимому, служившем для разделки мяса.
Оказался, надо сказать, вовремя!
По полу, зажимая живот и плача, катался Кижи-Чинай, двое парней Ху Мэньцзаня деловито отбивались от наседавших слуг всеми подручными средствами, а вскарабкавшийся на стол Жэнь, выкрикивая угрозы, вращал над головой окровавленным топором. Что, кого-то уже успел уложить?