– Что за преступники? – усаживаясь за стол, вскинул глаза нойон.
– Разбойники, воры, убийцы, – пояснил мажордом. – Не беспокойтесь, господин, по каждому из них проведено тщательное дознание.
– А суд? Суд был?
– Суд их и приговорил, господин.
– Ну, тогда и я не стану ничего менять, – обмакнув в яшмовую чернильницу с тушью специально приготовленное перо, князь с неподражаемым изяществом начертал на каждом документе иероглифы «Бао Чжи» – свою подпись, чем вызвал неподдельное изумление управителя дворца – тот, видать, не ожидал подобного искусства от какого-то «монгола».
Ещё лет шесть назад, готовясь к важной миссии в империи Цзинь, Баурджин выучил тангусткий язык – именно под видом тангута, беженца из Си-Ся, он и объявился тогда в Ляояне. Несомненно, Шиги-Кутуку и Елюй Чуцай учитывали и этот фактор при отправке Баурджина в Ицзин-Ай.
Нельзя сказать, что тангутский язык сильно походил на северокитайский диалект чжурчжэньской империи Цзинь, однако многие иероглифы были общими, вот, например, этот – «смерть». Или этот – «котёл».
Мажордом почтительно поклонился:
– Так я отправлю подписанные бумаги начальнику тюрьмы?
– Отправляйте, – Баурджин махнул рукой, но тут же передумал. – Что это ещё за казнь – «утопление в котле»?
– Под котлом разведут большой костёр, господин, – охотно пояснил мажордом. – И преступник заживо сварится.
Князь скривился и замахал руками:
– Ну нет, так не пойдёт. Не надо! Не надо таких изысков. Попроще, попроще нужно… Как у вас тут принято? Вешать? Ломать хребты? Рубить головы?
– Попроще – рубить головы, господин, – Чу Янь почтительно склонил голову. – Так уж у нас принято.
– Да, но для этого нужны искусные палачи, артисты в своём деле! Есть ли такие? Не столь уж и простое это дело – рубить головы.
– Да, да, конечно, – поспешно закивал мажордом. – Палачи имеются. Но… Осмелюсь ли сказать?
– Осмельтесь, осмельтесь, – хохотнул князь. – Коль уж начали.
– Отрубление головы, как бы это сказать… Слишком простая и быстрая казнь.
– Ну да, ну да – гуманная.
– И, смею думать, не вызовет в народе достаточного устрашения, как, например, четвертование, сварение в котле или сдирание кожи.
– Нет, Чу Янь, я не соглашусь с тобой, – решительно возразил Баурджин. – Не в страхе дело, а в неотвратимости наказания. И ещё – в его справедливости. Судьи, поди, тоже мздоимствуют?
– Как и все, мой господин.
– Ладно, разберёмся со всеми. Да, вот ещё, – князь протянул мажордому только что подписанные бумаги. – Пусть из тюрьмы доставят список всех лиц, в ней содержащихся. Подробный, с указанием кто, за что и сколько сидит.
– Сделаю, господин, – Чу Янь снова поклонился. – Из частной тюрьмы тоже истребовать подобный список?
– Частная тюрьма? – удивился наместник. – А что, есть и такая?
– Есть, господин. У нас же не такие строгие законы, как в Южной империи, где всё государственное. Есть и частная тюрьма, принадлежит некоему Лигею Во, сделавшему немаленькое состояние на посреднической торговле.
– А, так этот тюремщик ещё и торговец?! Надо бы на него посмотреть, познакомиться.
– Я прикажу привести его, господин.
– Нет. Не сейчас. Сначала – списки. И не забудь на утро – дорожника с архитектором.
– Слушаюсь, господин наместник.
Мажордом ушёл, и тут же слуги принесли обед – тушёная в каком-то соусе капуста, пирожки из пшеничной муки, белое и красное сунское вино, жареное мясо, холодец, курица… При виде всего этого изобилия, Баурджин сразу же почувствовал, что сильно проголодался и, потерев руки, потянулся к… ммм… пирожкам, для начала. И к вину. Выпив и закусив пирожком с яйцам и луком, обвёл глазами слуг:
– Э, любезные! А вы тут что делаете?
– Обеспечиваем ваш обед, господин наместник! – браво – как солдат на плацу – доложил здоровенный краснощёкий малый.
– Обеспечиваете обед? – поражённо переспросил нойон. – Чёрт возьми, неплохое занятие! Что, все шестеро? А не многовато ли?
– Таковы правила, господин наместник, – краснощёкий крепыш поклонился. – Шестеро – эти ещё по малому ордеру: держатель запасных палочек для еды – вдруг те, что у вас, сломаются? – это раз; омыватель рук – это два, хранитель полотенца – три, наливатель вина – четыре, отгонятель мух – пять и общий руководитель – шесть. Как раз только-только!
– Во, молодцы! – искренне восхитился князь. – Неплохую работёнку себе придумали, что и сказать! Отгонятель мух… Да, солидная профессия, а какого мастерства требует! Ну, вот что, парни, – Баурджин посерьёзнел. – Пока пошли прочь, а завтра я вам работу придумаю. Ну, что встали?
Поклонившись, слуги поспешно покинули помещение.
– Ну вот, – проводив их недовольным взглядом, нойон потёр руки. – Теперь хоть, наконец, нормально поем. Ишь, бездельники… Держатель запасных палочек, ититна мать! Это сколько же во дворце подобных синекур? К чёрту, к чёрту всё, да побыстрее.
Несколько успокоившись, Баурджин занялся, наконец, чтением важных бумаг. Надо отдать должное мажордому, ко всему прочему исполнявшему ещё и обязанности секретаря, все документы были аккуратно разложены: прошения – отдельно, отчёты – отдельно, все прочие – тоже отдельной стопочкой.
Нойон вытащил первый попавшийся документ:
«О переводе Си Ляня, чиновника третьего ранга седьмой степени ведомства общественных амбаров, на вышестоящую должность чиновника второго ранга седьмой степени в виде исключения без сдачи переводного экзамена ввиду высоких морально-этических качеств упомянутого выше чиновника и в связи со служебной необходимостью. Характеристика и рекомендательные письма прилагаются».
М-да-а-а… Баурджин только головой покачал – советская бюрократия отдыхает! Что там ещё?
«Докладная записка об изменении ранжирования системы получения звания учёного шэньши при обязательной сдаче установленных законом экзаменов на следующие категории: выдающийся талант, знаток канонических книг первого, второго и третьего рангов, даровитый учёный, выдающийся учёный, знаток законов – с первого по четвёртый ранги – знаток письменности, так же, с первого по четвёртый ранги, знаток математики. А так же – и на следующие категории, как то: знающий одну историю, знающий две истории, знающий три истории, знающий книгу „Обрядов“, знающий „Книгу перемен“, рекомендованный провинцией, способный подросток».
Прочитав сие, князь только головой покачал – как-то не очень-то ему было охота вникать в необходимость изменения ранжирования. Отодвинув в сторону стопку с «прочими входящими», Баурджин потянулся было к прошениям, но в последний момент передумал и вытащил бумаженцию из пачки отчётов.
«Отчёт школы Гай-цзысоу. Школа имеет учащихся 306 человек, из которых: шесть человек – сыновья и внуки гражданских и военных чиновников третьего ранга и выше, восемьдесят два человека – сыновья заслуженных чиновников, пятнадцать человек – сыновья обладателей титулов „сян гун“, остальные – дети и внуки городских чиновников четвёртого ранга, и один человек – из деревни Гао-чуй, проходящий по двум рангам – „рекомендованный провинцией“ и „способный подросток“. На содержание школы затрачено… столько-то лянов серебра, при сем учащиеся показали следующие знания…»
Через пару часов вдумчивого чтения Баурджина уже начало тошнить от названий должностей и рангов, в которых он, что и говорить, понимал пока мало что. И должности, и ранги, конечно, копировали южно-китайскую традицию империи Сун, но весьма своеобразно, не так, скажем, как в чжурчжэнском царстве Цзинь, хотя и там тоже всё было не в точности так, как у Сун.
Даже вино лезло в горло с неохотою! Во, доработался.
Устало потерев виски, наместник позвонил в лежащий на столе золотой колокольчик – тот час же явился Чу Янь, почтительно застыв на пороге.
– Это – что? – взяв в руки отчёт школы Гай-Цзысоу, Баурджин нехорошо прищурился.
– Отчёт, господин наместник, – несмело доложил мажордом.
– Вижу, что отчёт… Что он делает у меня на столе, а? В городе что, нет ведомства, которое занималось бы образованием?
– Есть, господин. Но традиция требует, чтобы вы…
– Вот что, Чу Янь, традиции будем ломать, – хлопнув рукой по пухлой стопке бумаг, решительно заявил князь. – Иначе мы просто утонем в этом бумажном море. Итак, вот по этому конкретному отчёту, по школьному. – Баурджин усмехнулся. – Как-то он странно составлен. Странно, и я бы даже сказал – запутанно, быть может, даже нарочно запутанно. Ведь что нужно от школы? Что бы готовила молодых людей, обладающих конкретными знаниями. А что мы тут видим? Вот чем «даровитый учёный» отличается от «выдающегося учёного»?
– Это разные ранги, господин, и, соответственно – разные должности.
– Да про должности-то понятно, – наместник раздражённо махнул рукой. – Ни черта не понятно, в каких областях они специалисты, все эти «учёные»? Вот «знаток математики» или «знаток письменности», «знаток законов» – тут всё конкретно, сомнений нет. Кстати, Чу Янь, мне нужен толковый, исполнительный и чрезвычайно работоспособный секретарь…
– О, господин! – мажордом прямо-таки воссиял ликом. – Внуки и сыновья самых важных чиновников будут безмерно рады столь высокой чести!
– Нет, – нойон поморщился. – Ты не совсем меня понял, Чу Янь. Эта должность отнюдь не будет синекурой, она не для бездельников, я хочу сказать. Работы, сам видишь, много, очень много. Изменить форму отчётов, наладить прямой контакт с ведомствами, хорошенько пересчитать все расходы, сравнить с доходами, проанализировать… Скучать, в общем, некогда. Ты подбери мне толкового человека, а лучше – парочку или сразу трёх, я уж потом сам из них выберу. Да… И что б они все обязательно имели звание «знатока математики».
– О, таких не столь много, мой господин, – поклонился Чу Янь. – Математика – трудное дело. Ну, конечно, не труднее изучения канонических книг. Когда вам предоставить юношей?
– Как можно быстрее. Да, уже доставили списки из тюрем?
– Да, я сейчас их принесу, господин.