Я покачала головой, вздохнула:
– Хорошо же вы обо мне думаете. Букетом по морде… это ж надо! Неужели я выгляжу такой мегерой?
– В-ванька же с-сказал, что вы любого мужика скрутите, – хмыкнул он, – а вы не в-возразили. Я и исп-пугался…
Я расхохоталась:
– Слушайте, Рома, прекратите бессовестно врать! Чтобы вы испугались? Никогда не поверю!
– К-как хотите, – он снова закопался в багажник. – Но, в общем, вы правы, я человек не п-пугливый. Есть только одна вещь, которой я боюсь…
– Что же это такое? – заинтересовалась я.
– Н-не скажу, – отперся он. – М-может, п-потом, к-как-нибудь… Чай б-будете или кофе?
– Кофе, – разочарованно вздохнуло мое напрасно проснувшееся любопытство. – Вы знаете, Рома, как показывает мой собственный печальный опыт, чаще всего человек нарывается именно на ту ситуацию, которой боится.
– Н-не пугайте меня, Оля, – улыбнулся Роман. – В-возможно, вы и правы, но только я собираюсь изменить ситуацию вокруг себя. М-мне кажется, что ваш столь мрачный взгляд на мир вам внушает голодный желудок.
– Не верю, – мне стало смешно. – По-моему, это чисто мужская черта – воспринимать окраску мира через призму желудка.
– Н-не сказал бы, – усмехнувшись, возразил он. – Как утверждает мой собственный опыт, разница только в интенсивности испытываемых ощущений, не более того. Сколько мне приходилось встречать голодных и злых женщин, которые моментально примирялись с действительностью, как только с ней примирялся их сытый желудок.
– Когда мне приходится выяснять отношения с собственным желудком, мне обычно удается убедить его в том, что не он главный, а я.
– Если вы ухитряетесь справиться с собственным желудком, что меня, честно говоря, удивляет, то почему вы не можете убедить себя в том, что вы не лошадь?
– Не знаю. Я тут подумала насчет лошади… Получается, что так я квалифицировала женскую силу. Ведь так хочется быть слабой женщиной… Сидеть за широкой мужской спиной… Но это обычно плохо кончается, слабость всегда кончается одинаково – ее давят. Слабая женщина, сильная женщина… Все это весьма относительно, именно относительно ширины той мужской спины, которая либо впереди, либо за тобой. Плохо и так, и этак. В любом случае или тебя давят, или ты давишь, третьего не дано, как говорит моя подруга.
– А как насчет того, чтобы быть просто женщиной?
– Как-то это для меня звучит неубедительно. Просто женщина… просто человек… Может ли быть человек просто человеком? Человечество само по себе существует, а человек сам по себе? Нет, по-моему. Нет человека, есть мужчины и женщины. Но и просто мужчины, как и просто женщины нет, мне так кажется… Есть та сторона мира и эта, каждая со своей индивидуальностью. Люди – это не то, что поддается обобщению.
– Ну, вы и загнули, Оля! Не знаю даже, что вам так сразу с разбега возразить, хотя очень хочется… Можно, я тоже немного подумаю на эту тему?
– Да сколько угодно. Думай, не думай, ничего на этом свете не меняется. Все относительно, сила и слабость, мужчины и женщины.
На запах еды из кустов вернулся пыхтящий кобель. В его глазах без труда читалась одна просьба, а морда выражала всего один вопрос. Нет, два. Дадут или нет, а если дадут, то сколько? Вопросительно-выразительная морда была чем-то испачкана. Я присмотрелась и ахнула:
– Рома! Посмотрите на вашу собаку!
– Что такое? Ко мне, Ф-форд, – он ухватил пса за ошейник и притянул к себе. – Н-ничего себе! Ч-что это такое?
– Похоже на золотую пыль, – мне стало смешно. – Хотела бы я знать, что же такое чудесное он ухитрился найти в этом задрипанном лесу?
Кобель неожиданно зашелся лаем, Роман резко поднял голову, глядя за мою спину. Я оглянулась, схватив рванувшего мимо меня пса. Между осинками стоял длинный, тощий парень лет шестнадцати, одетый в камуфляж. Он спокойно рассмотрел нас, потом, плавно сдвинувшись с места, подошел к нашему стойбищу. Тряхнув длинными волосами, завивающимися на концах, он шмыгнул курносым носом и спросил:
– Я вам не помешаю?
– Д-да нет, садись, – пригласил его Роман. – Т-ты чего здесь делаешь, г-грибы собираешь?
– Нет, – его круглая физиономия сморщилась от неудовольствия, – грибы папа собирает. А я потерял кое-что и не могу найти. Ваша собака умеет искать потерянные вещи?
Кобель, которого я, наконец, отпустила, рванулся к гостю и начал старательно его обнюхивать, неистово размахивая хвостом. Роман заметил парнишке:
– Ч-чем-то ты понравился нашему собакину. Н-но он ничему почти не обучен, так что даже и не знаю, сможем ли мы тебе помочь?
Парень сел на траву, погладил кобеля по голове, внимательно посмотрел на его позолоченную морду.
– Вообще-то видно, что он уже успел найти то, что я потерял. Думаю, теперь ваша собака изменится, – задумчиво заметил он.
– Что ты имеешь в виду? – удивилась я. – Он что, станет белым и пушистым?
– Не знаю, как на него это повлияет, – вздохнул парнишка. – Интересно, он сможет снова найти то место?
– П-попробовать м-можно, – откликнулся Роман. – Ч-что же т-такое ты п-потерял, м-меня начинает т-терзать любопытство? Ч-чем измазался кобель?
– Пыльцой с моих крыльев, – ответил парень, спокойно глядя на нас почти круглыми карими глазами. – Я их потерял. Нет, не так. Я их спрятал, но не смог найти.
– Откуда у тебя крылья? – я хлопнула глазами от удивления.
– У всех эльфов есть крылья, – невозмутимо отозвался этот эльф-переросток.
– Я всегда думала, что в наших лесах эльфы не водятся. И потом, до сих пор была уверена, что они маленькие…
Парень скептически хмыкнул:
– Они всякие бывают. И не вожусь я здесь вовсе, я в городе живу.
– С-странно все это, – хмыкнул Роман. – П-пошли, поищем твои к-крылья. В-вроде кобель в той стороне орал. Оля, вы с нами?
Еще бы я здесь осталась! Пропустить такое событие и не увидеть, как выглядят крылья эльфов! Ох, может, я снова сплю, и мне все это снится? Что-то я уже совсем не понимаю, что со мной происходит в последнее время…
Мы шли по редкому лесу, кобель весело прыгал вокруг. Земля была покрыта мягким зеленым мхом, пружинящим под ногами. На его поверхности лежали разноцветные листья. Под рябиной, мимо которой мы проходили, мох был покрыт ажурным узором из желтых листьев. Один из них, лежавший сверху, был ярко багряного цвета, его листочки были подвернуты под себя, как маленькие лапки, напоминая краба.
– С-скажи п-пожалуйста, как ты стал эльфом? – спросил Роман. – Или им и родился?
– Не, – парень усмехнулся, – не родился. Однажды проснулся, а у меня крылья. Ну и все…
– И как же ты жил с ними? – поинтересовалась я.
– А никак. Я сразу понял, что они снимаются. Ну, и снял. Потом, уже в лесу, одел, полетал. Тогда и понял, что стал эльфом. Трудно, конечно, когда ты эльф, возвращаться обратно, мир очень сильно меняется. И потом, надоело от всех прятаться, переживать, что крылья найдет какой-нибудь придурок. А возвращаться назад становится все труднее.
– П-почему?
– А не хочется, – безразлично сообщил он.
Бежавший впереди кобель радостно завопил за ближайшими кустами. Мы подошли к нему, он засунул нос под кучу веток, нервно вертя задом.
Парнишка облегченно вздохнул:
– Спасибо вам, они тут.
Он приподнял ветки, под которыми что-то сияло мягким золотистым светом. Засунув руку в кучу, вытащил оттуда пару крыльев. Они напоминали стрекозиные, но были большими и намного красивее. Я почти воткнулась носом в их поверхность, стараясь разглядеть как можно лучше. Прозрачные, переливающиеся в зелено-синей гамме, они были густо усыпаны золотой пыльцой. Парнишка ловким движением пристроил их себе за спину, улыбнулся, выпрямился и начал стремительно уменьшаться в размерах.
Роман тихо сказал мне:
– Оля, ущипните меня, н-никак н-не могу п-поверить, что н-не сплю…
– И вы меня ущипните, потому что я в таком же состоянии…
Я протянула ему руку, но Роман, вместо того чтобы начать щипаться, крепко сжал ее. Маленький эльф сверкающей искрой взлетел с кочки, приземлился на наши вцепившиеся друг в друга руки, густо посыпав их золотой пылью.
– Спасибо! Счастливо оставаться, я больше не вернусь! И вы теперь тоже изменитесь, – выкрикнул он, радостно смеясь, потом подпрыгнул и заложил крутой вираж, сияющей точкой поднимаясь все выше.
Я подняла голову и спросила вдогонку:
– А как же папа?
– Не знаю, мне теперь все равно, – звонко хихикнул маленький эльф и скрылся в синем осеннем небе.
Я с недоумением уставилась на Романа, а он на меня с тем же самым выражением. Я пожала плечами, он тоже. Потом мы воззрились на наши позолоченные пальцы.
– И что теперь с нами будет? – спросила я. – Может, тоже превратимся в эльфов, и нам станет все равно? Как-то мне не по себе…
Роман пристально посмотрел мне в глаза:
– П-после встречи с вами, Оля, м-меня стали п-преследовать странные обстоятельства. И я н-не знаю, ч-что и думать… М-может, вы все-таки ф-фея?
Я истерически захохотала:
– До сих пор у меня не было возможности в этом убедиться. Но… Когда вокруг творится нечто необъяснимое, подходят любые версии, кроме одной – что у тебя просто съехала крыша. Хотя, обычно именно она как раз оказывается единственно верной.
– П-пожалуй, эта г-гипотеза мне не п-подходит, – фыркнул Роман. – П-подобная практичность не по мне. Вы, Оля, к-как хотите, а я буду думать, что это был не сон, что с моей головой все в порядке, п-просто со мной случилось еще одно ч-чудо.
– Как хотите, – я только сейчас заметила, что мы до сих пор держимся за руки. – Я в этом и не сомневалась.
Так, взявшись за руки, мы и вернулись к своей стоянке. Всю дорогу, шагая по шуршащим под ногами листьям, я чувствовала себя маленькой девочкой, полной ожидания, что вот-вот рядом произойдет нечто волшебное. Но ничего не произошло. Мы добрались до машины, посмотрели друг на друга, глупо, как дети, смутились, расцепили пальцы и снова остались каждый при своем. Роман молча собрал барахло, затолкал в багажник, свистнул пса. Потом вопросительно посмотрел на меня, я молча села в машину, и мы двинулись дальше.