– Почему мы не могли подлететь к планете на корабле? – тихо поинтересовалась я у Расмуса.
– Отчасти для конспирации. Хотел бы я знать, каким способом можно запеленговать зеркального дракона? А в некоторых сложных обстоятельствах Генри вообще незаменим, потому что способен помочь самым невероятным образом.
Последнее меня особенно успокоило, и я с неугасающим интересом снова начала разглядывать звезды вокруг нас, наслаждаясь бесподобной игрой их света на черной блестящей чешуе дракона. Но вскоре в моей голове возник очередной вопрос:
– Расмус, а как Генри обходится без воздуха?
– Холли, зачем отражению воздух? – укоризненно ответил вопросом на вопрос Расмус. – Ему нужен только свет.
– Еще ему неплохо бы указать дорогу, хотя бы до звезды, – в тон ему подал голос молчавший до сих пор дракон.
Расмус привычным жестом попытался щелкнуть пальцами, но перчатки помешали ему. Он неразборчиво ругнулся, после чего произвел более сложные пассы руками. В результате мы оказались летящими в круглом коридоре, образованном голубыми искрами. Генри разгонялся в сиянии указывающего путь коридора, звезды, просвечивающие сквозь него, начинали мелькать вокруг все быстрее и быстрее, пока не превратились в длинные иглистые штрихи света на фоне абсолютной черноты. Я закрыла глаза, зрелище по сторонам оказалось утомительным для них. Наверное, даже ухитрилась задремать, потому что, когда снова открыла глаза, голубое сопровождение исчезло. Небольшая желтая звезда с системой трех планет оказалась концом нашего пути.
– Которая нам нужна? – с замирающим сердцем спросила я Расмуса.
Я хорошо помнила шрам на его спине и потому отчаянно боялась предстоящих встреч. Сны снами, а проснуться без руки, ноги или головы – незавидная перспектива.
– Вторая, – Расмус протянул руку в ее сторону. – Не бойся, дорогая моя. Все будет хорошо, я тебя уверяю.
– Откуда ты знаешь? – почему-то я перешла на шепот.
– Мы же хотим, чтобы все было хорошо? – он улыбнулся, потрепав меня по плечу скафандра.
Я старательно покивала головой. Он рассмеялся:
– Значит, все и будет хорошо. Просто потому, что иначе быть не может!
Хотела бы я еще знать, что он подразумевает под тем, что будет хорошо? Что за все? Кому будет хорошо? И как оно будет?
Генри неотвратимо приближался к планете. На ее ночной стороне отчетливо виднелись беспорядочные яркие вспышки то здесь, то там. Мне стало совсем страшно:
– Что там происходит?
– Там уничтожают людей, – мрачно откликнулся Расмус.
– Но зачем?
– За ненадобностью, – тем же тоном заметил он. – Три Короля хотят сделать эту планету своей резиденцией.
– А мы успеем спасти хоть кого-нибудь?
– Кого-нибудь успеем, – Расмус нахмурился. – В прошлый раз, когда я был здесь, я успел поставить над несколькими крупными поселениями силовую защиту. Надеюсь, она еще действует. Не трави мне душу, Холли, здесь уже погибли три звездолета Космофлота. Я один, без твоей помощи, не смог справиться. А тащить тебя сюда, не обучив ничему, тоже не мог себе позволить. Все погибшие на этой планете люди стали заложниками времени, которое не ждет никого.
Тоже мне, нашел спасительницу. Сижу, трясусь от страха, распускаю сопли, а нос никак не вытереть, не дотянуться, не залезть под непреодолимую защиту шлема. Я с тоской посмотрела на Расмуса:
– С чего мы начнем?
– С посадки, моя дорогая!
Расмус засмеялся, но в его голосе слышалась горечь, когда он обратился к Генри:
– Выбери место потемнее, приятель. Она начинает светиться…
– В самом деле, – дракон покачал головой. – Сквозь скафандр пробивается. Вот уж не думал, что увижу в своей жизни такое, что выходит за пределы моего понимания.
Ни фига себе, даже для зеркального дракона происходящее со мной выходит за привычные пределы. А мне-то каково, мне, обычному человеку, непривычному к чудесам? Синий свет заполнил пространство шлема, и я перестала видеть все, кроме него, ярко-синего слепящего сияния, заполняющего меня и вытекающего из меня наружу. Синий, как… я пыталась сравнить его цвет хоть с чем-то знакомым, но попытка оказалась напрасной.
И я утонула в нем, растворилась, от меня ничего не осталось, кроме синего-синего, безумного синего света…
Всплыв из глубин наполняющей меня сияющей синевы, я открыла глаза, но свет так никуда и не исчез. Моя голова лежала на коленях Романа, надо мной склонялось его отражающее синеву лицо, выражавшее крайне непривычное выражение, но в чем оно заключалось, спросонья мне было трудно сформулировать. Что-то вроде нетерпеливого ожидания… как у ребенка перед новогодней елкой?
Он заметил, что я проснулась и, расправляя затекшие плечи, довольно уныло заметил:
– Ну, наконец-то! С возвращением!
– Откуда? – недоуменно вытаращилась я на его мерцающие синим глаза.
– Тебе лучше знать, – улыбка слегка изогнула губы Романа, а сияние в его глазах перешло в голубое.
Я горько вздохнула:
– Если бы я сама знала! С тех пор как у меня завелась проклятая Шуба, все пошло наперекосяк! – вспомнив о ней, я полезла под подушку за вещественными доказательствами.
– Ты так считаешь? – его голос стал недоверчивым. – Разве тебе плохо со мной?
– Я не это имела в виду! С того самого дня, как она появилась у меня, я начала спать как медведь зимой! – злобно встряхнув Шубу, я натянула ее на себя. – И со мной даже наяву начали твориться странные вещи, такие же неестественные, как во сне!
– Причем здесь твоя кофта? Во сне с человеком всегда происходят удивительные события, – Роман был безупречно спокоен.
– Да, во сне! Но наяву, в обычной жизни? – я была возмущена.
– Она тебе нужна, эта обычная жизнь? – заинтересовался Роман. – Зачем?
– Ну… – от неожиданности вопроса я чуть было не потеряла дар речи. – Как это? Какой еще может быть жизнь?
– Необычной, – пожал он плечами, – как сон.
В этот момент я потеряла дар речи окончательно.
А почему бы и нет? Что мне в той, обычной жизни? Работа на износ? Да, за энтузиазм неутоленного ограниченного познания и жалкие копейки. Дети? Они выросли, у них своя жизнь, обычная или нет, но уж какая есть, и в любом случае не моя. Друзья? Задавленный бременем семьи Ванька и Наталья с ее безумными установками насчет моей личной жизни. Что еще? Что еще было в моей обычной жизни? А больше и ничего. Нет, еще странные сны, которые никак не хотят вспоминаться. Теперь все…
– Но как… где взять эту необычную жизнь? Роман безобразно, отвратительно заржал:
– Оль, ты меня поражаешь! Очнись! Она вокруг тебя. А ты ее в упор отказываешься видеть. Или ты просто не проснулась?
Что-то я совсем запуталась в его построениях. Какой жизнью я живу? Если обычной, тогда еще ладно, можно рассуждать и стремиться к чему-то… а если необычной, чего он ко мне цепляется? Ничего не понимаю. Слабый голубой отсвет погас. Значит, я окончательно проснулась.
– Сколько времени?
– Актуальный вопрос хронической сони, – усмехнулся Роман. – Поздний вечер тебя устроит?
В кубрик просунулась голова Юрика, его редкие вздыбленные волосенки светились тусклым нимбом в свете рубки за спиной:
– Ром-ма? – его язык шевелился из последних сил. – М-можно? С-спать?
– Можно, – вздохнул Роман. – Вали, спи…
Желающих оказалось намного больше одного. Вслед за Юриком с его огнеопасным перегаром ввалились боцман Гена и тихий Коля. Гена немедленно и привычно сообщил мне, что я самая лучшая. Коля, стесняясь, как застуканная за поеданием хозяйского сыра мышь, молчком метнулся на свое место. Мне стало смешно. Обычная жизнь, что тут такого! Каких только чудес в ней не случается… чудес обыденности… и обычных чудес… и необычных…
– Пойдем, – дернул меня за руку Роман, – о чем ты так внезапно задумалась?
Я пожала плечами, не утруждая себя объяснениями – успеется. Скорей наружу, на свежий воздух, дышать стало нечем! Выскочив в рубку, я кивнула сосредоточенному капитану, прорываясь дальше – атмосфера и тут оказалась вполне насыщенной, даже чересчур.
Отдышавшись и проветрившись на палубе, посмотрела на Романа, неотступно следовавшего за мной.
– Рома, мне начинает казаться, что ты становишься моей тенью. И уже, как настоящая тень, знаком с такими секретами, которые знаем только я и она, а больше никто.
– Тень? Или недостающая половина? Она может знать намного больше, хотя бы потому, что тени недоступна темнота.
Я обняла его. Конечно, половина, сколько можно закрывать глаза на свершившееся? Роман обнял меня одной лапой, второй трепанул волосы.
– Я рад, что ты со мной согласна. Но это неправда… Я не рад…
Я отпихнула его от себя, чтобы внимательно посмотреть в его бессовестные глаза. Он схватил меня за успевший покраснеть холодный нос.
– Я не рад, я счастлив! Нет, не счастлив… Мои чувства не поддаются описанию, поэтому позволь мне промолчать, чтобы надежнее прочувствовать величие момента! А твой нос совсем не рад происходящему, пошли, погреем его где-нибудь около чайника. Заодно пора решать, что будем делать с работой. Ты еще не забыла, зачем мы здесь оказались?
До сих пор мне казалось, что помнить, куда и зачем, следует высокому начальству, а не рядовым безответственным. Так я ему и заявила, а Роман, как ни странно, согласился:
– Все правильно, поэтому как начальник экспедиции я приказываю начать исполнение программы непосредственно по прибытии на место назначения!
Исполним, чего уж там, только где оно, место назначения и исполнения?
Роман отправился к капитану выяснять наши координаты. Я грела нос над кружкой, обдумывая творящееся вокруг. Сначала подумалось, что это не сон, но, по некотором размышлении, решила, что все-таки сон. Такого в обычной жизни не бывает. С другой стороны, в необычной…
Вернувшийся Роман прервал мой поток глубокомыслия:
– Спать хочешь?
Странный вопрос, вроде я только что проснулась, о чем и не замедлила ему сообщить. Роман устроился рядом, потер сонные глаза и заметил: