39. На Люцернском конгрессе он выступал как энергичный выразитель идеи главенства Палестины:
«Нам нечего стыдиться того, что мы воспользовались преследованиями евреев в Германии для дела строительства Палестины. Мудрецы и лидеры старого времени… учили нас… пользоваться катастрофами еврейского населения в диаспоре для возведения нового здания»40.
Самым лучшим примером нежелания руководства оказывать сопротивление нацистам было заявление Вейцмана:
«Единственно достойным и действительно эффективным ответом на все то, что причиняется евреям Германии, является здание, воздвигнутое нашим великим и прекрасным трупом в стране Израиля… Создается нечто такое, что превратит боль, испытываемую всеми нами, в песни и легенды для наших внуков»41.
Президиум всячески маневрировал, чтобы не допустить на конгрессе каких-либо серьезных обсуждений вопроса о сопротивлении, причем фамилия Уайза была вычеркнута из списка ораторов из-за опасения, что он будет поносить Гитлера. Он угрожал покинуть конгресс, если ему не дадут слова, и, та, к как конгресс хорошо понимал, что он не может позволить себе ухода самого известного сиониста Америки из-за такого спорного вопроса, члены президиума наконец уступили и дали ему слово. Он, как полагается, встал, сказал, что он противник Гитлера — едва ли это заявление привлекло бы к себе внимание в большинстве других собраний, — и сел на место. Он и Аба Хилел Силвер ничего не сделали, ограничившись одними речами о бойкоте, и к 1935 г.
в Америке совершенно ничего не было сделало для проведения бойкота. Фактически у них не было никакой альтернативной программы эффективного сопротивления; теперь, сосредоточившись прежде всего на Палестине как на прибежище для германского еврейства, они капитулировали перед
Вейцманом и одобрили «Хаавару», и после конгресса в Люцерне уже не было серьезных разногласий внутри международного сионистского движения по поводу «Хаавары». В конечном счете единственным официальным протестом против гитлеризма, продемонстрированным собранием, был перерыв в работе заседания — бессмысленный жест.
У Вейцмана не было фактически больших трудностей в деле официального одобрения конгрессом «Хаавары», но оппозиции удалось урезать один из видов ее деятельности. Она была связана с дочерней компанией «Хаавары» — «Ближнеп Средневосточной торговой корпорацией» (Н.НИКО), чтобы искать новых клиентов для Германии на Среднем Востоке.
Поскольку Египетская сионистская федерация пригрозила, что она устроит скандал, если ВСО не положит этому конец,
в интересах сохранения деятельности главной компании руководство неохотно должно был о пожертвовать ГМ И КО.
Капитуляция американцев не смогла успокоить еврейскую оппозицию в других странах. Пресса немедленно начала критическую кампанию. Лондонский журнал «Уорл(д джури», вто время лучший сионистский журнал на английском языке, поносил Всемирный конгресс: «Д-р Вейцман зашел настолько далеко, что заявил, что единственным достойным ответом,
который могли бы дать евреи, было бы новое усилие в строительстве Палестины. Как «страшно» заявление президента конгресса должно было прозвучать в ушах господ Гитлера, Штрейхера и Геббельса!»42
Неофициальная сионистская пресса в Англии разделяла ширящееся мнение общественности, что война с Гитлером неизбежна, и она не могла понять, почему на конгрессе никто серьезно не говорит о нацизме. Корреспондент журнала характеризовал работу конгресса ка «странную депрессию:
«Наша повестка дня более подходит для правления директоров компании с ограниченной ответственностью, чем для национального конклава, у которого в руках судьба нации»43.
Даже «Джуиш кроникл», постоянно служащая рупором еврейского истэблишмента, жаловалась в том же духе: «Заседания почти такие же скучные, ка, к и прения о министерстве
Колоний в палате общин в пятницу утром»44. Газета была вынуждена осудить решение о «Хааваре»:
«Загадочное зрелище для всего мира, чьи симпатии
мы хотим завоевать, и удручающее для евреев, для
которых бойкот является одним из немногих орудий,
подходящих для них, и которые теперь видят, что их
покинуло Движение, на каковое они имеют больше
всех прав претендовать как на союзника в их борьбе»45.
В Америке выступления против «Хаавары» были особенно массовыми в профсоюзах швейной промышленности, в которой работают сотни тысяч еврейских рабочих. Большинство руководителей еврейских рабочих всегда смотрели на сионизм с презрением. Многие из них были выходцами из
России и знали о роковой встрече Герцля с Плеве и о том,
как их старый враг Зубатов поддерживал сионистов «Поалей» против Бунда. Поскольку речь шла о них, «Хаавара»
была просто воплощением сионизма, вернувшегося к своим старым проделкам, и в декабре 1935 г. Барух Чарни Владек, председатель Комитета еврейских рабочих и сам бывший член Бунда в Польше, выступил в дискуссии с Бердом
Локкером, руководителем организационного отдела палестинского «Поалей Циона», перед огромной толпой в Нью-Йорке.
Локкер был вынужден занять оборонительную позицию, настаивая на том, что соглашение было выгодно только германским евреям. Кроме того, утверждал он, они доставили бы грузы в страну самостоятельно, если бы не было никакого договора. Ведь не будь пакта, говорил он, положение в этом отношении было бы гораздо хуже: «Палестина изображалась как свершившийся факт… Соглашение о трансферте предотвращает наплыв в страну германских товаров, поскольку товары поступают по мере того, как в них имеется потребность»46.
Владека не могла смутить явная уловка Локкера, и он продолжал наступление. В Нью-Йорке местные «лейбористысионисты» одновременно поддерживали бойкот в Соединенных Штатах, извиняясь в то же время за «Хаавару» в Палестине, и старые бундовцы высмеивали их попытку вести двойную игру:
«Вы можете спорить с сегодняшнего дня до дня Страшного суда, но это двойная бухгалтерия самого вопиющего рода. Никто, кроме евреев Палестины, не сможет сорвать бойкот! И только ВСО может договориваться с Германией!.. Я утверждаю, что главная цель трансферта заключается не в том, чтобы вызволить евреев из Германии, а в том, чтобы усилить различные организации в Палестине… Палестина, таким образом, становится официальным штрейкбрехером, срывающим бойкот германских товаров на Ближнем Востоке… Когда впервые стала известна новость о соглашении трансферта… Берл Локкер заявил: «Ни одна сионистская организация не имеет ни малейшей связи с трансфертом…» Из этого я могу сделать только один вывод: соглашение о трансферте — это пятно на евреях и на всем мире»47.
Если большинство евреев возражало против «Хаавары» как предательства, был по крайней мере один человек, кто хотел, чтобы была зафиксирована жалоба на то, что Вейцман и его друзья пошли недостаточно далеко. Густав Кроянкер, чьи взгляды на нацистов рассмотрены в главе 3, был одним из руководителей Ассоциации германских иммигрантов в Палестине, и в 1936 г. ассоциация опубликовала брошюру «Трансферт: важнейший вопрос сионистского движения». Он сводил деятельность сионизма к политическому расчету, и был более чем готов сделать логические выводы, уже присущие сионистско-нацистскому пакту. Он утверждал, что ясно понимает нацизм и возможности, которые он открывает для сионизма, как представлял их себе сам Герцль:
«Сделанный им анализ ситуации был свободен от пустого недоброжелательства; он видел два политических фактора — организацию еврейского народа, с одной стороны, и соответствующие страны — с другой.
Они должны были стать участниками пакта».
Кроянкер ругал руководство за то, что у него не хватило мужества официально одобрить деятельность «Хаавары» еще в 1933 г. Для него это была лишь капитуляция перед тем,
что он считал «психологией диаспоры». Он хотел, чтобы оно пошло гораздо дальше:
«Сионистское движение должно было бы постараться… повлиять на германское правительство в том направлении, чтобы оно пошло на заключение достойного государственных деятелей договора, а затем, сделав соответствующие выводы из обстановки, попыталось извлечь максимальную выгоду в сионистском смысле».
Он утверждал, что следующий необходимый шаг состоял в том, чтобы помочь нацистам сорвать бойкот в самой Европе путем расширения сферы действия «Хаавары». Германия «могла бы даже быть готовой заключить соглашения,—
если мы… будем готовы распространить систему «Хаавары» на другие страны»48. Но руководители ВСО не нуждались в такой подсказке Кроянкера. Он не знал, что тайно они уже решили поступить именно так, и в марте 1936 г. переговоры
Зигфрида Мозеса наконец привели к созданию в Лондоне банка Международного торгового и инвестиционного агентства для организации сбыта германских изделий прямо в самой Англии 49. Нацистам пришлось удовольствоваться приятной констатацией дальнейшей деморализации сил бойкота,
/поскольку опасение враждебности евреев и других стран вообще по отношению к штрейкбрехерству, срывающему бойкот, исключало возможность, что банк пойдет настолько далеко, чтобы осуществить передачу английской валюты непосредственно в руки немцев. Поэтому товары покупались в
Германии на марки, и их стоимость записывалась в кредит еврейских капиталистов, которым был необходим взнос в размере 1000 фунтов, требующийся для покрытия въезда иммигрантов в Палестину сверх квоты. Сионистско-нацистские торговые отношения продолжали развиваться и в других сферах. В 1937 г. 200 тыс. ящиков «золотых апельсинов»
были переправлены в Германию и еще 1,5 млн. — в Нидерланды на кораблях, плававших под флагом со свастикой50.
Даже после «хрустальной ночи» 11 ноября 1938 г. — ужасной ночи разбитого стекла, когда нацисты спустили с цепи коричневорубашечников для разгрома еврейских магазинов, — управляющий акционерным банком «Хаавары» Вернер Фельхенфельд продолжал предлагать по сниженным тарифам фрахт желающим использовать нацистские суда. Его единственная забота заключалась в том, чтобы успокоить щепетильных, что «конкуренции с английскими судами не возникнет, так как это соглашение о трансферте действительно только для перевозки цитрусовых в голландские и бельгийские