Хелен плавно переходит к другому воспоминанию, потом еще к одному – темнота смазывает границы между прошлым и настоящим.
Когда сонливость настойчиво дает о себе знать, точно гигантский цветок, норовящий раскрыться, Хелен подхватывает с юбки спящую мышь и несет в руке на кухню. Теплое мягкое тельце, весом с два пальца. Глаза уже попривыкли, и теперь, в еле видимом свете восходящей луны, она уже различает очертания знакомых предметов.
Подойдя к раковине, Хелен опускает руку на коробку от пирога. Мышь не шевелится.
– Давай, спать пора.
Коготки активируются, словно крошечные липучки.
– Мне все равно, что ты ночной зверек. Наверх тебе нельзя, а то, боюсь, застрянешь в какой-нибудь щели или труднодоступном уголке, откуда не сможешь выбраться, как я из того колодца.
Свободной рукой Хелен пытается подтолкнуть тельце, но мышь держится крепко.
– Надо пойти спать, – тихо говорит она ему. – Там уже просто дождь, бояться совершенно нечего, правда.
Она знает, что он не понимает ее слов, и медленно поворачивает руку над дыркой в картоне, так что мышь вот-вот окажется вверх ногами.
За секунду до падения зверек соскакивает сам. Хелен его не видит, но слышит топот маленьких лапок и чувствует его огорчение.
Остывший ужин все так же лежит на тарелке. Она отправится в постель, не притронувшись к нему, а завтра начнет с чистого листа. Хелен берет щепотку фруктово-ореховой смеси, рассыпает ее по раковине и ощупью бредет к лестнице.
Не почистив зубы и не причесавшись, она раздевается и ложится в кровать. Постельное белье такое холодное, что кажется влажным. Одну подушку она перемещает себе под колени. Потом лежит совсем тихо.
Моргая, Хелен перебирает в уме события, произошедшие за день. Заново переживает разговоры с Домиником и его матерью в библиотеке. Гадает, где сейчас они оба… и если бодрствуют, то какие мысли и воспоминания служат им веслами на пути к глубоким водам сна.
Четверг
24
На рассвете Хелен просыпается от бормотания голосов. Садится на краю кровати, еще толком не проснувшись. Что за люди, она их знает? Британцы или австралийцы? Определить не получается, но она сует ноги в новые тапочки. А дойдя до лестницы, осознает, что это просто вернулось электричество.
Внизу она выключает горящий повсюду свет и телевизор. Включает радио. Играет Финский барочный оркестр, прямая трансляция из Вигмор-холла.
Мышь спит, но разбросанные по раковине улики в форме микроскопических сигар свидетельствуют о ночных похождениях. Хелен по одной собирает их кусочком бумажного полотенца. Ни плоть, ни кровь, ни экскременты не вызывают у нее брезгливости. Никогда не вызывали.
Наконец, пристроив на журнальном столике поднос с чаем и тостами, она удобно располагается на диване с книжкой о мышах, открытой на странице тридцать девять – «Условия содержания». Он никак не может и дальше жить в раковине, даже то недолгое время, что ему осталось провести у нее на Вестминстер-кресент. Аквариум на заднем дворике треснутый, и Хелен подумывает заклеить трещину липкой лентой, но нет, осколки стекла могут вонзиться в лапку. Такие невидимые фрагменты нипочем не удалить, даже опытному хирургу с увеличительным стеклом.
Заодно Хелен прочитывает и раздел «Дополнительные домики», но для нее как для временного опекуна здесь ничего подходящего нет. Вот если бы удалось добыть другой аквариум, это было бы в самый раз. Но выбор для него места в доме не менее важен, чем габариты. Согласно книжке, нельзя допускать ни сквозняков, ни прямого солнечного света, ни пыли, ни резких изменений влажности или температуры. Когда воздух нагревается до тридцати семи градусов по Цельсию, мышь начинает умирать.
После завтрака Хелен обнаруживает, что пропустила новости и прогноз погоды. Радио работает, но она с головой была погружена в свою библиотечную книжку. Особенно ей интересен раздел о мышином характере: как они не любят кусать что бы то ни было, если оно несъедобное, и как от внезапного шума у них может ни с того ни с сего отказать сердце. Такие нежные создания.
Через полчаса Хелен встает. Идет на кухню. Стоит над коробкой. Ее осеняет. Она переобувается из клетчатых тапочек в ботинки и натягивает поверх кардигана пальто. Собирается на выход. Ей самой не верится. Скоро она будет марафоны бегать.
Перед уходом она еще раз набирает номер приюта для животных. Но в трубке только гудки и гудки, и никакой возможности оставить еще одно сообщение.
С тяжелым чувством, которое у нее не получается приписать чему-то конкретному, Хелен застегивает пальто. Проверив ключ, переступает порог. Придерживает козырек над щелью для писем и закрывает входную дверь медленно, с тихим щелчком.
Никаких хозяйственных сумок она с собой не брала, поскольку тащить свою покупку домой не собирается. Дождя нет, но вокруг сыро после ночного шторма. Как же не хочется второй день подряд топать в горку до центра – но какое же будет облегчение снова пользоваться кухонной раковиной.
Воздух на улице пронзительно чистый, а небо ярко-голубое, словно нарисованное. В огромных лужах плавают островки из опавших листьев.
Хелен поднимается по холму.
Проходит школу, потом библиотеку.
Рядом с пабом «Бутчерс армс» валяются два цветочных горшка. Один уцелел, другой треснул, и из него на мостовую рассыпался грунт – как будто зернистая кровь пролилась. Над тюдоровскими окнами провисла серая водосточная труба. Дальше по улице – рухнувшее дерево. Несмотря на кавардак, в городке тихо, только владельцы магазинов собираются группками, показывая друг другу, что к ним свалилось на крышу или под окна.
Наконец Хелен добирается до своей цели. Дверь магазина открыта, подпертая резиновым клином. Подойдя к прилавку, она видит, как хозяин тычет в кнопки кассового аппарата.
Хелен расстегивает пуговицы пальто:
– Жарко у вас тут.
– Это, наверное, от обогревателей, мэм. Я их должен проверять, а то пару раз бывало, что они повреждались при морских перевозках. Надеюсь, вы не за швабрами и мусорными пакетами, а то у меня все распродано. Как в восемь утра открылся, народ валом повалил. Вот уж шторм так шторм!
– Мне нужен аквариум, – объявляет Хелен. – Довольно большой.
– Вот это я понимаю, изысканное хобби. Соленая или пресная?
– Прошу прощения?..
– Рыбки у вас обычные или тропические, мэм?
– Ни тех ни тех… Мне вообще для другого надо.
Он выбирается из-за прилавка, чтобы подойти к ней поближе.
– Можно полюбопытствовать, для чего он вам, если не для водных обитателей? Я бы предположил, что для садоводческих экспериментов. Как будто это на вас похоже…
Не успевает Хелен ответить, как его лицо озаряется узнаванием:
– Это же вы приходили за клеевыми ловушками! – К ней протягивается мясистая рука. – Рад видеть вас снова. Я Сесил Паркс. Ну как, справились с поганцем?
Хелен чувствует, как щеки заливает румянец.
– Так что, поймали кого-нибудь?
– Ну вообще-то да, поймала.
– Правда неплохо работают ловушки, а? Хотя мыши частенько в них живьем попадаются, это как-то малоприятно.
– Не просто малоприятно, мистер Паркс… преступно. Эту клеевую гадость надо запретить законодательно!
Сесил откашливается:
– Если честно, мэм, о чем о чем, а о судьбе мышей я как-то никогда особо не задумывался…
Его прерывает хлюпанье мокрой обуви. Кто-то заходит в магазин.
– Помочь тебе, сынок? – резковатым тоном спрашивает Сесил.
– Не-не, спасибо, я просто посмотреть, – отвечает молодой голос.
Сесил исподлобья наблюдает за парнишкой, который чем-то гремит на полке за спиной у Хелен.
– Простите, мэм, что вы говорили?..
– Так вот, мистер Паркс, мыши способны на глубокие чувства, и меня удивляет, что такой здравомыслящий и порядочный человек, как вы, готов продавать такую изуверскую вещь, как клеевые ловушки. – Она останавливается, чтобы посмотреть на его реакцию, и понимает, что ему обидно. – Жизненный опыт мне подсказывает, Сесил, – мягко продолжает Хелен, – что, возможно, единственный достойный вариант – это продавать устройства, позволяющие поймать живое существо невредимым и отпустить его в естественную среду обитания.
Прежде чем он успевает что-то ответить, второй посетитель перемещается в другой проход.
– Извините, – говорит Сесил и устремляется вслед за чавканьем мокрых ботинок парня.
Мгновение спустя он возвращается.
– Ушел. Мутный тип, как по мне. Так вот, а насчет всех этих мышиных дел: если я последую вашему совету, что, скажите на милость, мне отвечать покупателям, когда они приходят за мышеловками, потому что мыши все у них грызут, хоть из дома беги, или гадят там, где они готовят еду?
– По хозяйственным принадлежностям вы в этом городе главный эксперт, мистер Паркс, и если вы будете объяснять, как работают гуманные ловушки, люди к вам прислушаются.
– Дорогие они…
– В долгосрочной перспективе не очень… – Хелен соображает на ходу. – Ведь в отличие от клеевых ловушек и мышеловок подобные устройства годятся для многоразового использования.
Сесил постукивает кончиками пальцев по подбородку:
– А что тогда делать с пустыми стеллажами?
– Заполните их принадлежностями для аквариумистов! Вы же сами сказали, изысканное хобби.
Грузный владелец магазина скрещивает руки на груди. Улыбается стоящей перед ним старушке.
– Аквариум-центр Сесила, – произносит он, словно читая невидимую вывеску. – Корм, фильтры, рыбки и водный интерьер. Ну как вам?
Хелен жмурится:
– Чудесно!
– Правда?
– Конечно, и представьте, какой вас ждет доход, когда все больше людей станут проникаться этим увлечением.
– Думаю, может, и правда что-то в этом есть, миссис…
– Картрайт. Хелен Картрайт.
Сесил отступает на шаг назад:
– Картрайт? Часом, не дочка учителя, которая переехала в Австралию?
Такого поворота Хелен не ожидала: ее губы шевелятся, но ни звука с них не слетает.