– Здравствуйте, – произносит голос в трубке. – Чем могу вам помочь?
– Я недавно брала у вас книжку о мышах, и теперь мне понадобились еще книги, которые, как мне кажется, нужно заказывать заранее.
– Ой, миссис Картрайт!
– Вы меня помните?
– Конечно. Доминик о вас спрашивал. Помните Доминика?
– Да, разумеется, я его помню.
– Ну вот, он вбил себе в голову, что вы принесете свою мышку, когда придете к нам на кофе.
– Ему сейчас немного нездоровится. Из-за этого я и звоню.
– Ой, как жаль. Уверена, мы все будем рады с ним познакомиться. Он идет на поправку?
– Надеюсь. А теперь можно я вам продиктую, какие наименования мне нужны? Я их нашла в библиографии книги, которую вы мне дали.
– Да, миссис Картрайт, если вы готовы, диктуйте.
– Первая называется «Биология и медицина кроликов и грызунов», второе издание.
Хелен слушает, как библиотекарша печатает название, букву за буквой.
– Эту мы можем получить через два дня, миссис Картрайт.
– Отлично, спасибо.
– Вторая книга: «Молекулярная биология и патогенный потенциал микоплазм».
– Ой, тут мне, возможно, придется просить вас уточнить правописание.
Когда печатание одним пальцем завершено, библиотекарша сообщает Хелен, что издание, доступное для межбиблиотечного заказа, хранится в Бодлианской библиотеке Оксфорда, поэтому ожидание может занять неделю.
– И вам, наверное, понадобится врач, чтобы в ней разобраться, миссис Картрайт.
– Я сама врач. Кардиохирург, если быть точной.
Повисает пауза, потом библиотекарша тихонько произносит:
– Ну ничего себе… как Доминик обрадуется. Он все время возится с анатомическими моделями в нашем уголке учебных материалов по медицине. Может, вы согласитесь как-нибудь посидеть с ним и рассказать, что там для чего?
Сначала Хелен не отвечает, но потом вспоминает, что Доминик – сын библиотекарши: он часть своей матери, так же как Дэвид был ее частью.
– По каким дням Доминик у вас?
– Официально он работает три дня в неделю, но в свои выходные он тоже приходит, просто мы не даем ему заданий.
– Тогда, может, в тот день, когда я приду за книгами?
– Ох, миссис Картрайт, вы так добры. Я еще должна упомянуть, что ваши книги можно заказать и в электронном виде, вы их сможете читать на компьютере или планшете. Хотите, так сделаем?
– Ни в коем случае.
Едва Хелен прощается с библиотекаршей, ее телефон звонит. Она смотрит на аппарат, затем с опаской поднимает трубку.
– Алло?
– Это Сесил, миссис Картрайт. Я просто спросить, как там его сиятельство.
– К сожалению, когда я проснулась, у него был тяжелый приступ.
– Ой, мамочки.
– Зато, когда я поместила его в вашу кислородную камеру, он быстро стал дышать нормально, и я смогла дать ему лекарства.
– А вот это уже отличные новости.
– Для протокола, Сесил. Сегодня без малого в десять утра вы спасли мышь от преждевременной гибели.
– Да что я, это поди чистый кислород его спас. Но и у меня хорошие новости: я тут разобрался в ловушках, позволяющих выпускать мышей на волю. Буду на прилавке показывать покупателям, как это работает, с зефиркой в роли подопытного.
– Обязательно заходите в гости, Сесил, чтобы Сипсворт мог поблагодарить вас лично.
– Только свистните, когда он наберется сил и готов будет принимать гостей. И подумайте насчет нормальной сигнализации. Тут ночью опять к людям вломились.
Хелен думает, не позвонить ли доктору Джемалю. Поблагодарить за вчерашнее и рассказать, как идут дела. Но он, скорее всего, занят пациентами, а сообщение оставлять она боится, не дай бог чем-то выдать, что она нелегально держит в доме кислородный баллон.
– Он позвонит попозже, я уверена, – говорит она себе. – Или, может, я навещу его в больнице.
Она представляет, как вручает ему коробку шоколадных конфет – или вообще едет в Банбери и покупает ему «ролекс», о каком всегда мечтал Лен. Почему бы и нет? Зачем что-то копить? Время экономии в ее жизни уже позади.
Когда Хелен заглядывает проведать Сипсворта, он крепко спит. Она собирается включить телевизор, но вместо этого снимает тапки и ложится на диван, устроив голову на подушке всего в нескольких дюймах от своей мыши.
Закрыв глаза, она заново прокручивает в уме разговор с библиотекаршей и воображает, как они, Хелен с Домиником, тихонько сидят рядом на стульях.
Размышления перетекают в сон, и вот она уже в операционной сиднейской больницы со своей старой командой. Но, опустив глаза, она видит не рассеченную грудную клетку и ребра, раздвинутые торакальным ретрактором, а мышиное тельце. Хелен поворачивается к лотку со стерилизованными инструментами, потом к своим ассистентам. Мышь под наркозом и ожидает первого надреза.
Потом Хелен оказывается в приемной. Звука в этой картине нет. На дворе 1980-е, и она объясняет матери с отцом, что их трехлетний мальчик скоро проснется в послеоперационной палате и сможет вернуться домой, в свою детскую, где у него столько знакомых и любимых разноцветных игрушек. Страшное осталось позади. С новым клапаном он сможет вести нормальную жизнь.
Теперь Хелен высоко над городом. Может быть, это Сидней, но уверенности нет. Там не ветрено и не холодно, просто очень тихо, и где-то внизу люди – в офисах, в поездах, потягивают кофе, говорят по мобильным телефонам, влюбляются, расстаются, примеряют обувь в магазинах, – живые благодаря старой женщине в далекой Англии, которая недавно усыновила мышь, стала вегетарианкой, нарушила закон и записалась в библиотеку… как будто собирается собственную жизнь начать заново.
32
Когда Хелен пробуждается от своей дремоты, Сипсворт все еще спит. Она решает включить телевизор на минимальной громкости. Сейчас должны идти детские передачи, и она надеется, что звуки мультиков и смеха подействуют успокаивающе, ведь животные на самом деле просто дети, которые никогда не вырастают.
Хелен тихонько встает, намереваясь сделать себе чаю. Выключает радио в прихожей. Кипятит чайник. Вынимает из кухонного шкафчика полпачки диетического печенья. Когда она возвращается в гостиную, Сипсворт уже бодрствует – пьет из лимонадной крышки. Слышит ее, оборачивается – устало жмурится, но дышит, слава богу, нормально. Поставив кружку с тарелкой на ковер, Хелен бежит обратно на кухню. Сперва набрать каждое лекарство в шприц, потом выдавить на отдельный палец. И бегом обратно, где Сипсворт опять пьет. Убедившись, что он утолил жажду, Хелен для начала предлагает ему бронхолитик. Удерживая двумя лапами ее палец, как ребенок держит бутылочку, мышь вылизывает все до капли.
Хелен на радостях присвистывает:
– Определенно докторский сынок!
Благополучно употребив обе дозы, Сипсворт залезает на синие башенки и машет передними лапками. Хелен опускает руку, и мышь маленьким прыжком перебирается в нее.
– Ты пока не перенапрягайся, – предупреждает Хелен. – Никакой акробатики и уж точно никакой беготни в этом твоем колесе.
На подлокотнике дивана Хелен замечает его утерянный тапок. Поначалу мышь не рвется покидать теплую ладонь, но затем, учуяв нечто знакомое в пятке тапка, тянется всем телом в ее направлении. Удостоверившись, что это действительно арахис, он отрывает задние лапы от надежной опоры – руки Хелен – и перемещается в тапок целиком.
– Ты ешь, а я пока чаю попью, – говорит она ему, разламывая пополам печенье.
Детские передачи заканчиваются, и начинается австралийский сериал. Сипсворт выныривает из носа тапка и встает на задние лапы.
Хелен кивает на экран. Персонажи серии спорят о том, как лучше организовать свадебное торжество.
– Забавно, что именно это тебя заинтересовало, ведь дело происходит в Австралии. А я там жила с Леном и Дэвидом.
Сипсворт принюхивается, и выглядит это так, будто он кивает.
– Вот именно так люди в Австралии разговаривают. И птицы на деревьях так гомонят, мы их с террасы всегда слышали. И столько солнечного света… – продолжает Хелен. – Он там каждый день доверху заливал все улицы.
Она смотрит на своего маленького друга. Он уселся на хвост и вылизывает себе мех на брюшке.
– Я предпочитаю, чтобы утром у нас играло радио, а вечером телевизор. Что-то одно целый день – это несколько утомительно.
Кто-то из персонажей смеется, и Хелен переводит взгляд на мерцающие образы – выдуманные судьбы, так долго помогавшие ей держаться.
– Напоминает мою свадьбу с Леном. Разумеется, мы этим днем не насладились. Слишком были заняты: ну, знаешь, всем надо уделить внимание, с каждым поздороваться и так далее… После самой церемонии я его почти и не видела. А в брачную ночь мы рухнули на кровать и заснули прямо в одежде. Даже в щечку не поцеловались.
Хелен подбирает крошку печенья. Протягивает ему:
– Держи… немножко сахара полезно для мозга, – говорит она и наблюдает, с каким удовольствием он жует. – Но когда тебе станет получше, нам с тобой стоит ограничиваться фруктами, потому что они содержат клетчатку и еще много всякого, что способствует долголетию.
Серия заканчивается, а Сипсворт все сидит неподвижно, как маленькая статуэтка. Хелен предполагает, что при его респираторном недуге в этой позе может быть по какой-то причине удобнее.
– Вечером по Четвертому каналу будет весьма симпатичный фильм. Здорово, если получится его посмотреть вместе, но если захочешь спать, я пойму. Эти лекарства вызывают сонливость.
Не посадить ли его еще разок в кислородную камеру подышать, думает Хелен. Может, попозже, перед сном. На ночь, для профилактики.
Посреди шестичасовых новостей Хелен моргает. Осознает, что задремала и что пора ужинать.
Сипсворт, свернувшись пушистым рогаликом, дрыхнет в пятке тапка. Оба глаза закрыты – мышиная книжка Хелен определяет это как признак доверия.
На кухне она открывает шкафчик, но не может сообразить, чего ей хочется. Чуть ли не все сразу выглядит заманчивым. Так почему бы не сделать шведский стол? Получится похоже на Рождество у них дома, когда стол ломился от всякой всячины, и острой, и сладкой, и они все трое брали себе что и когда вздумается. Одно Рождество Хелен особенно хорошо помнит: Лен и Дэвид собирали из конструктора какую-то замысловатую машинку на дистанционном управлении. Она сидела в комнате отдыха, прячась за опущенными жалюзи от слепящего солнца, смотрела… «Волшебника из страны Оз». Да, точно. И когда Хелен начала петь, муж и сын, вместо того чтобы ворваться и поржать над ней, зависли на пороге. Дэвид крутил в руках миниатюрное колесико, а Лен держал отвертку.