Вера узнала его. Но тотчас же она быстро приложила палец к губам, чтобы он молчал.
– С кем это ты разговариваешь? – спросили ее из комнаты, где горел ночник.
– Ни с кем! Это тебе показалось, – громко ответила она. – Я принесу сейчас свежей воды для компресса.
И она, нарочно стуча каблуками, прошла через комнату, движением головы показав Елчанинову, чтобы он следовал за ней.
Они вышли в кабинет.
У Елчанинова, вместо того чтобы забиться сильнее, сердце сжалось. Ему стало ясно, что Вера сидела у кровати больного Трамвиля и ухаживала за ним, в то время как он, Елчанинов, по ее приказанию, может быть, подвергается смертельной опасности, и злое, недоброе чувство заговорило в нем; ему захотелось сейчас, сию минуту погубить всех – и себя, и Веру, и, главное, этого маркиза.
– Как вы попали сюда? – спросила она, близко пригибаясь к нему и положив свою руку на его, в которой он держал фонарь.
Ее голос, ее взгляд и прикосновение сразу перевернули все в Елчанинове, и он почувствовал, что может погубить себя, а ее не только погубить не в состоянии, но даже, если это нужно будет для нее, не погубит, а спасет самого маркиза.
– Как вы попали сюда? – повторила она, видя, что он не отвечает.
Елчанинов вздрогнул и прошептал так же тихо, как она говорила с ним:
– Сейчас совершенно не время рассказывать об этом!.. Вы здесь одна?
– Кажется.
– Там, в той комнате, маркиз?
– Да.
– Кроме него никто не живет здесь?
– Нет. Внизу только один новый слуга арап; он, вероятно, спит.
– Вы не знаете, как пройти к подвалу?
– Знаю. Надо спуститься по внутренней лестнице до самого низа, там будет дверь, за которой заперт Станислав.
– Он здесь еще?
– Здесь. Я сегодня была в саду и опять говорила с ним через окно.
– Можете вы показать мне лестницу? – продолжал свои вопросы Елчанинов.
– Да это та самая, по которой вы поднялись сюда; на верхний этаж ведет одна только лестница.
– Нет, есть другая. Я вошел по другой.
– Зачем же вы вошли сюда, на второй этаж?
– Иначе нельзя было.
– И вы говорите, что сюда есть еще другая лестница?
– Есть, есть.
– И вы пришли один?
– Тут, во-первых, многим делать нечего, а во-вторых, ведь вы же велели мне хранить тайну.
– И потому вы решились действовать один? Но вы могли, вместо меня, встретиться здесь с кем-нибудь другим; это чистая случайность, что я осталась сегодня здесь у постели маркиза. Сегодня он в первый раз пришел в себя.
– Ради Бога, дайте мне забыть о нем, не говорите о маркизе!
– Отчего? – спросила Вера.
Елчанинов сделал над собой усилие и ответил, но вовсе не то, что думал:
– Некогда разговаривать про маркиза. Нужно скорее освободить бедного заключенного. Для него каждая лишняя минута в подвале, вероятно, вечность!
– Вы правы! Идемте! Тем более что Станислав ждет своего освобождения. Я сказала ему сегодня, чтобы он ждал, что его придут освободить.
– Значит, вы поверили в меня?
– Мне хотелось верить... мне показалось, что вы хороший человек, а теперь я вижу... Впрочем, пойдемте... Тихонько идите за мной! – вслед за тем Вера вывела Елчанинова на лестницу и сказала: – Вот сюда, спускайтесь вниз.
– А как отсюда пройти в столовую?
– Через эту дверь. Она ведет в библиотеку. Столовая рядом.
– А я из библиотеки попал в гостиную. Теперь я буду знать. Прощайте!
– До свидания, до завтра.
– Вы хотите видеть меня?
– Приходите завтра в два часа через оранжерею в сад!
– Вы хотите узнать, будет ли спасен Станислав?
– И останетесь ли вы невредимы сами. Приходите, я буду ждать.
– Однако вы не договорили того, что начали; вы сказали, что вам показалось сначала, что я хороший человек, а теперь вы видите... Что вы видите теперь? Скажите мне!
– Некогда разговаривать, вы сами остановили меня. Для Станислава каждая минута дорога.
– Ничего! Одно слово. Скажите! Что вы видите теперь?
Елчанинов стоял уже на ступеньках лестницы, Вера перегнулась через перила.
– Что вы молодец! – шепнула она.
Он, сам не помня себя, схватил ее руку, поцеловал и стремглав кинулся вниз, словно ничего не помня и не сознавая. Если бы это была не лестница, а башня, высотой до самого неба, он теперь прыгнул бы и с нее не задумываясь.
Лестница вела в подземный этаж дома, и здесь Елчанинов нашел дверь подвала.
Огромный железный болт был задвинут на ней и крепко держал ее, но висевший на болте замок оказался открытым, так что стоило только отодвинуть болт, чтобы отворить дверь.
Елчанинов чувствовал в себе такую силу, что приготовился выломать дверь подвала, и вдруг она оказалась препятствием, легко устранимым, к его сожалению. Именно с сожалением отодвинул он болт.
То, что, может быть, здесь была приготовлена ловушка для него самого, ему и в голову не пришло. Он не подумал об этом.
Елчанинов нашел Станислава в подвале, он был на ногах и стоял почти у самой двери. Елчанинов поднял фонарь, чтобы осветить себе лицо и показать Станиславу, кто он такой.
– Пан пришел ко мне! – захлебываясь и чуть дыша, залепетал Станислав.
– Вы узнаете меня? – так же тихо спросил Елчанинов.
– Узнаю... вы товарищ пана Кирша! Значит, панна Вера не обманула; она сказала, что меня придут освободить. Ведь вы освободить меня пришли, да? – говорил он не без труда.
Нижняя челюсть у него плохо слушалась; он дрожал всем телом и от дрожи не попадал зуб на зуб.
– Да, я пришел освободить вас, – поспешил успокоить его Елчанинов. – Идемте!
Он так был уверен, что Станислав не станет медлить, чтобы последовать за ним, что схватил его за руку и двинулся было вперед, но тот уперся и жалобно протянул умоляющим голосом:
– Ради Господа Бога, скажите, пан, куда вы меня хотите вести?
– На свободу, на волю! Я отведу вас к себе и ручаюсь вам, что у меня никто не посмеет вас пальцем тронуть!
– Да, но здесь пан не у себя!
– Оттого-то я вас и хочу увести! Ну, скорее! Не рассуждайте!
– Ради Господа Бога, пан, погодите! Как мы выйдем отсюда?
– Увидите!
– Я не знаю, как пан вошел сюда, но знаю, что вокруг этого дома такая высокая стена, что через нее не перелезть; окон на нижнем этаже нет, а есть только два выхода: один через дверь на улицу, из нее без шума выйти нельзя; а другой – через калитку из сада. У пана есть ключ от этой калитки?
– Нет. Да вы не беспокойтесь, идите, когда я вам это говорю!
– Тогда пан ошибается: мы не выйдем!
– Есть третий выход: через дом, по подземному ходу.
– Через дом? По подземному ходу? – повторил Станислав, как-то съежился и присел даже.
– Ну да! Мы подымемся на верхний этаж, и там из столовой есть выход.
– Нет, нет, – совсем испугался Станислав, – мы не сделаем этого. Подниматься на второй этаж... Да вы не знаете, пан! В этом доме стены видят и слышат. Я послушался пана Кирша, поднялся с ним, чтобы заглянуть в эту столовую, и это сейчас же стало известно. Как? Я понять не могу! И за это меня посадили в подвал. Если мы подымемся теперь, нас убьют!
– Некому убивать нас. Не бойтесь, раз вы со мной! В доме никого нет и некому следить за нами.
– Я тоже так думал, когда подымался с паном Киршем. Разве он не рассказывал вам? Где он теперь?
Елчанинов не решился ответить на этот вопрос Станиславу, боясь, что тот еще больше оробеет, узнав о судьбе Кирша.
– Все равно! – сказал он. – Идемте же, говорят вам!
Станислав отрицательно покачал головой и глупо и настойчиво произнес:
– Я боюсь!
Елчанинов начинал терять терпение.
– Да чего вы боитесь? – рассердился он. – Хотите оставаться в этом подвале, так оставайтесь.
– Да, я лучше останусь здесь... пан пришел освободить меня, видит Бог, я благодарен ему, но пан не знает, от каких людей он хочет увести меня! Может быть, это западня!
– Вы с ума сошли! С какой стати я вас буду ловить в западню?
– Не вы... не вы... я хочу сказать, что для самого пана, может быть, устроена западня.
Эти слова как громом поразили Елчанинова, и ему пришло на ум: а что как они – правда?
В самом деле, все как будто шло у него до сих пор слишком хорошо. К тому же Станислав вовремя напомнил ему о Кирше, да и сам он невольно вспомнил об участи, которую готовили Варгину. Сам он был третьим из тех людей, про которых сказал управляющий: «А теперь возись с ними!»
Неужели опасения Станислава справедливы? Да нет же, не может быть! Ведь тут Вера, а она не может стать предательницей; для этого слишком ясен и светел ее взор, слишком чист и прекрасен! Что она сама может не знать! Пустяки это все!
Елчанинов вспомнил, что трусость заразительна, и с досадой на себя, что чуть было не поддался испугу Станислава, с силой схватил его за руку и проговорил:
– Так я насильно уведу вас отсюда!
– Я боюсь... я не хочу... я стану кричать, – окончательно обезумев от страха, чуть не во весь голос сказал Станислав.
Елчанинов едва успел выхватить платок из кармана и сунуть его в рот обеспамятевшему поляку, а затем схватил его, как ребенка, на руки.
К счастью, Станислав затих и не барахтался, так что Елчанинов мог прихватить фонарь; он со Станиславом на руках направился к двери и толкнул ее ногой, чтобы отворить ее.
Однако дверь не поддалась.
Елчанинов толкнул еще раз – дверь не отворилась!
Тогда он выпустил из рук Станислава, попробовал толкнуть дверь рукой, – крепкий железный болт, задвинутый по ту сторону, держал ее.
Елчанинов растерянно оглянулся.
Станислав бледный стоял сзади него.
– Я говорил вам, пан! – произнес он, успев уже освободиться от платка.
ГЛАВА XXIII
На другой день после бала Варгин имел все-таки смелость наведаться на яхту, несмотря на слова, сказанные ему управляющим, что сеанса сегодня не будет и что ему дадут знать, когда он может снова явиться к леди. Однако на яхту его не пустили.