– Зачем мы здесь стоим? – Звуки его голоса резали девушке слух.
– Надо засечь время отлива. Когда вода поднимается, попасть в пещеры намного сложнее.
– Почему мы здесь? Почему не там? То место как будто спокойнее. – Констебль указал на заливчик, где между несколькими скалами бурлила вода.
– Оттуда до пещер не доберешься.
– Ну, как мы доберемся до пещер отсюда, мне тоже непонятно.
– Вот почему вас веду я, а не наоборот.
Чунчжа понимала, что держится нелюбезно, но ничего не могла с собой поделать. Бабушку можно одурачить, но она на уловки этого человека не поддастся.
Пригнувшись, девушка, скользнула под низкую каменную арку, а затем резко повернула вправо, цепляясь за выступ скалы. Когда констебль повторил ее маневр, он чуть было не поскользнулся. Ему удалось удержаться на ногах, и на лице Чунчжи отразилось разочарование.
К ее изумлению, констебль громко расхохотался:
– Ну и бестия! Под стать своей бабушке!
Чунчжа начала карабкаться по тропе, петлявшей между большими валунами, двигаясь так проворно, что констебль с трудом поспевал следом. Она проверила, идет ли он за ней, только у самого входа в пещеру. Обернувшись и увидев мужчину, девушка досадливо поморщилась.
Из пещеры тянуло затхлым воздухом. Констебль шагнул в темноту, чтобы обследовать грот, но Чунчжа не двинулась с места.
– Вы увидели пещеры. Пора возвращаться, – натянуто процедила она.
Констебль Ли порылся в карманах и вытащил коробок спичек. Крошечный огонек отбросил на стены пещеры высокие тени и осветил лицо мужчины, превратив его в угловатую маску из тьмы и света.
Засверкав глазами, девушка прошипела:
– Если кто-нибудь узнает, что мы натворили, нас с бабушкой выгонят из деревни.
Огонек погас. Констебль зажег еще одну спичку.
– Наступают опасные времена. Ты в самом деле считаешь, что твоя бабушка пошла бы на такой риск без веской причины? – При свете спички взгляд его казался печальным, а выражение лица серьезным.
Огонек ярко вспыхнул, мигнул и погас. В словно придавившей их темноте констебль заговорил снова:
– Если хочешь уйти сейчас – пожалуйста. И я забуду, что когда-либо видел это место.
Чунчжа промолчала. Тишина, повисшая между ними, вторила пустоте пещеры. Девушка совершенно не доверяла констеблю. Зато доверяла своей бабушке. Когда она наконец заговорила, голос ее звучал глухо:
– Если у вас еще остались спички, господин, мы могли бы зажечь свечку.
Нижняя часть пещерных стен была изрезана серыми и нефритово‑зелеными ребрами. Выше скальная поверхность становилась изломанной, образуя выступы и углубления, заполненные сосудами из выдолбленных тыкв и глиняными горшками. Со свода словно стекали причудливые каменные колонны, между клочьями мха сочились струйки воды, создавая сверкающие узоры.
– Далеко она простирается? – Констебль явно не ожидал, что пещера окажется такой большой.
Даже с рассованными по всем углам припасами в ней оставалось достаточно места, чтобы здесь могла с комфортом разместиться дюжина человек. Чунчжа жестом поманила мужчину за собой, предлагая обогнуть нависающий над ними скальный выступ.
Они углубились в пещеру, освещая путь свечами. С каждым шагом свод и стены точно расступались, и туннель постепенно расширялся, переходя в куполообразное помещение, способное вместить всех жителей деревни.
– Это место создали вы, люди? – Констебль поднял свечу, чтобы осветить высокий свод.
– Нет. Оно было таким всегда.
Бабушка часто рассказывала на ночь сказки о великанах, которые некогда сражались друг с другом за власть над землей. В этих пещерах собрались последние драконы, прежде чем устремиться с горы в небеса, спасаясь от хаоса.
Констебль, уперевшись обеими руками в стену, задрал голову.
– Университетские ученые говорят, что Халласан – это спящий вулкан, то есть гора, извергающая из земных недр жидкую породу. – Он провел руками по ребристым стенам. – Эти пещеры, по-видимому, представляют собой туннели, образованные потоками раскаленной лавы. Предполагаю, что они ведут к горе.
Чунчже это было известно наверняка.
– Здесь, судя по всему, легко заблудиться, да? – спросил мужчина.
– Да.
– И, должно быть, тут не один вход. – Констебль посмотрел мимо Чунчжи в сторону темного коридора. – Припасы не могли доставить сюда тем маршрутом, которым воспользовались мы с тобой.
Молчание Чунчжи послужило подтверждением.
– Про это место знают только обитатели деревни, которые тут живут? И ни один посторонний, кроме меня?
– Насколько мне известно, да.
– Будем надеяться, что это так.
Свечка затрещала. Чунчжа посмотрела на своего спутника, и выражение лица господина Ли тотчас изменилось, черты его расплылись. Он ссутулился и выпятил брюхо.
– Мой желудок напоминает мне, что пора есть. Нам нужно вернуться к твоей бабушке и пообедать. – Речь его снова сделалась ленивой и тягучей.
– С сожалением признаю: это был самый вкусный куриный суп, который я когда-либо имел удовольствие есть. – Констебль громко отхлебнул из миски. – Даже лучше, чем у мамы.
Не стань Чунчжа очевидицей преображения констебля в приморских пещерах, она бы ни за что не поверила, что к этому человеку стоит относиться серьезно.
Бабушка скромно склонила голову.
– Я уверена, что к тому времени, когда ваша мама достигнет моего возраста, ее стряпня будет столь же вкусной, если не лучше, – произнесла она.
Чунчжа уставилась на бабушку: может, та тоже прикидывается ради нее? Она наверняка видела другое лицо констебля. Почему же они оба не говорят открыто, без всякого притворства?
– Вот речи поистине достойной женщины, их скромность заставляет меня глубоко сожалеть о просьбе, с которой я собираюсь обратиться. – Констебль рыгнул. – Через несколько дней здесь будут размещены войска с материка. Нам нужна повариха. Я порекомендовал вас и Чунчжу. Жалованье небольшое, но, пока вы работаете на нас, вы можете быть уверены в надлежащем обеспечении съестными припасами. Грядущей зимой они придутся весьма кстати. Конечно, ваше мастерство по большей части вам не пригодится, однако, если вы пожелаете, – эта работа ваша.
Чунчжа вспыхнула:
– Националистские войска? В нашей деревне?
– Да. Они прибудут строить укрепления. Халласан закрыли. Вход на него воспрещен.
– Что это значит? – Чунчжа надеялась, что Суволю и его семье ничего не угрожает.
– Это значит, что никому не разрешается ступать на гору. Все, кто живет на Халласане, должны его покинуть. – Констебль вытащил из вязанки хвороста щепку и принялся ковырять ею в зубах.
– То есть слухи не врут? – Чунчжа ощутила укол беспокойства.
– Боюсь, что так. – Господин Ли отложил зубочистку. – Но это огромная гора. Обеспечить соблюдение запрета будет непросто.
Чунчжа не могла разгадать выражение лица констебля. Она покосилась на бабушку. Лицо старухи тоже было непроницаемо.
– Не могла бы ты помыть посуду, пока мы с господином Ли допиваем чай? – подмигнула она внучке. – Когда закончишь, пойди нарви немного ккеннипа. У дикорастущего на северной стороне вкус лучше всего. Набери две корзины.
Такое количество могло означать только одно: они наконец-таки отправляются на сельскохозяйственный рынок в Согвипхо, куда давно пора было наведаться.
– Для обмена или на продажу, хальман? – спросила Чунчжа, начав собирать посуду.
Старая женщина поняла, о чем думает внучка.
– Это не для Согвипхо. Мы едем на другой конец острова, в Чеджу. – Прежде чем продолжить, старуха покосилась на констебля. – Господин Ли будет нас сопровождать.
Бабушка утащила Чунчжу подальше от бледного типа со сверкающими зубами, который размахивал перед лицом девушки каким-то тонким темным свертком.
– Эй, красотка! Шоколада хочешь?
– Не смотри на хвиндуни! – зашипела старуха.
Но девушка была не в силах оторвать взгляд от лупоглазых иностранных лиц с трупным цветом кожи.
Они выехали из деревни на запряженной ослом повозке. Затем пересели в военный автобус, объезжавший весь остров по побережью. Когда машина с грохотом проносилась мимо деревень, до которых пешком нужно было добираться целый день, бабушка ошеломленно хватала Чунчжу за руку. Мало-помалу, привыкнув к тряске, она успокоилась. Чунчжа смотрела в окно, поражаясь тому, как быстро проносился мимо пейзаж, а старуха дремала у нее на плече.
До ворот Чеджу они добрались к середине дня, и у них осталась уйма времени на рынок. Констебль Ли распрощался, договорившись встретиться с ними на том же самом месте завтра на рассвете. Он извинился, сказав, что служебные дела мешают ему проводить их до самого рынка.
Бабушка равнодушно отмахнулась от него:
– Сами доберемся, надо только идти в ту сторону, откуда воняет.
Улицы Чеджу были забиты людьми, а гавань – судами. Далеко в море на якоре стояли огромные серые корабли с иностранными буквами на бортах. В порту покачивались их бортовые катера, возвышаясь над деревянными яликами, которые протискивались между ними, чтобы выгрузить утренний улов. Трапы этих катеров охраняли высокие автоматчики с крючковатыми носами и непроницаемыми лицами.
Один из этих автоматчиков был чёрен, как прибрежные скалы. Почувствовав на себе пристальный взгляд Чунчжи, он подмигнул ей. Девушка ахнула и поспешила прочь. Когда она оглянулась на него через плечо, он ухмылялся.
– Хальман, я и не знала, что у американцев кожа бывает разного цвета. Один из них темный как сажа!
Старуха погрозила внучке пальцем:
– Разве я не велела тебе перестать пялиться на них?
Чунчжа ойкнула, потому что бабушка ущипнула ее.
– Но я просто смотрю, хальман.
– Мужчины воспринимают любой признак интереса как поощрение. Не отрывай взгляда от земли!
Когда они проходили мимо лотка с фотографиями почти обнаженных иностранных женщин, Чунчжа только рот разинула. Бабушка утащила ее в ряд, где взору представали более привычные зрелища: мерцающие горки сушеных анчоусов, полосатые желтые кабачки, огненно-рыжие холмики молотого острого перца, зеленовато-белые кочны капусты. С навеса над внушительным деревянным прилавком, где на глыбах льда поблескивали рыбины, свисали черные ленты сушеных водорослей.