– Мама дала мне много наличных. На всякий случай. Поскольку ты отдал мне половину всей имевшейся у тебя еды, я тоже буду с тобой делиться.
Остров Чеджудо. 1948 год
Рассказывая Чунчже о море, бабушка знакомила ее и со всем остальным миром. Вселенная есть проявление ым-ян, божественных энергий, которые придают форму каждому предмету, существу и действию. Выражение этих энергий – противоположности, которые вращаются друг вокруг друга с непрерывной цикличностью: тьма и свет, луна и солнце, женщина и мужчина.
Вдох – это ян. Выдох – ым. Земля – ян, вода – ым. Нырять в океан безопаснее женщинам, ибо они – порождения ым, так же как рыбы и растения, которых они добывают под водой. Тем не менее ныряльщица, дабы проникнуть в подводное царство бога, который не слишком жалует людей, должна взять на вооружение все стихии: полные легкие воздуха, жар огня, тяжесть камня, металлические ножи и серпы.
Бабушка любила похваляться, что Чеджудо – любимая вотчина восемнадцати тысяч богинь ым и богов ян – неотразимо привлекателен для таких низших божеств и духов, как касины и тотчебби. «Боги, богини, духи на Чеджудо везде, они наблюдают и слушают. Так что думай, что говоришь и делаешь!» Когда Чунчжа была помладше, она часто представляла себе, что эти неземные создания прячутся за деревьями и скалами и подглядывают за ней.
По-прежнему ли боги наблюдают за людьми? Или они истаяли до теней и ныне их едва ли можно считать богами? После того, чему она стала свидетельницей на горе, девушка уже не знала, во что верить.
Чунчжа с бабушкой покинули «Дом в облаках», когда от тлеющих углей еще поднимался дым. Пока семья Ян оплакивала погибших, одна из тетушек вместо надлежащего прощания принесла им узелок с едой. Ей не потребовалось объяснять, что уцелевшие остатки несъеденного свадебного угощения ныне возлагали на алтари для покойных. Чунчжу с бабушкой попросили остаться на три дня для участия в погребальных обрядах, но старуха, выразив сожаление, отказалась. Они должны вернуться в свою деревню прежде, чем солдаты закроют перевал.
Чунчжа была потрясена тем, как медленно теперь волочила ноги бабушка, как сильно она сутулилась. Когда сняли саван с самого маленького тельца, старуха упала на колени. Она узнала этого ребенка раньше, чем его мать.
Крошку нашли в свинарнике, она обнимала пса с обгорелой рыжей шерстью. Поси еще цеплялся за жизнь, защищая тело девочки; он умер, поскуливая, когда ее уносили. Мать девочки, будучи не в силах разбудить дочь, помрачилась рассудком, и ее пришлось на время опоить крепким травяным отваром.
Маленькое тельце готовили к погребению две тетушки, которые рыдали, обтирая губкой обожженную плоть. В правом кулачке у Крошки оказался зажат белый камешек, блестевший на ее пухлой ладошке. Бабушка заставила тетушек пообещать, что ребенка похоронят вместе с камешком.
Когда Чунчжа с бабушкой добрались до конца перевала, из-за деревьев, точно привидение, появился Суволь. Он остался в той же изодранной одежде, которая была на нем у колодца. Его немытое лицо по-прежнему покрывала сажа. За спиной у него виднелся объемистый мешок.
– Кто-нибудь подбросит нас до предгорий, но не дальше, – сказал он. – Повсюду заставы, которые охраняют солдаты.
Яркие глазные белки и зубы Суволя на фоне угольно-черной кожи выглядели жутковато.
Чунчжа не могла спросить, почему он не в трауре, а Суволь не стал давать никаких объяснений. Когда его не оказалось у колодца, Чунчжа выкрикивала его имя до тех пор, пока у нее не запершило в горле от дыма. Где он лелеял свои страдания, одинокий, как дикий зверь? Печаль все еще окутывала его, словно саваном, слишком тяжелым, чтобы она могла его приподнять. Чунчжа вытянула руки по бокам и сжала кулаки.
Скоро их нагнал на ощетинившейся вилами и мотыгами телеге рябой возница. Суволь помог женщинам забраться на повозку, потом залез сам. Чунчжа сидела лицом к юноше. Тот повесил голову и опустил плечи. Налобная повязка исчезла, волосы были покрыты пеплом. Грязные руки безвольно болтались. Поездка была слишком короткой для разговоров, молчание их было наполнено всем, чего они не могли высказать вслух.
Когда телега остановилась, Суволь поднял голову и посмотрел Чунчже в глаза. Когда он придвинулся ближе, девушка раскрыла ладонь. Он положил на нее какой-то небольшой предмет.
– Это все, что я могу тебе сейчас дать.
Длинные пальцы Суволя выскользнули из ее руки. Чунчжа посмотрела на оставленные им черные пятна и маленькую латунную зажигалку.
Суволь помог Чунчже и ее бабушке сойти, после чего снова забрался в повозку. Он не оглянулся и не попрощался. Чунчжа смотрела ему в затылок, пытаясь вспомнить, как надо дышать.
Бабушка неподвижно стояла рядом, пока дребезжащая телега не скрылась из виду. Затем старуха повернулась, сделала шаг и упала.
Прохладные глубины океана дарили Чунчже, которая до сих пор ощущала жар опустошенной деревни, испускаемый ее кожей, облегчение. Она дотащила бабушку до дома на спине, и выражение лица у нее было столь грозное, что на заставе никто из солдат не рискнул их допрашивать.
Старуха вцепилась во внучку, чья ярость заставила ее вспомнить собственный давно угасший гнев. Она попросила Чунчжу сделать приношение богу моря.
– Где был морской царь, когда горел «Дом в облаках»? – с вызовом спросила Чунчжа.
– У горы свой бог и свой путь. – Бабушка приникла к внучке, измотанная ее бурлящими эмоциями. – Пожалуйста, обещай мне, что посетишь святилище морского царя.
Чунчжа решила сдержать обещание, но не из благочестия. Ей было жаль бабушку, верившую в бессильных богов. Несмотря на беспрерывные молитвы, с тех пор как они вернулись домой, пожилая женщина не вставала с постели. Она, которая могла перечислить всех богов, великих и малых, больше не имела сил простираться перед ними ниц. Ее тело походило на растрескавшуюся скорлупу.
Первое погружение в океан привычно остудило гнев Чунчжи. Работа хэнё требовала неукоснительного внимания на глубине, чтобы уберечься от смертельных ошибок. Но теперь, после ухода других ныряльщиц, она осталась одна и могла свести счеты с морем. Девушка плыла, держась за пустотелую тыкву, и заставляла себя вспоминать. Падение бомбы. Огненный демон. Крошечное тельце… И Суволь у колодца со струящимися из глаз черными каплями. Когда Чунчжа больше уже не могла этого выносить, она взвыла от ярости и горя, а потом нырнула под воду, к морскому святилищу.
Святилище – выступающий из морского дна черный вулканический риф – имело вид алтаря за завесой колышущихся водорослей. На его плоской поверхности в изобилии росли кораллы, напоминавшие приношения, составленные из экзотических продуктов. Над этим «столом» в медленно движущемся ореоле, образованном солнечными лучами, плавали разновеликие рыбы. Когда-то в святилище обитал угорь, столь огромный, что по обхвату он равнялся талии юной девушки, и столь древний, что сделался полупрозрачным – скорее духом, чем плотским созданием. Некоторые хэнё утверждали, что угорь в действительности и есть морской царь в одном из своих многочисленных обличий, поскольку это существо всегда сопровождали две большие креветки, которые шевелили усиками и потирали клешни, как горделивая королевская свита.
Когда Чунчжа, раскинув руки, погрузилась на дно, святилище, казалось, засияло. Она на мгновение остановилась возле каменного стола, зависнув в воде, после чего преклонила колени на песке. И положила свое приношение – большое морское ушко – рядом с огненно-красным кораллом. Когда девушка опустила голову и соединила ладони, у ее ноздрей скопились маленькие пузырьки.
Чунчжа молча повторяла слова, которым ее учили, слова, которые, как она всегда верила, доходят до богов, и те отзываются. На сей раз ее молитва была отягощена сомнением. Внимают ли ей боги? Не все ли им равно?
Ее внимание привлек неожиданный шорох в легких. Девушка весь день ныряла без происшествий, поэтому пренебрегла предостережением. Но как только она отмахнулась от этого ощущения, то осознала свою ошибку. Пытаясь справиться с паникой, Чунчжа оттолкнулась от дна и со всей возможной быстротой устремилась наверх.
На полпути ее телом овладело мрачное отчаяние. Сердце бешено застучало в ушах, глаза начала застилать чернота. Чунчжа помнила эти ощущения с самого первого из своих погружений. В тот ужасный день она выжила, а ее подруга – нет.
Как и тогда, на помощь ей пришел бабушкин голос: не поддавайся сомнениям. Продолжай двигаться, не останавливайся. Даже если потеряешь сознание, твое тело всплывет на поверхность, где тебя найдут другие.
Чунчжа сосредоточила внимание на рябящем солнце, которое звало ее обратно, в царство света, тепла и воздуха. Она вынырнула из воды и в этот самый миг лишилась чувств. Когда ее голова поднялась над водой, девушка не вскрикнула и не сделала судорожный вдох. Она заколыхалась на волнах, безмолвная, с откинувшейся головой и закатившимися глазами.
2001 год
На протяжении всей поездки, которая закончилась на подземной стоянке большого жилого комплекса, Донмин болтал о своей семье. У него было пятеро внуков: дети старшего сына Гончжу, тезки доктора Муна, – мальчик и две девочки, а также сыновья обеих дочерей.
Доктор Мун был удивлен печалью, которая охватила его при упоминании о внуках. Чунчжа никогда не стыдилась отсутствия у них сыновей – в этом смысле она была типичной уроженкой Чеджудо. Однако то, что обе их дочери не вышли замуж и не имели детей, беспокоило ее сильнее, чем она признавала.
– Прости, что я так тебя и не навестил, – грустно проговорил доктор Мун. – Пару раз мы планировали приехать, но всегда что-то мешало.
– Эй! – Донмин ударил друга кулаком по руке. – Я виноват не меньше! Ты составляешь длинный список всего, что намерен сделать, когда у тебя будут время и деньги… а потом не успеваешь оглянуться – и времени уже нет, пускай и деньги имеются! Я даже ни разу не был на Чеджудо с тех пор, как мы оттуда уехали. Сейчас это популярное место для свадебных путешествий. Корейские Гавайи. Не верится, да?