авнении с прихотями богов – ничто. Казалось, кто-то повернул нож у нее в животе. Старуха ахнула и снова согнулась пополам. А когда закрыла глаза, то словно воочию увидела свои сомнения и заставила себя выпрямиться. Она поблагодарила богов, поименно обратившись к каждому, и накрыла горшок крышкой.
Возле самой комнаты, где спала Чунчжа, сквозняк опять настиг старуху, заставив ее рухнуть на колени. Она успела подползла к внучке, прежде чем ноги лишились чувствительности. Погладив девушку по волосам, бабушка накрыла ее руку своей ладонью. Под ее пальцами ровно бился пульс внучки. «Плоть от моей плоти», – подумала старуха. Она вспомнила, как впервые прикоснулась к этому ребенку, теплому и скользкому, только что покинувшему утробу ее дочери. Тогда малютка Чунчжа пока еще неосознанно улыбнулась бабушке и тут же громко завопила от голода.
Старуха положила ладонь на теплый лоб Чунчжи. Грудь девушки равномерно поднималась и опускалась, тогда как дыхание пожилой женщины начало замедляться.
Когда Чунчжа открыла глаза, ее ослепил яркий свет. Ей пришлось проморгаться, прежде чем она увидела бабушку, стоящую рядом с ней на четвереньках в сияющем ореоле.
– Чунчжа, постарайся вспомнить, что ты видела в своем морском сне…
Девушка улыбнулась:
– Я так рада, что тебе лучше, хальман.
Взяв бабушку за руку, Чунчжа вспомнила свой сон…
Когда Гончжу и Донмин явились к дому Чунчжи, в окошке мерцала свеча. Юноши смущенно переглянулись. Лейтенант Ли предупредил, что девушка их не ждет и уговорить ее, вероятно, будет нелегко.
Гончжу прошептал:
– Эй? Вы уже проснулись?
Когда Чунчжа открыла дверь, снег ворвался внутрь. Девушка уже оделась, тепло укутавшись от холода. Убедившись, что за ними никто не наблюдает, она пригласила молодых людей в дом. Гончжу и Донмин нерешительно вошли в теплую кухню. На столе стояли две миски, из горшка поднимался пар.
– Ешьте, – велела Чунчжа.
Гончжу поразился.
– Лейтенант Ли с‑с‑сообщил тебе, что мы собираемся делать? – спросил он.
Девушка помотала головой:
– Не лейтенант, а моя бабушка.
– Она очнулась? – Донмин уже вовсю орудовал ложкой.
– Ненадолго, перед самой смертью. – Девушка, рывшаяся в этот момент в деревянной шкатулке в поисках мелких ценных вещей, которые она могла пропустить, казалась совершенно спокойной.
Донмин был ошеломлен.
– Мы по-прежнему следуем плану лейтенанта? Без, э‑э… ну, ты понимаешь… – Он помахал рукой в воздухе.
Чунчжа глухо произнесла:
– У меня нет времени ее хоронить. В любом случае она уже совершила над собой похоронный обряд.
Молодые люди в замешательстве посмотрели друг на друга. Слова девушки походили на бессмыслицу. Донмин пожал плечами, а Гончжу попытался утешить Чунчжу, которая отвернулась, чтобы скрыть слезы. Она шмыгнула носом, после чего заговорила снова:
– У вас в рюкзаках найдется место для еды?
Юноши взяли два свертка, которые она им протянула.
– Вы тепло одеты? – Чунчжа нахмурилась, косясь на их тонкие шерстяные шинели.
Гончжу потопал ногами:
– Согреемся, как только пустимся в путь.
Втроем они вышли из дома, завернувшись в одеяла. У юношей в рюкзаках лежали сушеный батат, ячмень, сушеные водоросли и соевая паста. В узелке у Чунчжи – небольшой котелок, сушеная рыба, свечка и мешочек с солью. На шее у нее висел маленький кошелек с жемчужиной, серебряной заколкой и зажигалкой.
Молодые люди прокрались вдоль окружавшей деревню извилистой тропинки, по которой ходили солдаты, назначенные в караул. В лунном свете они без труда находили дорогу и шагали, не спотыкаясь, но мягкий снег не мог заглушить хруста ботинок по замерзшей листве. Этот шум внушал юношам ужас, однако Чунчжа была невозмутима, точно все происходило во сне. Она знала, что сейчас стужа, но ее тело нисколько не мерзло.
Девушка взглянула на Гончжу. Тот с тревогой обозревал окрестности, держа руку на кобуре. Заметив, что Чунчжа смотрит на него, молодой человек улыбнулся; его улыбка промелькнула короткой вспышкой и погасла так же быстро, как появилась.
Когда небо начало светлеть, троица добралась до шоссе. Чунчжа повернулась к Гончжу и тихо произнесла:
– Снег так и валит. Он заметет наши следы. Что нам делать?
Гончжу оглянулся назад, на его лице отчетливо читалось беспокойство. Донмин зачерпнул снега и, съев немного, громко застонал:
– Я такой голодный, что убил бы за…
В небо взмыл черный дрозд. Чунчжа, недолго думая, потащила обоих юношей за большой валун, на котором росло чахлое деревце. Где-то ошеломляюще близко раздался мужской голос:
– Слышали? Кто-то сказал, что он голодный. Звук донесся оттуда!
Внезапный порыв ветра подхватил конец повязки, которой была обмотана голова Чунчжи, и выметнул ее над валуном словно флаг, сигнализирующий о местоположении беглецов.
Девушка в ужасе потянула ткань обратно, сердце ее бешено заколотилось.
– Видели? Там, над высоким камнем? – послышался голос другого мужчины.
– Я тоже заметил! Что-то мелькнуло и опять пропало, – с явным беспокойством ответил ему голос третьего.
– Это коммунист – ну-ка, за работу, зачистим это место!
– Ты что, дурак? Зачем коммунисту парить над камнем?
– Ты разве не слышал, что оно сказало? Это голодное привидение! И оно хочет кого-нибудь убить!
– Я не верю в эти невежественные сказки.
– Тогда иди сам и посмотри.
– Пистолет-то у тебя.
– А значит, я здесь главный. И я не собираюсь тратить патроны на привидение.
– Это не привидение. Голос-то человеческий.
– Ты что, не знаешь? У голодных привидений голос такой же, как у нас с тобой.
– Они съедят наши души, если мы не дадим им еды!
– Если мы не будем его беспокоить, оно не сможет нам навредить.
В ночи грянули два выстрела, прервав спор.
– Слыхали?
– Похоже, они начали без нас.
– Давайте-ка вернемся в деревню, пока не пропустили всю акцию.
Чунчжа, Гончжу и Донмин сидели на корточках за валуном до тех пор, пока у них не одеревенели ноги. Когда они наконец решили, что опасность миновала, снегопад прекратился, а небо прояснилось. Следы, оставленные тремя военными, были хорошо видны. Они введут в заблуждение любого преследователя сбежавших молодых солдат.
– Мы должны свалить отсюда, пока они не вернулись, – сказал Донмин.
Гончжу посмотрел на девушку.
– Лейтенант Ли предупредил нас, что ты знаешь, куда идти, – мягко произнес он.
Черный дрозд кричал свое безжалостное «Ва-ва, ва-ва».
Лес сомкнулся вокруг них, заманивая под свою сень. Чунчжа шла быстро, хотя сердце ее сильно отставало от ног. Печаль камнем лежала на груди, и она задавалась вопросом, не дана ли ей жизнь только для страданий. С тех пор как девушка лишилась матери, удары настигали ее один за другим. Она поклялась себе, что покинет это место, и убегала со всей возможной быстротой.
За девушкой, которая устремилась вдоль большого ручья к его истоку, вдогонку следовали двое юношей. Деревья не пускали их, цепляясь ветками за одежду. В тот самый момент, когда они испугались, что потеряют ее из виду, Чунчжа резко встала. Она утерла нос и принюхалась, внезапно уловив запах, который меньше всего ожидаешь почуять вдали от побережья. Толстяк Донмин тоже ощутил его, хотя и не знал, чем это пахнет. Он почесал брюхо и вздохнул, вдруг вспомнив суп с красными водорослями.
Чунчжа, жестом велев спутникам следовать за ней, стала перелезать через гряду острых скал. За грядой, на вершине, стояли три валуна в форме человека. Они сгрудились в кучку, точно делились секретами.
Прежде чем прикоснуться к этим валунам-заговорщикам, девушка помолилась, испрашивая позволения. Срезав сучья с больших ветвей, она стала разрывать ими мокрую листву. Каменные стражи как будто раздвинулись, и в земле показалась расселина. Чунчжа легла на живот и, скользнув в эту расселину, тотчас исчезла, поглощенная землей. Молодые люди последовали ее примеру и тоже нырнули в земные недра.
Тесное пространство, в котором очутилась троица беглецов, не позволяло встать в полный рост, и они сели на корточки. Чунчжа зажгла свечку, удивив юношей зажигалкой. Пещера являлась частью туннеля, полностью сложенного из камня. Чунчжа оставила валунам сушеную рыбу в благодарность за то, что те пропустили их. Когда она закрыла вход в пещеру, Гончжу и Донмин принюхались. Под землей гулял сквозняк с соленым, как у моря, запахом. Чунчжа, извинившись, задула свечу. Какое-то время им предстояло ползти в темноте.
Молодые люди спросили, куда они направляются, и ответ Чунчжи озадачил их. Они не стали просить ее объяснить подробнее, потому что голос ее звучал слишком отстраненно.
Они направлялись обратно, в деревню, к прибрежным пещерам.
Они ползли на животах, толкая перед собой рюкзаки; в носы и рты набивался песок. В туннеле царил глубокий мрак, так что Гончжу начал сомневаться в своих ощущениях. Продвигаются ли они вперед или застряли в ловушке и крутятся на одном месте, как земляные черви? Донмин ныл и бранился, Гончжу же хранил молчание. Он вспоминал своего отца, который, когда сын, бывало, после привидевшегося кошмара просыпался в слезах, гладил его по голове.
Чунчжа, цепляясь за слабый запах соленой воды, ползла по следу, тянувшемуся из прошлого. В самом конце ученичества мама научила ее ориентироваться в этих петляющих коридорах. Тайну извилистого туннеля, который выходил к морю, поверяли только настоящим хэнё. «Представь, что ты ныряешь, и расширь свое сознание за пределы себя». Пробираясь по опасному лабиринту, Чунчжа следовала за воспоминаниями о матери. Она была готова впасть в отчаяние, когда увидела мерцавшее во тьме сияние. Те, кто понимал, как мучителен этот путь, поставили в конце туннеля свечи.
Девушка и двое юношей выбрались из туннеля, жмурясь от яркого света. Приморская пещера была заполнена людьми со свечами в руках. Их тени плясали на скалистых стенах, устремляясь ввысь, к куполу пещеры. Молодые люди радовались воссоединению, а жители деревни благодарили их за риск, на который они пошли.