Я нервно сглотнула.
— Разве это плохо? — спросила я, стараясь понять, что именно не устраивает Ришана и насколько сильно моё поведение выбивается из понятия нормы для Шиануси.
— Это ненормально, — уверенно заявил Ришан. — Ты ведёшь себя, как говорящая кукла. Говоришь так, как положено, ходишь так, как положено. Ты даже во время семейного ужина вела себя так, словно сидела на официальном приёме!
Сердце в моей груди ускорило свой бег. Что-то подобное Ришан говорил в тот вечер, когда вызвался проводить меня до лина после семейного ужина. Тогда мне пришлось изобразить обморок, чтобы отвлечь его внимание от этой темы. К сожалению, дважды один и тот же номер не пройдёт. Поэтому нужно решить эту проблему каким-то иным путём.
— Ришан, я два месяца провела в лине, — постаравшись придать голосу твёрдости, проговорила я. — Когда я очнулась, я не могла пошевелиться. Беседы с чатьеном были единственным доступным мне развлечением. Да, он учил меня манерам. О чём, по-твоему, ещё он мог со мной говорить?
— Я разве что-то об этом говорю? — тут же пошёл Ришан на попятную. — Просто на фоне тебя я выгляжу жалко. Уверен, теперь Нанзу меня со свету сживёт бесконечными придирками. Он и так во время занятий чуть ли не каждое моё слово исправляет — о почерке я вообще молчу. Вихо во мне не устраивает абсолютно всё! И хожу я неправильно, и говорю слишком быстро, и пишу коряво.
И вот тут меня накрыло осознание. Шианусе всего шесть лет, причём два последних года она провела в коме. О каких манерах и речевых навыках у четырёхлетнего ребёнка можно говорить? Да даже если забыть о коме. Шесть лет. В этом возрасте в моём мире дети только готовятся поступать в школу. Они не умеют писать, читают посредственно и дай бог если пользуются салфеткой за столом. Нет, можно, конечно, предположить, что в этом мире все дети поголовно гении. Только вот, глядя на Ришана, могу с уверенностью заявить, что, нет, дети здесь точно такие же, как и в моём мире. Следовательно, чатьен Васт со своими завышенными требованиями и очевидным отсутствием навыка общения с детьми только подлил масла в огонь, привлекая ко мне ненужное внимание. Достаточно было помочь мне минимально освоить язык — этого бы вполне хватило.
— Вихо Нанзу старается сделать из тебя достойного наследника поместья Лундун, — спокойно проговорила я, решив, что выскажу Васту всё, что я о нём думаю, чуть позже. А пока нужно морально поддержать брата. — Возможно, он излишне строг. Но это только пойдёт тебе на пользу.
Ришан скривился, точно от зубной боли: мои слова ему явно не понравились.
— Ты не должен равняться на меня, — я вплотную приблизилась к брату и ободряюще коснулась его плеча. — Мы с тобой абсолютно разные. Никто не хуже. И у нас впереди достаточно времени для совершенствования.
— Ты права, — похоже, мне всё-таки удалось достучаться до мальчишки. Во всяком случае, он заметно расслабился, да и недовольство ушло из его взгляда. — Точно не хочешь пойти с нами на реку?
— Нет, иди сам. Я найду, чем себя занять.
— Ладно. Но я зайду к тебе на ужин. Ты ведь не против?
— Двери моего дома всегда открыты для тебя, — с улыбкой заверила я его. — И всё же найди время для задания вихо. Я не хочу, чтобы тебя наказали.
— Это ты во всём виноват!
После обеда, проведённого в компании одной Чалы, каменной статуей замершей возле стола и готовой исполнить любой мой приказ, я направилась в лекарский павильон, чтобы высказать чатьену всё, что думаю о нём и его методах воспитания.
Васт сидел на первом этаже в комнате, видимо, выполнявшей функцию гостиной. Здесь буквой «П» располагались невысокие диваны, перед ними — овальный стол, на котором всегда стояла ваза с фруктами и высокий стеклянный графин с ягодным соком.
— В чём именно я виноват?
Васт отложил в сторону книгу, которую читал в тот момент, когда я вошла в комнату, и поднял на меня светло-карие глаза, в которых не было ни намёка на возмущение или хотя бы неудовольствие от прозвучавшего обвинения.
— Ты учил меня, как взрослого человека, а не шестилетнего ребёнка, обучение которого закончилось и вовсе в четыре года, — я опустилась на диван напротив чатьена, не дожидаясь приглашения. — Поэтому все смотрят на меня с подозрением. Шестилетний ребёнок не должен так себя вести!
— Я обучал тебя согласно традициям горы Абора, — спокойно проговорил Васт. — Точно так же, как обучал своих племянников.
А вот это уже было интересно.
— У тебя есть племянники? — я моментально утратила весьзапал: возможность узнать кусочек личной информации о чатьене перевесила негодование.
— У моего старшего брата трое сыновей и две дочери, — ответил Васт. — Воспитанием двух старших я занимался лично.
— И что, твои племянники прямо в четыре года отличались идеальным поведением?
— Да, — сухо проговорил Васт. — Для целителя важны строгая дисциплина и прилежание в учёбе. В четыре года воспитанники горы Абора наизусть знают все нормы поведения и умеют правильно излагать свои мысли наравне со взрослыми.
Ну, по крайней мере, это объясняло, почему чатьен ведёт себя, как робот. Если их на этой горе с самого детства дрючат за правила и нормы, неудивительно, что он похож на каменное изваяние, лишённое чувств и эмоций. Была у меня в школе одна такая одноклассница с комплексом отличницы: ей дома мозги настолько промыли, что она однажды разрыдалась в туалете из-за четвёрки, полученной за контрольную по математике. Ходила она вечно бледная, дёрганная, с людьми почти не общалась и вообще напоминала призрака. Зато школу окончила с золотой медалью. А потом повесилась.
— Мы не на твоей горе, — напомнила я. — Это — поместье Лундун. И прежде чем пытаться делать из меня копию своих племянников и себя самого, тебе следовало изучить местные стандарты обучения.
— Да, следовало, — признал чатьен. — Но тогда я об этом не подумал. А сейчас уже поздно что-то менять.
— Ничего менять и не нужно, — заметила я. — Я сказала Ришану, что все два месяца, что я провела в лине, ты скрашивал моё одиночество своей компанией. А поскольку говорить нам с тобой было не о чем, ты решил меня обучать.
— Хороший ход, — оценил Васт. — Твоё изменившееся поведение также можно объяснить длительным затворничеством и моим влиянием.
— Вот именно, — согласилась я. — На этом наши игры в шпионов можно закончить. Я постараюсь как можно больше времени проводить с Тэят и Ришаном и буду копировать их стиль поведения.
— Хорошо, — Васта, казалось, всё полностью устраивало. — Если понадобится моя помощь, ты знаешь, где меня найти.
Да, я знала. Чатьен был не из тех людей, которые бросают начатое на полпути. И раз он поставил перед собой цель сделать из меня Сиреневую госпожу поместья Лундун, он не отступится.
— Расскажешь мне о своём доме? — попросила я, и сама удивилась собственной просьбе. Васт слегка наклонил голову на бок, и в его глазах я заметила искорку любопытства.
— Почему ты спрашиваешь?
Я неопределённо пожала плечами, за что была награждена хмурым взглядом чатьена — всё-таки от некоторых привычек невозможно избавиться, как ни старайся. Ну, не могу я постоянно следить за каждым своим жестом! Это просто нереально.
— Я много рассказывала тебе о месте, в котором родилась, — заметила я. — А о тебе не знаю почти ничего. Это несправедливо.
Губ Васта коснулась крохотная, мимолётная улыбка, которая практически сразу исчезла, однако я всё же успела её заметить. Чатьену, определённо, шло это мягкое выражение лица, превращающее его из мраморной статуи в живого человека. Жаль, что демонстрировал свою человечность он крайне редко.
— Гора Абора — это цепь горных хребтов на севере материка, объединённых общим названием, — откинувшись на спинку дивана, тоном, каким обычно бабушки рассказывают внукам сказки, заговорил Васт. — Вершины гор всегда покрыты белой шапкой из снега. Однако в долине, где живут целители, снег выпадает редко, в течение года там тепло и солнечно, даже дожди идут не очень часто.
Через долину протекает несколько рек, берущих своё начало где-то высоко в горах, а в лесу, у подножья гор, впадающих в реку Сэкэт, которая течёт через весь материк и впадает в Восточное море.
Чатьен на мгновение замолчал. Наши взгляды встретились. В глазах мужчины я заметила отголосок печали. Было очевидно: он скучает по родным местам. Что ж, я его прекрасно понимала. Только вот если он может в любой момент вернуться на свою гору, то для меня путь домой навсегда закрыт.
— Должно быть, на горе Абора очень красиво, — предположила я, ободряюще улыбнувшись, побуждая Васта продолжить рассказ. — И чем же вы там занимаетесь? Ну, кроме того что растите идеальных людей.
— В основном совершенствуемся в целительстве, создаём новые лекарства, помогаем людям.
— Как насчёт развлечений? — поймав вопросительный взгляд чатьена, я пояснила: — Ришан, например, сегодня звал меня кататься на лодке. А до этого приглашал на какой-то праздник. Чем занимаются целители в свободное от спасения людских жизней время?
— Развлечения — напрасная трата времени, — уверенно заявил чатьен. — Целителям некогда развлекаться. Мы должны заботиться о людях. Поэтому всё свободное время мы оттачиваем своё мастерство и совершенствуем навыки. Изучаем записи других целителей, осваиваем новые методики.
— Получается, целители горы Абора самые несчастные люди в этом мире, — не удержалась я от оценки услышанного. — Нельзя жить одной только работой, какой бы важной она ни была. Телу и душе нужны отдых.
— Телу нужны пища и сон, а душе — покой, — возразил чатьен. — Всё остальное — лишь блажь, выдуманная людьми, незнакомыми с такими понятиями как ответственность и дисциплина.
Я видела по глазам: Васт искренне верил в то, что говорит. Это и не удивительно: мы все — продукты нашего воспитания. А из того, что я услышала, можно сделать один неутешительный вывод: на горе Абора воспитывают не целителей, а инструмент для исцеления людей. Всё это крайне несправедливо и ужасно печально.