Немного успокоившись, Клодия вновь перевела взгляд на повариху. Та замерла, читая про себя все мыслимые и немыслимые молитвы с одной лишь просьбой – дожить до того момента, когда ее наконец отпустят с роковой террасы. Колдунья же не торопилась, перебирая в уме наказания, такие, чтобы были побольнее и поунизительнее, но из рабочего строя не выбили. Клодии нравилась поварихина стряпня, и менять ее на иную она пока не планировала.
Счастливый момент наконец настал. К господскому столу взмыленный и бледный без предупреждения ввалился сотник личной гвардии колдуньи. Заикаясь, он начал вещать что-то неразборчивое, закончив весь сказанный сумбур решившей все фразой.
– … Мы уже к Пане подъехали – рукой подать, и тут опять проклятый пес появился…
– Опять белый араги безобразничает? – Бернадет устало взглянула на прибывшего. – Скука…
– Какой еще араги? – с искренним удивлением тут же поинтересовался здоровяк-Шайя.
– Я уже сто раз тебе рассказывала, голова твоя дырявая, – отмахнулась от него Бернадет. – Одичавшая собака с псарни Араганы бегает вокруг Паны и нападает на наших. На прошлой неделе, говорят, кого-то из солдат загрызла, но я думаю, болтают…
– Погоди, – оборвала речь своей телохранительницы Клодия, – пусть расскажет, чего у них там случилось? Говори, не томи.
Она махнула сотнику, велев продолжать, и по его широкому, загорелому до бордового лбу потекли извилистые дорожки пота.
– Эта… собака… она напала на повозку с вашими рабами, которых везли вам к ритуалу, и они разбежались.
– Отчего ж вы их не поймали? – Клодия раздраженно царапнула ногтями золотую шелковую скатерть. – Безмозглые ротозеи!
– Мы отгоняли проклятую тварь от вашего племенного жеребца, которого вам прислали из Принии.
Услышав про лошадь, Клодия моментально забыла про рабов и поменялась в лице:
– Мой чистокровка! Что с ним?
Сотник испуганно молчал.
– Что с ним, – тихим, ужасающим голосом повторила Клодия и скинула за плечи шляпу.
Встретившись взглядом с госпожой, сотник затрясся осиновым листом, но, взяв себя в руки, отчеканил:
– Собака его загрызла…
На террасе повисло гробовое молчание. Сотник превратился в статую, а повариха, сообразив, что про нее все забыли, как мышь выскользнула в галерею и, не дыша, посеменила к себе на кухню, прятаться и надеяться, что про нее и злосчастного опарыша пока вспоминать не станут.
– Да какого демона! Моего племенного коня! – Клодия зарычала и, сжав кулаки, подошла вплотную к сотнику.
Она была намного ниже его, и ей пришлось закинуть голову, чтобы послать в лицо остолбеневшему мужчине свой жуткий, полный безжизненной ненависти взгляд.
– Мы бились, как львы…
– Львы? Да вы овцы, если целым отрядом не смогли разобраться с одной, будь она неладна, собакой!
– Это жуткая тварь, госпожа, – попробовал оправдаться сотник. – В ней точно живет демон!
– Демон говоришь? – Клодия нервно заломила руки и через плечо бросила своим соратникам. – Вот я ему покажу сейчас демона…
Выполнить угрозу Клодия не успела. Тяжело дыша на террасу явился третий гость – привратник. Просеменив к колдунье, он припал к ее уху и отчаянно зашептал:
– Вашей аудиенции просит эльф из Волдэя – гонец с письмом от господина Хапа-Тавака, – последние слова прозвучали едва слышно.
– Письмо от Учителя, – растягивая губы в сладкой улыбке мурлыкнула Клодия. – Давай-ка его сюда, этого эльфа…
Спустя минуту Высокий стоял на террасе. Судя по отличительным знакам на форме, он был далеко не из рядовых воинов великой западной цитадели. Поймав вопросительный взгляд Клодии, эльф подошел к ней вплотную, протянул запечатанный сургучом конверт и замер, ожидая.
Колдунья внимательно оглядела послание, бережно, почти любовно провела рукой над печатью, снимая одной ей знакомые и ведомые магические замки защиты. Достав и развернув серый лист, она быстро пробежала глазами по строчкам, после чего холодно бросила ожидающему гонцу:
– Передай своему господину, что я добуду все необходимое к следующему полнолунию. Свободен, – она небрежно махнула на дверь.
Эльф ушел, не прощаясь. Через пару минут за воротами дома в Пане раздался грохот копыт скачущей галопом лошади. Утопая в клубах пыли, всадник стремительно унесся на запад.
– Что понадобилось в нашей глуши сиятельному господину из Волдэя? – тут же поинтересовалась Бернадет.
– Учитель просит отловить молодого дракона, заплутавшего на границе с Фирапонтой.
– Вот еще не хватало… – лениво пробурчала Бернадет, но Клодия тут же осадила ее резким приказом.
– Готовься к поискам без разговоров, но сначала надо разобраться с проклятым араги! Едем на охоту…
Вытолкав за входную арку топтавшегося на проходе сотника, колдунья подобрала подол длинного платья и, пару раз злобно сплюнув себе под ноги, величественно зашагала по галерее к своим покоям, чтобы переодеться для будущего мероприятия.
– Охота! Здорово! – тут же просиял Шайя. – А зачем?
– Будем травить собаками… собаку, – задумчиво пробормотала Бернадет, нехотя поднимаясь со своего лежака.
– Какую собаку? – не понял здоровяк.
– Какая разница, – зевнула в ответ брюнетка, вынимая из-под лежака и цепляя на пояс ножны с мечом. – У тебя башка, что дырявый котел, что ни объясни, все через пять минут переспрашивать станешь. Так какая тебе вообще разница, куда мы едем и зачем?
Вынув из подставки зонт и закинув его на плечо, Бернадет собралась идти во двор, чтобы дать распоряжения слугам – готовить коней и свору. Шайя тоже поднялся, побрел за мечницей следом, обиженно ворча:
– Дрянное утро – все рычат на меня, а чего рычат, не поймешь…
Когда-то дорога на Пану была самым безопасным местом в Фирапонте, и путники ходили по ней без страха. Ни один разбойник не решался приблизиться к землям Араганы, рискуя попасть «в зубы» местному князю. И теперь на первый взгляд мало что изменилось. Подступы к Пане надежно охраняли воины ее новой хозяйки, но о былой безопасности не приходилось и мечтать. Одинокий путник почти всегда становился легкой добычей Клодии, которая не сомневалась – неожиданную пропажу одиночки-чужака всегда можно списать на случайность…
Крестьянин ехал со стороны Принии. Ступив на дорогу к Пане он понимал, насколько рискованными станут его последующие шаги. Ужас Фирапонты не дремлет никогда, но отступать было поздно – дочку крестьянина присмотрел себе в наложницы один из вояк Клодии, и теперь по-местному закону у несчастного отца была лишь одна возможность спасти ее – откупиться. Только откуп – вещь недешевая, именно поэтому небогатому жителю окраин приходилось гнать на рынок в Пане свою единственную лошадь.
И вот теперь она пылила копытами по дороге, озиралась по сторонам и тревожно прядала ушами, беспокоилась, слыша, как шелестят на ветру стебли придорожной травы…
Всадник лошадиного беспокойства не разделял, гораздо больше его тревожили две едущие верхом фигуры с полчаса как появившиеся позади него. Они маячили в пыли: не приближались, но и не отставали. Постоянно оборачиваясь на них, крестьянин не заметил, как впереди появился еще один конный отряд – четверо бойцов колдуньи. Не узнать их было трудно – ало-черная кожаная броня бросалась в глаза даже на далеком расстоянии.
Всадники приблизились слишком быстро, не оставив одинокому путнику шанса повернуть назад или съехать в поле за обочину. Они окружили крестьянина, и тот сообразил сразу: дела плохи – пропал! Тут и пробовать не стоит – четверо вооруженных молодцов на хороших лошадях, у одного к седлу приторочен арбалет – от таких не сбежишь.
– Куда едешь, отродье? Кто разрешил тебе приближаться к Пане? – прикрикнул на бедолагу самый здоровый из гвардейцев, чернобородый наглый малый с обветренным до корок лицом и огромными длинными ручищами портового грузчика.
На груди воина, поверх кольчуги был надет большой круглый медальон с золотой заячьей головой на алом фоне – отличительный знак соратника Клодии.
– Еду на рынок, – тихо ответил крестьянин, не рискую шевельнуться и тупя взор. – Я мирный человек, не разбойник.
– А это не тебе решать, кто тут разбойник, а кто нет, – рыкнул великан и потянул из-за пояса короткую кожаную плеть. – Это тебе за наглость, с которой ты осмелился перечить посланцам госпожи-благодетельницы!
Хлесткий удар заставил бедного крестьянина вскрикнуть и схватиться за лицо, на котором тут же проступила и вспухла по краям алая полоса.
– За что, господин, я мирный человек… – попытался протестовать он, но онемевшие от удара губы не слушались, и фраза вышла едва понятной.
– Молчи, дурак! – вновь прогремел грозный рык. – Заткнись и ступай за нами в дом госпожи, уж она-то разберется, как наказать такого негодяя, как ты!
«Вот и все!» – мелькнула в голове крестьянина страшная мысль. Как и все жители Фирапонты он прекрасно знал, что тот, кого «пригласили» в дом в Пане уже вряд ли вернется оттуда живым…
Крестьянин задрожал. Неожиданно его лошадь прянула и захрапела, выпучив перепуганные глаза, уставилась куда-то за спину колдуньиному громиле. Крестьянин тоже взглянул туда и застыл, чувствуя, как волосы на голове поднимаются дыбом… Прямо на его глазах высокая золотая трава расступилась, и над ней бесшумно поднялся огромный белый хребет. Блеснули алые огни, и на какой-то миг оцепеневший от ужаса мужчина встретился взглядом с притаившимся за обочиной зверем.
Крестьянин не успел и пикнуть – огромное животное взвилось над дорогой, растягивая белое тело в смертоносном прыжке. Спустя миг оно сбило с коня воина-здоровяка и перегрызло ему горло. Пока жуткий зверь терзал командира, остальные гвардейцы мешкать не стали и, в ужасе погнали лошадей обратно в Пану – прочь от злополучного места…
Напуганная до смерти лошадь крестьянина взвилась на дыбы. Ее всадник потерял равновесие и рухнул на залитую чужой кровью землю, прямо под ноги жуткому хищнику, который, бросив терзать бездыханное тело своей жертвы, повернулся к несчастному. Глядя в глаза гигантской собаке, крестьянин не увидел в них больше алого света. Радужки зверя оказались изумрудно-зелеными, как весенняя трава, что растет на лугах и у границ леса. Потянув широким черным носом, пес внимательно обнюхал крестьянина и, слабо вильнув косматым хвостом, рысью убежал в траву.