Некромант собирался покинуть Ликию. Побег Тоги огорчил и встревожил его. Дракон – сильный враг, злопамятный, мстительный и принципиальный. В таких раздумьях Ану упаковывал в седельные сумки золото, щедро выплаченное ему из городской казны. Отъезд был запланирован на утро…
Проснувшись рано, принцесса наспех оделась и побежала на крышу. Холодные мраморные ступени прожигали холодом тонкую кожу домашних туфель, нижнее платье, не стянутое поясом-корсетом, трепетало от быстрых шагов, пропуская к согретой сном коже ледяной утренний воздух.
Крыша гостевого дома представляла собой обширную смотровую площадку с садом и фонтанами. Теперь фонтан отключили, а клумбы с цветами превратились в снеговые холмики.
У самого края, переминаясь с одной лапы на другую приплясывал огромный виверн. Звякая начищенной сбруей, монстр то и дело запускал острые зубы в растопыренные морщинистые пальцы когтистой лапы, выгрызая налипший снег. Черный всадник на его спине скинул капюшон и повернулся навстречу спешащей к нему девушке. Та остановилась, не решаясь подойти вплотную. Порывистый ветер трепал подол платья и короткие волосы пришелицы.
Кто видел любовь в розах и голубях никогда не узнает ее под уродливой страшной маской. Тот, кто не видел никогда, не догадается… Любовь – оборотень, грозный и могучий. Она рыщет по свету, оборачиваясь то жалостью, то болью, то страхом, то состраданием, то дружбой. У нее тысяча лиц, тысяча разных масок. В нее трудно поверить тем, кого убедили в собственной ничтожности и незначтельности, те, кто считает, что любви достойны лишь небожители. Но любовь решает сама, сталкивая с нечеловеческой силой неверящих, проклятых и обреченных – всех, кто не посмел бы и мечтать о том, чего достойны лишь романтические герои из древних баллад…
– Фиро, подожди, я должна тебе сказать… – начала Таша и осеклась, задыхаясь глотком обжигающего воздуха.
– Иди, не говори ничего, – голос мертвеца, как всегда тихий, звучал еле слышно.
– Позволь мне сказать, – настояла Таша.
Она приблизилась вплотную к виверну и поймала его за повод.
– Я знаю, что ты скажешь. Я боюсь того, что ты скажешь.
Мертвец тронул чудовищного зверя пятками по бокам, понукая идти, но девушка настойчиво удержала монстра за узду. Виверн заворчал и мяукнул не зло, а как-то испуганно, непонимающе. Поймав взгляд Таши, Фиро прищурился болезненно, словно ослепленный ярким лучом солнечного света:
– Не говори зря, не трать слов. Ты же сама все понимаешь.
– Понимаю.
– А если понимаешь – беги прочь. Я для тебя лишь погибель. Что я могу дать тебе кроме смерти и тьмы? Такие как я хуже прокаженных, ибо те еще живы, а во мне нет давно ни жизни, ни души. Не тянись к грешникам, принцесса, их не спасти, проклятый не найдет прощенья, и тебя утащит за собой во тьму.
– Разве только святые достойны любви? – потупила взгляд принцесса, ощущая, как холодный ветер, словно змея обвивает ее тело. – Разве не ты приходил ко мне на помощь в самые страшные дни моей жизни? Разве нет у меня прав на выбор и благодарность?
– Твое главное право – жить. Поняла?
Фиро смотрел на принцессу сверху вниз, и глаза его, незамутненные, сияли, отражая небо, изрисованное белыми перьями облаков. Отпустив повод, он склонился из седла и, протянув руку, коснулся ташиной щеки. Девушка, молча, закрыла глаза, прижимаясь к жесткой шершавой ладони, и мечтала о том, чтобы этот миг продлился как можно дольше. И мертвец не спешил убирать руку, не в силах оторваться от живого тепла, согревающего напряженные холодные пальцы.
Застоявшийся виверн фыркнул и дернул головой. Фиро молниеносно подхватил поводья, а Таша отошла в сторону, пропуская огромного крылатого зверя, который в развалку двинулся к краю крыши. Он сделал несколько шагов, а потом запрыгал неуклюже и, оттолкнувшись от невысокого бордюра, взлетел. Таша смотрела вслед всаднику на черном монстре, пока тот не превратился в черную точку.
Таша ждала, когда за ней приедут из лаПлава. Мысли о доме почему-то не радовали. На душе стало пусто и мрачно. Дом. И что дальше? Снова Байрус с его мамашей? А если нет, то что? Ведь там не будет веселой Тамы, не будет даже Черныша. Да и как она посмотрит в глаза родным? Блудная овца, вернувшаяся в родное стадо.
Ночами принцесса не спала, сидела на подоконнике, глядя в сад, как делала когда-то в лаПлава. За окном падал снег, безжалостно погребая под белым пологом двор и дорожки сада, вычищенные слугами в течение дня. Там и тут из-под снежных куч тянули цветастые головки еще живые цветы. Тропические растения, заполонившие сад, почернели и скукожились, не выдержав холодов. А снег все падал, и к середине ночи сугробы почти доросли до окон.
Закутавшись в меховой плед, Таша сидела на кровати, так и не переодевшись в ночную сорочку. Тишина глубокая, спокойная, какая наступает только в снежную зимнюю ночь, погасила звуки. Не пищали мыши, не шептались за стенами слуги, кони не храпели во дворе. Лишь один звук, едва слышный, неожиданно нарушил эту монолитную гармонию безмолвия. Кто-то тихо поскреб подоконник. Решив, что почудилось, Таша не обратила на это внимания, но скрежет повторился снова.
Встревоженная нехорошими предчувствиями, девушка подошла к окну, выглянув, вздрогнула. Под стеной, поколено утопая в снегу, стоял Кагира. В его пустые глазницы забился снег, который не могло растопить холодное тело зомби. Белая снеговая полоса шла с головы на спину, словно грива седой гиены. Иней блестел на складках длинного широкого плаща, скрывающего огромную, как валун, фигуру.
– Открой мне окно, дитя. Открой, – казалось, что свистящий голос сочится сквозь стены.
Таша медлила, но настойчивый тон Кагиры не требовал отлагательств, и, завороженная, она подчинилась. Сдвинув засовы, распахнула легкие деревянные створы, впуская в комнату ночной холод. Темной тенью мертвец метнулся внутрь, тут же заполнив собой объемное на первый взгляд пространство.
– Что тебе нужно, – дрогнувшим голосом спросила принцесса, пятясь к двери.
– Ты, дитя. Ты мне нужна. Я пришел за тобой, – ответил монстр дружелюбно, сел на ковер, как обычно, по-собачьи, опершись одной парой рук в пол, а другую скрестив на груди.
– Зачем я тебе? – Таша похолодела от страха, понимая, что жизнь ее висит на волоске, ведь убежать от Кагиры не представлялось и шанса.
– Хочу взять тебя в ученики, – зомби склонил голову миролюбиво, и из пустых глазниц ручейками потек растаявший снег.
– Какой из меня ученик? – не поверила девушка. – Я ничего не умею, и нет у меня ни дара, ни таланта.
– Не обижай меня, дитя, ведь не нужно быть хорошим учителем, чтобы сделать гения из гения. Я выбрал тебя.
– Не хочу, – отрезала Таша решительно. – Я уже поняла, что искусство некромантии не по плечу слабым девам.
– Не пытайся обмануть меня. Слепого не одурачить словами. Я слышу фальшь в твоем голосе, так что не лги себе.
Таша не ответила, снова отрицательно помотав головой.
– Эх, принцесса, ты упряма, как все дети. Зачем спорить с тем, что предрешено? Что останавливает тебя, что держит?
– Меня ждут дома, я соскучилась по родным и друзьям.
– О чем ты, дитя? Родным ты не нужна, а друзья… Вспомни, сколько бед свалилось на них из-за тебя? Так что слушайся меня, слушайся старого Кагиру.
С этими словами зомби принялся раскачиваться из стороны в сторону, и Таша непроизвольно повторила его движения, впадая в транс. Мысли расплылись, все заготовленные аргументы испарились, и лишь слова Кагиры казались теперь истиной, единственной и неоспоримой.
– Мы пойдем с тобой вместе на юго-восток, и я научу тебя всему, что знаю.
– Мы пойдем, – завороженно повторила Таша, но, собравшись с мыслями, снова попыталась возразить четырехрукому мертвецу. – Я не хочу идти!
Поняв, что транс не сработал, Кагира перестал раскачиваться, и Таша тут же почувствовала, каким ясным стало сознание. Не дав девушке собраться с мыслями для нового настойчивого протеста, зомби выложил свой последний, решающий козырь:
– Идем, дитя. Ты не пожалеешь. Я научу тебя всему, что знаю. Я дам тебе силу, и ты сумеешь защитить друзей и отстоять свой замок. А еще, дитя, я научу тебя тому, чему не учил других учеников-некромантов. Я открою тебе тайну воскрешения, – длинная рука протянулась к девушке и коснулась ее груди, длинные ногти-серпы блеснули в опасной близости от ташиного лица. – Ты сумеешь помочь тому, кто держит в своих холодных руках твое бедное сердце.
– Помочь Фиро? – выдохнула принцесса, понимая, к чему клонит ее страшный собеседник. – Не шути так, никому не подвластно бессмертие, даже адскому Кролику, даже тебе… Что смогу я? Неумелая и неспособная. Мне понадобится тысяча жизней, чтобы научиться хотя бы трети ваших умений!
– Пойми, дитя, дело не в силе и не в способностях. Я открою тебе секрет! Есть умения, которые гораздо важнее и полезнее.
– Какие же?
– Например, умение любить.
– Любить? – переспросила принцесса непонимающе.
– О да, дитя, любовь, что рвет и греет тебя изнутри – это и есть то самое, заветное и необходимое. Ведь без любви не рождается ничего, не рождается и не живет. И не возрождается из небытия.
Таша вздрогнула, и Кагира одобрительно кивнул, буравя ее дырами пустых глаз:
– Соглашайся, будь смелой, сделай шаг.
– Я согласна, – сказала девушка, наконец…
В груди тяжело и обреченно стучало сердце. Тоска по дому стала невыносимой и щемящей. От предстоящего пути веяло смертью и тьмой, но оказаться Таша уже не могла. Что-то подсказывало ей, что трудный выбор опасен, но, все же, верен.
Накинув сапоги и плащ, принцесса выскользнула в окно вслед за нетерпеливо оглядывающимся Кагирой, и, утопая в снегу, побрела следом за ним. Принцесса не знала в тот момент, что гонцам из лаПлава остался лишь день перехода, что дома ждут ее счастливые дядя и тетя, что скачут в сторону Ликии по ночной дороге обнадеженные Тама и Айша, и гоблины в Гиеньей Гриве уже ожидают добрых вестей… .