К этому времени я уже оставил уютный университетский коттедж и переселился в отель «Макими». Прельщал меня здесь не столько комфорт, сколько близость к правительственным учреждениям, в которых теперь приходилось бывать особенно часто. Узнав о приезде в Макими Асквита, я поспешил встретиться с ним и поговорить с глазу на глаз, до того как он появится на заседании комитета.
Это был превосходный вечер. На город опустилась долгожданная прохлада, было ясно, душный утомительный день закончился. Мы сидели с Асквитом на балконе, любуясь сияющей огнями столицей. Все было, как и прежде, расцвечено рекламами, наполнено звуками большого полнокровного города, и все было как-то не так. Стало тревожнее, неопределеннее. Не оставляла мысль, что там, в горах, совсем недалеко, в каких-нибудь пятидесяти километрах, наступает силициевая плазма. Против обыкновения Асквит почти не улыбался. Впервые я увидел его не таким уж задиристым, колючим и самоуверенным. Не то он устал, не то и его угнетала какая-то невеселая мысль. Даже холодный имшеу он тянул без видимого удовольствия, забывая подливать в него ром.
— Это ваша затея?
Я кивнул молча, поняв, что он спрашивает о приглашении комитета.
— Зачем это вам?
— Мне или комитету?
— Вам.
— Мне хотелось посмотреть, сумеем ли мы найти общий язык в этой не совсем обычной ситуации.
— Это разве любопытно?
— Как вам сказать, и да и нет. Я могу заранее предугадать исход завтрашней встречи в комитете, если буду знать, какие инструкции вы получили от Нума Ченснеппа.
— Дерзите? Ну-ну, продолжайте. Со мной можно. Я люблю дерзких и находчивых, но терпеть не могу ханжей.
— Возьмите лимон. Имшеу без него вам покажется приторным.
— Спасибо. Сегодня я рассеян.
— Неприятности?
— Скорее, слишком хорошие вести.
У меня мелькнула надежда, и я быстро спросил:
— Из долины верхнего Матуана?
— О нет! Не радуйтесь. Там и в самом деле плохо.
— Так зачем же усугублять и без того трудное положение? Согласитесь, профессор, решение применить артиллерию безумно. Вы же понимаете, что снаряды, взрываясь в толще окаменевшей пены, расшвыряют ее на большое расстояние, а силициевой плазме ровным счетом ничего не сделается. Она только начнет распространяться еще интенсивнее. Все это и в самом деле может кончиться катастрофой.
— Может.
— Так что же тогда происходит в Пога? Паника там, что ли? Неужели они не понимают, к чему это приведет?
— Ситуация сложная. Вокруг силициевой проблемы разгораются страсти. В Пога есть люди, которые не прочь использовать создавшееся положение и обвинить во всех грехах Восточный Паутоо.
— Чтобы выслужиться перед метрополией?
— Вы слишком прямолинейны, коллега. Не так все просто, как это вам представляется. Западный Паутоо преследует свои цели, концерн Ченснеппа свои, а что касается Отэна Карта, то он только и ждет случая, чтобы ухудшить положение Ченснеппа. Карт знает о наших работах с биосилицитами, и это не дает ему покоя.
— И все готовятся свои счеты сводить на Паутоо! Да ведь здесь люди. Миллионы людей. Профессор, неужели и вы сможете остаться спокойным, видя, как нарастает катастрофа, понимая, что может возникнуть война?
— Мне трудно ответить вам. Вы ведь требуете искренности. Я не воспринимаю все это так эмоционально, как вы. Раздумья о судьбе паутоанского народа бессонницы у меня не вызывают.
— У вас есть дети?
— О, конечно! — Асквит усмехнулся, глаза его стали насмешливыми и чуть подобрели. — Два превосходных сорванца, которые еще доставят мне немало хлопот.
Я не знал, как продолжать разговор, не мог понять, чудовище передо мной или человек. Асквит наполнил мой бокал, слегка дотронулся до него своим и мягко продолжал:
— Вы все идеализируете. События, людей. Хотите, чтобы все смотрели на вещи вашими глазами. Так не бывает. Да, все мы люди, но люди разные. Да, всех нас в школе учат писать одинаково, по клеточкам, каллиграфически, а подрастаем мы, и оказывается, что почерк у нас у всех разный.
— К сожалению, кое-кто его просто не имеет.
— Бывает и так. Но знаете, не иметь своего почерка — это тоже почерк.
— Не верю. Не верю вам, вы не можете так думать. Простите, но я считаю, что это только поза. Вы же умный, энергичный, наконец, деловой человек. Ученый и политик, человек в достаточной мере независимый. Вам ведь не угрожает безработица, например. Не сойдясь с Нумом Ченснеппом, вы не останетесь без куска хлеба. Что же заставляет вас отказаться от своего почерка? Нажива? Не могу поверить.
— И правильно делаете. Если уж вы вызвали меня на откровенность, я буду откровенен. Силициевая проблема захватила меня, и теперь я уже не могу быть в стороне. Я честолюбив и не считаю это пороком. Я хочу быть в центре событий, я должен, понимаете, должен, руководить изысканиями, связанными с биосилицитами. Нажива, доходы, прибыли! Да ведь это не цель, а средство, поймите! Нельзя делать большие дела, вести научную работу крупного масштаба, не обладая средствами. Кто имеет деньги, тот имеет право распоряжаться. Таков закон.
— В метрополии. На Паутоо — я уверен в этом — будет распоряжаться народ, и только народ.
— Народ никогда ничего не решал. Всегда находились или вожаки, или погонщики народа. И те и другие, если они были достаточно сообразительны, действовали именем народа. Вся известная истории борьба — это не борьба народов, а борьба тех, кто ими управляют. Вспомните Талейрана, лучше его не скажешь: «Армия львов, предводительствуемая бараном, слабее армии баранов, предводительствуемой львом».
Асквит встал, посмотрел на часы, и я понял, что с ним мы не можем найти общий язык, увидел, как он чужд мне, моему жизнепониманию. Это было естественно. Только обидно стало, что не удалась моя дипломатическая миссия.
Уже прощаясь, Асквит сказал:
— Все дело сейчас в том, кто возьмет верх — Ченснепп или Карт. Кто окажется сильнее. В этом все дело.
— И вы бы хотели?..
— Я бы хотел быть сильнее их обоих. Вот ради чего я готов на все. На все решительно.
Асквит опять сел к столу, налил себе рюмку рому, долго вертел ее в пальцах, поставил, не дотронувшись, а потом спросил:
— Заседание в десять?
— В девять.
— Я буду. Поддержу ваше предложение и сделаю все от меня зависящее, чтобы идиотская затея с бомбежкой плазмы сорвалась. Мне это должно удаться. В Пога со мной считаются.
Я не удержался:
— А Ченснепп?
— Я это сделаю, потому что убежден… Нет, нет, не обольщайтесь, не в превосходстве вашей системы. Я убежден, что силициевая эпопея только начинается. Слишком ретивые политики спешат использовать силициевую плазму, не предвидя, как повернутся события в ближайшем будущем, не понимая толком, что такое биосилициты. О, силициты покажут себя! Людям еще предстоит многому удивляться.
— Зародыши?.. Значит, вам все же удалось?..
— О, да вы не только дерзки, но и догадливы.
— Оживили… Все же оживили… Ну что же, тогда передайте при случае мои поздравления профессору Куану Родбару. А вас, вас разрешите поздравить лично.
— Спасибо, конечно, за поздравления, только… Никто не знает, как все это обернется… До завтра. Я провел вечер с огромным удовольствием. Имшеу был действительно хорош.
С Асквитом мне пришлось встречаться часто, мы и теперь связаны общей работой в Объединенном силицитовом институте. Я узнал о нем много, но узнать его до конца, понять его, кажется, просто немыслимо. Только что принятое решение через несколько времени может быть им перевернуто до неузнаваемости, данное слово с невероятной легкостью взято обратно, и вместе с тем почти всегда он как-то выходил сухим из воды, а нередко оказывался прав. Так было и тогда, в Макими.
Утром я постучал в номер к Асквиту, собираясь пригласить его вместе поехать на заседание комитета. В номере Асквита не оказалось. Я спустился в вестибюль к администратору, и там мне сказали, что профессор Асквит ночью выехал в Пога. Я был взбешен. Казалось, уже надо было привыкнуть к поступкам этого человека, но я не умел. Не мог себе представить, как появлюсь на заседании, что скажу членам комитета.
Уже внизу, у машины, меня нагнал служащий отеля и вручил записку от Асквита:
«Господин Курбатов!
Не считаю нужным терять время на заседания, памятуя, что каждое дело надо делать хорошо, если нельзя не делать вовсе.
Заседайте без меня. За это время я сделаю все необходимое в Пога.
Телеграмму вы получите не позднее чем в 10:30 утра.
Еще раз спасибо за имшеу.
В десять часов утра в комитете стало известно о начале артиллерийского обстрела наступающей плазмы, предпринятого в Западном Паутоо.
В 10:30 радиостанцией Пога было передано правительственное сообщение об эвакуации всего населения из долины Матуана.
В 10:35 пришла телеграмма от Асквита.
Мы вздохнули с облегчением.
С этого момента наметился перелом. В комитете, конечно, прекрасно понимали, что борьба предстоит длительная, будет нелегкой, но теперь уверенность в победе крепла с каждым часом.
В конце февраля состоялось решение ООН о создании Международной комиссии по борьбе с силициевой опасностью. Комиссия была представлена многими странами. От Восточного Паутоо в нее входили доктор Ямш и Юсгор, от Западного — Асквит, от СССР — профессор Мурзаров и я. Комиссия сразу же приняла ряд деловых и конкретных решений. Входившие в нее ученые от Канады, Бельгии, Индии и США очень быстро и объективно оценили создавшееся положение, споры теперь возникали сравнительно редко, и, самое главное, все единодушно считали необходимым как можно шире применять генераторы.
Ленинградцы нас не подвели. Четыре красавца были закончены за неделю, как и обещали рабочие опытного завода. Теперь уже пять генераторов были у нас на вооружении. Облучение шло круглосуточно, по всему фронту, однако и этого было мало. Наибольшая опасность архипелагу грозила с западных склонов Канатура. Недостаточно было приостановить нашествие только в Восточном Паутоо, необходимо было ликвидировать его повсеместно, а для этого надо было заставить правительство Западного Паутоо принять решение о допуске туда наших вертолетов с генераторами.