Юсси тоже лез по лесенке. Конечно, он бы с удовольствием окунулся в дары Ямы Ягнения, прикоснулся к новеньким, но имелось дело поважнее.
Нужно было оповестить общину о скором начале черной мессы. И потому Юсси усердно втаскивал себя на перекладины, поднимаясь к колоколу, ожидавшему пять ударов вместо обычных трех. Он протиснулся в люк и распрямился.
Нельзя сказать, что отсюда, с высоты двенадцати метров, можно было окинуть взглядом всю общину, не говоря уже о целом острове, но кое-что разглядеть все же удавалось. Памятуя о вероятности падения, которое не смягчит даже ковер из хвои, Юсси осторожно подошел к краю.
Звонница представляла собой площадку без перил, и свалиться с нее было плевым делом. Именно это и случилось в прошлом году с Микой. А все потому, что сверху открывался вид на Яму Ягнения, при взгляде на которую пенис каменел, требуя доступа к женскому телу. Неизвестно, по какой причине, но Мика вообразил, что можно запросто разглядеть, что творится на дне колодца. И воображал так до тех пор, пока Красный Амай не посчитал, что зазевавшемуся звонарю вместо длинной шеи больше подойдет сломанная.
Возраст обязывал Юсси едва ли не ежеминутно испытывать половое влечение, и потому он чуть не повторил путь Мики. Шея сама начала вытягиваться, увещевая разум, что все получится: «Я-то растянусь. Ты, главное, руками за что-нибудь держись, чтобы мы не грохнулись, договорились?»
Желание было настолько острым, что Юсси ощутил потребность погонять шкурку. Возможно, конкретно в этой ситуации возраст не играл никакой роли. Все сводилось к убийству чужака на берегу. Камень на лицо обрушил именно он, Юсси, и у него при этом встал. Что ни говори, а Красный Амай держал его за яйца крепче крепкого, изредка поглаживая их когтистой лапой.
Юсси не знал, что Черкашин выжил, но это и не изменило бы его похотливого настроя.
Как же хочется в яму!
Но разве женщины с материка не должны пугать до чертиков? Этой гладкостью кожи, ровными зубами, которые мог вырастить только Саргул. Мертвые женщины были куда приятнее. Они не шевелились и не могли ни к кому воззвать, даже к облачному демону.
Мысли Юсси потекли в другом направлении.
Лишь избранные участвовали в подготовке ритуалов, и Юсси был одним из них. Свое право он заслужил тем, что не спустился в Яму Ягнения к Марьятте. Отвращение к ее мерзким ногам было столь сильным, что привязанность к ней отступила в сторону.
Понюхав пальцы рук, Юсси ощутил слабо уловимый запах прогорклого сыра. Так пахла мертвячка, которую он полчаса назад помогал закрепить на алтаре. Какая-то пожилая толстуха, скончавшаяся позапрошлым днем. Юсси не особо трудился над тем, чтобы запоминать женщин по именам.
Амай любил естественные вещи. Вроде той же вони от покойников. Хоть для мессы и брали самую последнюю мертвячку из «своих», после «контакта» многим нездоровилось по нескольку дней. Если таковых, недавно умерших, не сыскивалось, а день требовал хвалы Амаю, на кладбище за полем отправлялась команда из четырех мужчин и выкапывался любой женский труп. Везло, если намечались «гости». Эти всегда привозили «свежую кровь». Свежую во всех смыслах.
Разумеется, черная месса не устраивалась для тех, кого пожрала ересь, вроде той же Аннели. Таких просто маркировали, как посылку, а потом доставляли по назначению. Но чужаки – особый случай. Все лучшее – только для них.
Юсси улыбнулся. Сегодня будет много событий. Да, на черную мессу допускались не все, но на жертвоприношение приглашался каждый.
Колокол испустил первый протяжный звук, но Юсси его не слышал. Он торопливо успокаивал разбушевавшуюся плоть.
43. Тьма и рыбы
1
Чертова рыбина никак не хотела отпускать его. Она все плавала в неких невероятных глубинах, таская Симо в своем брюхе. Хуже всего было то, что снаружи, вне этой слепой и глухой твари, осталось какое-то неоконченное дело. И странный солоноватый привкус на губах говорил, что дело то – скверное.
«Пусть и скверное, но дела не должны оставаться незаконченными, верно? – зазвучал голос Симо в темноте. – Если умереть, не допив банки пива, то так и будешь мучиться жаждой, пока не истлеет сама душа».
Но что же он не закончил? Что не успел сделать? Дело ведь не в жестянке с пойлом? А потом Симо вспомнил.
Он не успел умереть. Это багром выволокло его из брюха тьмы и разлепило глаза.
Симо лежал на неровном природном полу, уткнувшись лицом в лужицу крови, натекшую изо рта. Кожу на бедрах, плечах и предплечьях немилосердно жгло. Возможно, лезвие было чем-то смазано. Чем-то дурным. Или все дело в том, что плоти не понравилось, что ее рассекли?
Плавающий взгляд Симо сместился на стол и увидел Назара. Рокировка, дамы и господа. Оперуполномоченный тяжело дышал и вздрагивал примерно на каждом третьем вдохе. Порезы кровоточили. На губах медленно закипала красная пена. Глаза, полные неподдельного изумления, уставились в сумеречные изгибы потолка.
– Назар… – позвал Симо и, содрогнувшись, застонал.
Всего одно слово отозвалось в желудке тяжестью, словно в него ударили раскаленной трубой. А потом боль шибанула в голову, и события вековой давности предстали во всей красе. Или это было около часа назад? Возможно, ответ знала рыба, которая проглотила Симо, но он не хотел возвращаться в ее утробу.
По своей натуре следователь был спокойным и рассудительным, но вряд ли можно оставаться таким, когда на тебе вырезают буквы, словно на парковой скамейке. Антеро склонял голову то в одну, то в другую сторону, когда заканчивал очередную литеру. Волосы его при этом вяло мотались.
– Ты так мило прославляешь Амая, Симо Ильвес, – заметил тогда старик. – Как же я тебе завидую.
– Так почему бы тебе не поменяться со мной местами, а, херов ты ублюдок?
– Возможно, в другой жизни так и будет. Потерпи, мы еще не подошли к самому интересному.
И Симо терпел. Брызгал слюнями, вскрикивал, один раз даже обмочился от боли, но терпел. И делал это не потому, что его об этом попросил сумасшедший, а потому, что в случае утраты контроля над собой мог наболтать лишнего.
Например, о том, что на «Северной Звезде» есть хорошо спрятанное оружие. Симо раскололся бы, поведал обо всем, даже о том, что девушку, из-за которой они приплыли на остров, на самом деле вымыло откуда-то водой и прибило к тому каменистому краю материка. Попытался бы договориться, лишь бы все это прекратилось. Заключил бы, так сказать, сделку с дьяволом.
– Ты ведь понимаешь, что нас будут искать? – хриплым голосом спросил Симо, когда Антеро заканчивал расписывать его левое плечо. – Это должно быть очевидно даже для такого психопата, как ты.
– Конечно, я это понимаю, – отозвался старик. – Но вас никто не ищет. Ты ведь и сам знаешь это, не так ли, Симо Ильвес?
Симо едва не кивнул в ответ, потому что действительно был убежден в том, что с «Северной Звездой» покончено, а про них позабыли. Ведь прошли века… Да и рыба с огромным черным брюхом подплывала все ближе.
Назар уже бился с ней. Глаза оперуполномоченного, скорчившегося в углу, то открывались, то закрывались. Его левая нога, ставшая чересчур суставчатой, будто бы обзавелась вторым коленом. Карликовым. Еще один дар Красного Амая.
А потом началось худшее. Пришел черед бусин.
– Это лавовый камень. – Антеро вдруг решил пооткровенничать. Показал бусину с аккуратной буквой «Ш». Поры шарика выглядели бесчисленными микроскопическими ноздрями. – Пемза, шлак, криолит – на Сиренах Амая в избытке всего, Симо Ильвес. Мы не используем только перлит.
– Да? И почему же?
– Перлит белый.
Кривая улыбка поползла по губам Симо – и пальцы Антеро уничтожили ее. Следом вклинился роторасширитель, до боли раздвинув челюсти. Следователь закашлялся, хрипя, будто больной пес.
Бусина с буквой «Ш» шмякнулась на язык Симо и, скатившись, оказалась на входе в глотку. А потом указательный палец старика втолкнул ее поглубже. Бусина была относительно небольшой, но ощущения говорили, что размерами она не уступает огромному вагонному болту.
Давясь и пуская отрыжку, Симо забился в путах. Мысли окончательно перемешались, когда «болт», распиравший глотку, начал жечь.
– Запрокинь голову, чтобы я мог протолкнуть ее, – чуть ли не с отеческой заботой проговорил Антеро.
Не в силах терпеть боль, Симо послушно запрокинул голову, и в ход пошла «ложка для меда». Округлое навершие коснулось бусины – и безжалостно доставило ее в желудок.
Симо заорал, как только появилась возможность. Даже уши заложило от крика.
Лукавый взгляд глаз старика затянула поволока.
– Красный Амай любит, когда его хвалят, – проворковал он, облизывая губы. – А похвала чужака… приятна вдвойне.
И так повторилось еще десять раз.
А потом пришел черед Назара.
Старейшина был на удивление сильным мужчиной, хоть его тело и было старым. Настолько сильным, что он без особых усилий снял обмякшего Симо со стола и переложил на его место Назара. Оперуполномоченный напоминал выброшенную на берег рыбину, по которой ближе к хвосту ударили металлическим прутом. Он матерился и пытался кусаться.
Впрочем, сопротивление было подавлено довольно быстро. Сперва Антеро зафиксировал сломанную ногу Назара. Затем разрезал пластиковые наручники-стяжки на лодыжках и закрепил вторую ногу оперуполномоченного, хоть тот и пытался брыкаться.
Скованные за спиной руки Назара, по сути, сковывали возможности противников. И Антеро снова взялся за молот. Голова молота блеснула в свете свечей и пошла вниз, абсолютно безразличная к куску мяса под ним. Назар в этот момент выгибался дугой, пытаясь выдернуть здоровую ногу из ремня-фиксатора. Удар пришелся ему в живот.
Черный клюв молота погрузился в плоть и словно выпрыгнул из нее. Если в тот момент ужас и полоснул Симо, то сделал это затупленными когтями. Он мало что понимал и так же мало что мог сделать. Его сознание уже уплывало в некую огромную и черную пасть. Образ кричащего Назара тоже утянуло в темноту.
Все это пронеслось в сознании Симо, словно хлопающая крыльями птица. Боль, сверлившая внутренности, мешала дышать. Что-то тяжелое и слипшееся пожирало его изнутри. Словно в него напихали магнитов, облитых кислотой. По крайней мере, никотиновый талисман так и остался в кулаке, а старикан отлучился.
Но надолго ли?
2
– Назар, – снова позвал Симо тем же простуженным, тихим голосом.
– Что?
«Не голос, а шипение быстрорастворимой таблетки», – подумал Симо, когда услышал вопрос оперуполномоченного.
– Как у тебя дела, Назар?
– Сейчас закончу и пойду пивка выпью.
– Я с тобой.
Вот и все. Обсуждать больше нечего. Да и о чем разговаривать двум покойникам? Разве что о смерти. Симо верил, что беседа делает любую дорогу вдвое короче. Вероятно, это работало и для ожидания момента, когда тебя принесут в жертву варварскому божеству. И Симо попробовал еще раз:
– Как у тебя дела, Назар?
На этот раз оперуполномоченный долго молчал. Симо видел, как тот задумался, разглядывая тени потолка. Наверное, там он искал свое безрадостное будущее.
– Плохо, – наконец выдавил Назар.
– А помнишь, как нас вызвали в Каменку на убийство, а мы ошиблись адресом?
Оперуполномоченный опять ушел в себя, а потом его затрясло. Это походило на припадок, и Симо с горечью подумал, что их беседа по максимуму сократила ожидание Назара. Вскоре он понял, что ошибся: оперуполномоченный смеялся, тратя последние ресурсы организма.
– Господи, кто тогда это спросил? Ты или Терехов?
– Терехов, – отозвался Симо и тоже начал слабо посмеиваться.
Ситуация действительно получилась презабавная. Если, конечно, смерть вообще бывает забавной. Не так давно, около двух лет назад, в дежурную часть поступило сообщение об убийстве. Супруги надрались, а потом муж из-за какого-то пустяка прикончил жену. То ли заколол, то ли задушил. Он же и позвонил.
Следственно-оперативная группа, разумеется, выехала на вызов и, прибыв на место происшествия, испытала настоящий шок. Потому что, войдя в коттедж, очутилась среди плачущих старух, отпевавших покойницу. Никто не знал, как это понимать, а потом участковый Влад Терехов, чуть растерянным голосом, задал тот самый вопрос:
«А что, уже в гроб положили?»
У всех вытянулись лица. Посредством странных и запутанных переговоров выяснилось, что группа приехала не по тому адресу. Пока добирались до убийцы, хохотали всю дорогу, а вопрос Терехова в тот день получил статус звездного.
Воспоминание было теплым и шальным. Больше у Симо и Назара все равно ничего не было, кроме возможности поболтать. Пусть и такими голосами. Пусть и перед порогом чудовищной смерти.
Спустя несколько секунд их лишили и этого.
Сумерки пещеры разродились тенями. Возникли фигуры в черных рясах. С накинутыми капюшонами, зловещие и молчаливые, они направились к двум голым сотрудникам правопорядка.
Происходи это на экране телевизора, Симо бы только криво усмехнулся. Потому что в реальности никто и никогда не одевается подобным образом для того, чтобы совершить злодеяние. Убивают с выражением ярости на лице и в домашнем трико. Насилуют со спущенными штанами и угрозами. А грабят – подпрыгивая и трясясь от ломки. Еще, возможно, поправляют очки перед тем, как случайно-не-понимаю-откуда-он-взялся переехать пешехода. Но никто не надевает странные штуковины, похожие на балахоны.
Никто!
– Никто, – вяло произнес Симо.
Первым делом фигуры отвязали Назара. Тот сейчас же заорал, когда его подняли и положили на плечи, будто Иисуса, снятого с креста. Ступня перебитой ноги мотнулась, и оперуполномоченный зашелся в отчаянном крике. Живот после удара молотом налился плотной синевой, походившей на сплошное родимое пятно.
– Пошли на хрен, чертовы ублюдки. Пошли на хрен.
Симо как никто другой понимал, почему сопротивление Назара ограничилось одними словами. Можно было бы начхать на порезы и дать «балахонам» прикурить, но боль в желудке стояла адская. Внутри будто пульсировал огромный гнойник, разливавший онемение по всему телу.
А еще Симо поддерживали слова Харинова, сказанные тем в городском морге: о мышцах, «обесточенных неким спазмом», и «легком параличе», вызванном действием яда с бусин. Но стоило ли помнить о подобных вещах, когда ужасная смерть была так близка.
Симо тоже взревел от боли, когда его, положив на плечи, понесли вглубь пещеры.