А потом его пронзил такой ужас, что Тео до крови прикусил язык. Внизу в море, у верхушек скал, торчавших из красных волн, барахтался богомол.
БОГО-МОЛ.
С высоты в пятьдесят метров мало что можно толком рассмотреть, но Тео почему-то не сомневался в том, что видел. Богомол бесстрашно держался на неспокойных волнах, шипевших на скалы, и вроде бы даже предпринял попытку поплыть к материку.
Тео посмотрел на далекую полоску земли, кое-где с искрами огней, означавшими, что включалось ночное освещение улиц, и ужаснулся еще раз. Он не сомневался, что богомол сумеет доплыть до сородичей, чтобы наябедничать. Однако богомол с ленцой повернул к острову. И Тео бросился вниз.
Возможно, ему стоило позвать кого-нибудь на помощь. Возможно, стоило вооружиться хоть чем-нибудь. Сгодились бы и насыпанные в карманы хлебные крошки вперемешку с землей или книжка. Но все это уперлось в невероятную мысль-озарение, которой, казалось, не хватало в черепе места, настолько она была огромной. И буквально через несколько минут эта мысль окончательно вызрела.
Когда шорох камешков, вызванный скольжением, окончательно стих, Тео поднялся на ноги. Положив ладонь здоровой руки на скалу, он спрыгнул на каменный выступ, забрызганный водой.
У самого края находился красный, рычащий зверь с лицом человека. Это существо мгновенно заняло весь рассудок бедного Тео, и не последнюю роль в этом сыграло заблуждение, что раскинувшееся море за спиной зверя было его крыльями.
А потом зверь, бугрясь мускулами, зарычал и харкнул кровью. На Тео уставились два блестящих злобных глаза. Лапа провела по красной лужице, что-то сжала и швырнула это в дозорного. И еще до того, как Тео сообразил, что ему в грудь ударила заляпанная кровью бусина из лавового камня, зверь распрямился.
На Тео смотрел красный человек.
«Красный! Красный! КРАСНЫЙ!» – бешено запульсировало в голове Тео. А потом где-то в пустоте его разума что-то клацнуло, и возникла еще одна мысль. Самая очевидная и пугающая.
– Красный Амай! – взвизгнул Тео, и его глаза выдали столько слез, что все перед ним размылось. На славу постарался даже плохой глаз.
На руках и ногах человека, отражавших закат, четко просматривались Красные Законы. И каждая буква, каждая линия – сочились кровью. «Ибо я восстаю, чтобы пожрать глупых», «Ни один закон не охватит мои крылья» – эти и другие Законы были собраны здесь, на плоти этого существа, радуя и пугая одновременно.
– Где мое оружие? – проскрипел Амай таким чудовищным голосом, что дозорный заскулил от ужаса.
– Под землей? – пискнул наугад Тео.
Хоть лицо Амая и оставалось в тени, было видно, что он задумался. Наконец бог пришел к какому-то решению и направился к Тео. Тот сейчас же ощутил, как мочевой пузырь сжался и неожиданно расслабился. По ногам насмерть перепуганного дозорного потекла горячая жидкость.
– Я хочу в другие края, – в задумчивости прошептал Амай. – И хочу забрать всех чужаков и то, что у них с собой было.
– Но с собой нельзя забрать мертвое, – с робостью в голосе возразил Тео, имея в виду то, что и так было известно богу: кое-каких богомолов уже нет в живых.
В следующее мгновение Амай навис над дрожащим Тео, чей мочевой пузырь раз за разом пытался показать, что он уже пуст.
– А я – заберу! – взревел бог, и из его пасти потянуло табачной вонью подземелий. – Где оружие чужаков? Где они сами?
Путаясь в словах и повторяясь, Тео сообщил, что их личные вещи – в храме, а из самих богомолов в живых остались всего трое: две женщины, брошенные в Яму Ягнения, и беглец в странной шляпе и с не менее странной твердой сумкой. Дозорному неоткуда было узнать о последнем вскрытии Харинова. Заодно Тео упомянул об участи «Северной Звезды» и ее стражей.
Услышав о том, что произошло с катером, средствами связи и людьми, Красный Амай пришел в ярость. Злоба словно увеличила его вдвое.
– Значит, мне придется топать по воде?! – проорал он.
– У нас есть лодки, – пролепетал Тео. – В гроте на северо-западе. Много лодок. Твои. Хоть все.
Амай безошибочно посмотрел в указанном направлении. Тео и в голову не пришло, что перед этим бог бросил взгляд в сторону заката, мимоходом вспоминая, что солнце садится на западе.
Наконец Амай оглядел Тео с ног до головы и прохрипел:
– Раздевайся.
В этот момент до Тео дошла простая истина: он должен раздеться, потому что с трупа неудобно снимать одежду. Однако ничего не случилось, и бог не тронул его. Амай лишь забрал куртку, мокрые штаны и обувь, побрезговав сорочкой и нательным бельем дозорного. Тео и сам бы ими побрезговал, случить ему выбирать.
Облачившись, бог ушел – полез наверх, рыча и сплевывая кровь.
Оставшись наедине со своими мыслями, Тео уселся на камни и принялся изучать цвета горизонта: синий, пурпурный и красный… много красного. Он блаженно улыбался. В душе зазвучала какая-то песенка, и ее слова были довольно просты, так и просились на язык:
– Пришел, пришел! Мой бог – пришел! С клювом вместо головы – откусить всем пальцы!
И Тео, расхохотавшись, принялся вытанцовывать.
58. Беспокойство Антеро
Именно в тот момент, когда Тео приметил боровшегося с волнами Симо, Антеро опустился на один из камней, которые выталкивало из себя поле общины каждую весну. Старик испытывал легкое беспокойство. Он бы ни за что не признался в этом даже себе, но ему казалось, что он… нахамил богу!
Пробежавший по спине холодок вынудил его обернуться. Грядки, тянувшиеся среди елей и сосен, вбирали в себя не только свет уходящего солнца, но и непривычную тишину. Казалось, сам Амай слушал сомнения старейшины. Как только двух мужчин с материка сбросили в шахту, а рев бога сменился сытым урчанием, Антеро пошел сюда, на поле, чтобы подумать. За стволами деревьев просматривались алые блики на далеких волнах.
Когда Симо Ильвес пообещал, что вернется из Глотки Амая, Антеро, конечно же, не поверил ему. Однако он не был настолько глуп, чтобы не знать о том, что некий Иисус из Назарета возвратился живым, перед этим провисев на кресте и пролежав бог весть сколько в пещере, будто вялившееся мясо. Да, люди материка верили в это и многое другое. Пусть не все, но верили. Наслаждались, так сказать, побасенкой Саргула.
Почему же такое не может случиться с ними? Разве Красный Амай не способен принять облик человека?
Антеро заерзал на камне, словно тот раскалился под ним. Могло ли такое быть, что устами Симо говорил сам Амай? Поразмыслив над этим, старик пришел к выводу, что такая вероятность существовала. Но из Глотки не выбраться, все это знали. То был путь в один конец – спуск в подземелья Красного Амая, где владыка земляного огня развлекался тем, что заставлял мертвецов плясать без штанов.
«Так каким же образом Аннели очутилась на материке? – внезапно проговорил упрямый внутренний голос, окончательно смутив Антеро. – Ты правда думаешь, что нашлась какая-то дыра, из которой, будто из рваного кармана, выпал труп? Не глупи. Это невозможно».
Старику припомнился разговор с Симо Ильвесом, этим то ли человеком, то ли ухмылявшимся божеством. Как раз перед тем, как первые буквы Красных Законов легли на плоть следователя, они говорили об Аннели.
«Верующий никогда не рискнет осквернить Глотку Амая своим присутствием», – сказал тогда Антеро, на что получил весомый ответ: «Вот именно».
Аннели хотела сбежать, отправиться на материк. И ее туда доставили, пусть даже после смерти. Одной отступнице помогла… другая.
– Марьятта.
Антеро произнес женское имя экотаона мягко, с долей укоризны. И с той же мягкостью его рука подобрала подходящий камень – в меру тяжелый и объемный. В конце концов, кто сказал, что Амай не проголодался опять? Старик не думал о причинах, заставивших Марьятту вернуться, или о том, как ей удалось провернуть все это. Иногда люди совершают ошибки, а потом, дойдя до определенной черты, возвращаются. Как нашкодившие псы, прижавшие хвост к брюху.
С этими мыслями Антеро направился в общину. Его растянутая тень тоже несла в руке камень.
59. Пастух
1
«Вчера, 27 апреля, приблизительно около 21:00, в ДТП погиб Степан Сальников, заместитель руководителя департамента береговой охраны по республике Карелия.
ДТП произошло на Рабочеостровском шоссе, в 7 километрах от поселка Корг, перед мостом через реку Бабручей. Согласно предварительной версии, „Рено Аркана“ Степана Сальникова столкнулась с неизвестным транспортным средством, в результате чего машину Сальникова перевернуло и выбросило на обочину. „Рено Аркана“ вспыхнула еще до того, как Сальников успел выбраться наружу.
В настоящий момент полиция прикладывает все силы для поиска второго участника ДТП. Если вы располагаете какой-либо информацией о случившемся, свяжитесь с редакцией „Кемского городового“. Будем благодарны за любые сведения.
Степан Сальников, больше известный среди близких как Чабан, уроженец поселка Авнепорог, поступил на службу в береговую охрану в 1998 году. Надежный и суровый товарищ, он всегда оставался верен принципам государственной службы…»
(продолжение на стр. 5)
2
«Вчера, незадолго до полуночи, в многоэтажном доме № 54 по улице Южная вспыхнул пожар. Около 50 жильцов дома по указанному адресу, из третьего и смежных с ним подъездов, были в срочном порядке эвакуированы. Жертвой огня стала тридцативосьмилетняя хозяйка квартиры. Ее личность установлена. По предварительной информации отделения МЧС РФ Кемского и Лоухского районов, больше никто не пострадал.
Причины пожара выясняются. Рассматривается версия воспламенения обветшавшей коммуникации».
3
Огни Кеми, так похожие на зеленые и красные леденцы, остались позади, и Степан неожиданно ощутил, что проголодался. В животе словно завелся раздраженный енот, постукивавший от скуки по ребрам. По правую руку багровым светилось море. Несмотря на приличную скорость кроссовера, оно все равно казалось застывшим и неподвижным. И где-то там, среди волн, торчал странный кусок суши с не менее странным названием.
– Сирены Амая, чтоб их, – пробормотал Степан.
До Корга, где жили торфяники, разрабатывавшие ближайшее болото, оставалось не более десяти километров по Рабочеостровскому шоссе. Делать там особо было нечего, впрочем, кое-что в Корге было нужно позарез.
Торфяники использовали вертолет, чтобы облетать границы осушаемого болота, иначе торфа не видать им, как своих ушей. Иногда они вусмерть надирались и тогда поднимали вертолет в воздух лишь для того, чтобы с высоты проблеваться на бесконечные просторы мира. Степан знал об этом от Уса. Да и как не знать, когда родной брат Уса, Мирон Ус-младший, руководил этим бардаком вот уже второй год?
План прост. Первое – долететь на «одолженном» вертолете до Сирен Амая. Второе – найти недотеп из «Архипелага» и передать им два комплекта спутниковой связи, которые сейчас лежали в багажнике машины. И третье – хорошенько наорать на всех. Можно даже сорвать голос. Почему бы и нет? Хороший план. Очень.
Только Степан с холодком в животе понимал, что такому не бывать. Его воображение рисовало образы обмякших и безжизненных тел группы «Архипелаг». Причина смерти – вооруженные битами и баграми контрабандисты-социопаты, которых покрывала Жгилева на пару с прилизанным дружком.
И все же это было странно. К чему столько усилий, чтобы придумать и зарегистрировать то нелепое свидетельство? Придурки, промышлявшие контрабандой, могли запросто изобразить поющих цыган, уплывающих на конях в закат! И прости-прощай.
В зеркалах машины отразились огни фар, и Степан чуть отвел голову вбок и прищурился, чтобы его не слепило. Какой-то идиот на фуре ехал с включенным дальним светом, добавив к нему до кучи работавшие противотуманные фары.
Оглядевшись, Степан убедился, что тумана поблизости не наблюдалось, как и острой необходимости выжигать сетчатку водителю впереди едущей машины, то есть ему. По левую руку вдали тянулись бурые островки прошлогодней травы, взятые топью в жидкий, туманный плен. Но до этого лысеющего болота было не меньше полукилометра, как и до его дымной вуали.
Степан, морщась, взглянул в салонное зеркало заднего вида:
– Что же ты делаешь, кретин?
«Еще не понял? Слеплю тебя, недоумок», – словно говорили приближавшиеся фары.
Не имея сил бороться с этим идиотизмом, Степан съехал на обочину, намереваясь пропустить фуру. Остановился аккурат перед черно-белыми перилами, обозначавшими мост через реку. На глаза попался указатель с надписью «Р. Бабручей». Речушка едва заметно серебрилась в сумерках. Отсюда до Корга было рукой подать.
Фура стремительно приближалась, и ее водитель будто решил поддать газу. Большегруз затрясся, разрастаясь в размерах. На обтекателе кабины угадывалось изображение пляшущего лепрекона.
«Спешит, – подумал Степан, беря смартфон. – Может, жена рожает… ему мозги».
Усов ответил почти сразу.
– Ради бога, Чабан, уймись, – сказал он без каких-либо предисловий. – Поезжай домой, умоляю. И прикупи себе чего-нибудь выпить. Я угощаю.
Брови Степана поднялись. «Поезжай домой»? И это он слышит от человека, с которым съел не один пуд соли? Первым порывом было желание обозвать Уса продажной кобылкой, которую хорошенько пришпорили. Но вновь ударивший по глазам свет фар не дал высказать намечавшуюся грубость.
– Даже не знаю, как реагировать на это, Мирослав, – очень медленно проговорил Степан, тщательно подбирая слова. – Вертолет готов?
– Господи, ты что, совсем ни черта не соображаешь? Хочешь до победного оставаться пастухом, да? Ну, скажи мне! Да? Хочешь? Боже. Знаешь, это твое дело, понял? А у меня и своих забот по горло. Я тебе не лопата, чтобы вечно убирать за тобой дерьмо! Хоть это ты усек, говнюк? Катись к черту!
Разговор оборвался, закончился странной ссорой, и одновременно с этим в жизнь Степана ворвался мощный гудок фуры.
Большегрузная махина на полной скорости пролетела мимо, заставив кроссовер закачаться. Фура с ревом удалялась, вихляя задом и яростно сверкая габаритными огнями.
– Сука, в любое другое время… – прошептал Степан, но так и не закончил фразы.
Он был зол, напуган и обижен. Злость нередко возникала в палитре его настроения, и в этом, в сущности, не было ничего удивительного для его мировоззрения и должности, а вот испуг и обида были редкими гостями. Испуг вызвала фура, а обиду, по-настоящему мальчишескую, на дружка, породил разговор с ним.
Степан вырулил на дорогу и отправился в Корг, молясь, чтобы водителю фуры не приспичило где-нибудь остановиться, иначе в путь он тронется весело насвистывая сквозь новые щели в зубах.
Через три с половиной минуты «Аркана» вкатила в поселок торфяников. Степан прекрасно знал, куда ехать, потому что сам не единожды участвовал в орошении местных болот плохо переваренной закуской из-за чрезмерно выпитого спиртного.
4
Вертолет, элегантная машина с желтыми, белыми и синими полосками, стоял на посадочной площадке. Кабина пустовала, хотя Степан настоял на том, чтобы транспорт был готов к отлету, когда он появится.
Степан забрал из багажника походную сумку и, закинув ее на плечо, потащил к вертолету. Пройти нужно было метров двадцать от силы. Внезапно он ощутил тягучий страх.
Почему вокруг никого нет?
Вертолетная площадка находилась на отшибе поселка, но здесь всегда дежурили несколько человек. Тот же Габьев души в вертушке не чаял. Ну и в выпивке тоже, надо признать.
– Мирон! Эй! – позвал Степан, оглядываясь. Внутренне посетовал, что родители Усовых дали братьям такие схожие имена: Мирослав и Мирон. Будто мира хотели пожелать. – Не вынуждай меня стрелять в воздух! У меня сейчас нет настроения для шуток!
– Сюда, Чабан.
У Степана камень с души упал, когда он услышал ответ.
Из-за хвоста вертолета вышла темно-красная фигура в рабочем комбинезоне. Она пнула открытый ящик с инструментами и наклонилась, в раздражении копошась в лязгающем ворохе. Все как обычно. Что-то сломалось, что-то упало, что-то закончилось.
– Зубные коронки потерял, Мир? – Степан хохотнул и направился к вертолету. – Ты хоть в курсе, что твой брат – настоящая задница?
Сердце, что пару мгновений назад успокоилось, опять стало учащенно биться. Фигура развернулась, и глаза Степана заметили матовый блеск оружия. А потом из блеска один за одним родились огненные цветы. Они распускались и умирали. Степан, для которого мир будто остановился, наблюдал за выстрелами с медленно откидывавшейся челюстью.
Первый острый удар в грудь вернул времени привычный ритм. Степана откинуло на спину. Рот наполнился кровью. Боль растекалась по всему телу, напоминая корни, которые пустил ядовитый аконит. Ужас был настолько сильным, что мысли начисто выбило из головы. Ничего. Ни единой мыслишки. Даже прощальной. Даже об Альбине, рассчитывавшей на потомство от такого болвана, как он.
К нему приблизились двое. Мозгу Степана к тому времени катастрофически не хватало кислорода, но он кое-как распознал Жгилеву и сопровождавшего ее парня со слащавой физиономией. Последний как раз стягивал комбинезон, который умудрился натянуть поверх делового костюма.
Рот Степана открылся, но он сумел лишь жалко произнести:
– Мпщему?
К его удивлению, последнему в жизни, Жгилева поняла, что именно он спрашивал.
– Потому что на острове, Чабан, наши нелюдимые друзья. Подыхай с миром. Или бейся в агонии, тупой ты ублюдок.
Она сказала еще что-то, но Степан не услышал: мир уже отторг его.
Тем же вечером произошли еще два события.
О первом на следующий день писали в «Кемском городовом» как о роковом стечении обстоятельств, унесших в огне жизнь Альбины Ермаковой, работавшей в Кемской администрации.
А второй был слишком незначителен, чтобы о нем узнала общественность. В частной и довольно неприятной беседе Усов Мирослав Львович, руководитель департамента береговой охраны по республике Карелия, еще раз подтвердил, что любит своих внуков больше какой-то там вшивой работы.
5
Когда глаза Чабана с изумлением уставились в небо, Уля направилась к темнеющей громаде ангара. Филипп проводил ее взглядом, потом повернулся к Чабану. Достал из кармана брюк голубоватые нитриловые перчатки.
– Не волнуйся, приятель, бумажник можешь оставить себе.
Надев перчатки, Филипп обыскал тело, смутно подивившись тому, как быстро уходит тепло. Его лицо оживилось, когда пальцы наконец нащупали ключ от «Арканы». Не мешкая, Филипп отправился к машине Чабана, завел и подъехал по асфальтированной дорожке для персонала к трупу.
Уля тем временем вышла из ангара, таща брандспойт, за которым тянулся пожарный рукав. Он дулся и вяло брыкался, но напор воды был достаточно слабым для того, чтобы брандспойт могла удержать некрупная женщина.
О лишних глазах они не волновались. Даже о случайных и чересчур зорких. Еще до того, как сюда приехать, Уля и Филипп недвусмысленно дали понять Усову, что его младшему братцу с дружками лучше заняться каким-нибудь другим делом. И желательно – где-нибудь в глуши.
И, конечно же, именно руководитель департамента береговой охраны слил собственного заместителя.
Багажник «Арканы» распахнулся, и Филипп оглянулся на Улю:
– Поможешь с телом?
Брандспойт, тугой и переполненный водой, пружинисто упал. После этого Филипп и Уля подняли Чабана. Мужчиной он был крупным, но подельники не первый раз имели дело с трупами и различными способами их упаковки. Как-то им пришлось впихнуть ожиревшего ювелира в сундук, который был вдвое меньше своего владельца. Полная имитация действий полоумных грабителей.
Почему бы и нет? Статистика показывает, что тело после смерти терпеливо, а фантазия убийц – черна и бездонна.
В итоге Сальников разместился в багажном отделении собственной машины, пусть и без особого комфорта. Колени и голова были прижаты к залитой кровью груди, бледные руки – на ногах. Труп словно готовился совершить кувырок в некой немыслимой плоскости.
Уля с раздражением посмотрела на Филиппа, и тот прекрасно понял почему. Мало кто придет в восторг от капель пота, марающих спину. Он пожал плечами, подобрал брандспойт и мощной струей воды смыл кровь, оставшуюся после Чабана. Заодно сполоснул «Аркану». Спасибо. Пожалуйста.
Наконец они расселись по машинам. Уля поехала на «К5», а Филипп – на «Аркане».
Вскоре они уже были у моста через неглубокую речушку Бабручей, где решили составить дорожную карту ДТП с участием Сальникова. Придумывать особо ничего не пришлось. И не в последнюю очередь потому, что для любого не в меру любопытного носа у них всегда была в запасе понюшка «бюрократической хлорки».
На этот раз Уля не раздражалась из-за того, что приходилось делать что-то самой. Она помогла Филиппу, так и не снявшему нитриловые перчатки, переместить труп за руль.
– Желаете сделать это сами, госпожа немилосердная Ульяна? – в шутку спросил Филипп, пытаясь разрядить обстановку.
Уля окатила его презрительным взглядом, и он понял, что хочет ее. Парень и сам видел, что она не против. Прищур прищуром, но эти приоткрытые губы, взгляд исподлобья.
Захватив из багажника «К5» пожарный топор с красной головкой, Филипп подошел к «Аркане», припаркованной перед началом барьерного ограждения, ловившего зазевавшихся водителей со стороны Кеми. Затем нанес машине три удара по касательной, целясь в дверку водителя и переднее левое крыло. В сумерках он напоминал безумца, высекавшего искры, чтобы разжечь костер. Потом безумец нанес в те же места несколько ударов ногой, создавая вмятины.
– Готово, – выдохнул Филипп и передал Уле топор.
Через приоткрытое окно он положил руку на руль и принялся толкать «Аркану» к обочине. Повисший на ремне безопасности мертвец не возражал. Машина с шорохом и скрипами соскользнула вниз и тяжело встала на правый бок, в пяти метрах от кромки воды. Труп внутри мотнуло, и «Аркана» неторопливо завалилась на крышу, подмяв кустик. Стекла треснули. Только после этого Филипп снял перчатки.
Конечно же, любой умник мог задаться очевидным вопросом. Почему это тело водителя, попавшего в ДТП, ни с того ни с сего вдруг оказалось нашпиговано свинцом, будто чесноком – задница запеченной курицы? А чтобы этот умник держал подобные мыслишки при себе, придется сделать еще кое-что.
– Приведи себя в порядок, Фил, – бросила Уля. – Ты мне сейчас понадобишься.
Она достала из «К5» две пузатые туристические газовые горелки и с ними спустилась к перевернутой «Аркане». Перчатки Уля так и не надела, хоть и знала, что папиллярные узоры можно обнаружить даже после сильного пожара. Филипп тем временем расплылся в улыбке, которую в лучшем случае можно было назвать понимающей, а в худшем – идиотской. Госпожа желала соития – как пить дать.
Пока Филипп, гадая, каким образом можно освежиться посреди дороги, заправлял рубашку – что тоже, впрочем, не имело смысла, – Уля открыла дверь помятой «Арканы» и чуть протиснулась внутрь. Зажгла одну из горелок, потом положила ее так, чтобы пламя било в газовый баллон второй. Мало ли, вдруг у торфяников-чудил горелки закончились. Вот добрый Чабан и вез парочку-другую, да не подумал, что они могут бабахнуть прямо в салоне, если он слетит с дороги.
Больше дел не осталось, и «К5», захватив своих владельцев, отбыла. Сумрак позади разорвала вспышка желтого и оранжевого света. «Аркана» горела, «запаивая» на теле Чабана пулевые отверстия и сжигая прочие следы.
Теперь предстояло совершить решающие визиты: к подружке Чабана, замешанной в поисках документации по Сиренам Амая, и к Усову. От последнего ничего не требовалось, кроме понятливости и робкой улыбки. А вот женщина Сальникова, скорее всего, никогда не смирится с его смертью и будет рыть, пока что-нибудь не найдет. Так почему бы не помочь дамочке с рытьем? Копать могилы – это так просто.
Далеко отъехать Филипп и Уля не успели. Едва «К5» остановилась, как они оба выскочили наружу. Тяжело дыша, Уля стянула трусики и оперлась локтями на капот. Филипп в тот момент тоже не отличался терпением и вошел в нее сзади лишь немногим позднее.
Оба, занимаясь своим делом, молча сопели и смотрели на пламя вдалеке. Огонь сегодня был чудо как хорош.
6
«Зачем Степан Сальников отправился в Корг? Чтобы действительно наведаться к старым приятелям, а заодно отвезти им несколько туристических горелок, которые и послужили причиной его смерти? Вы правда в это верите?
Тогда вы не знаете, что представлял собой этот человек, чья кличка, как вы помните, означает – пастух овечьих стад. Чабан любил и берег своих людей. Всех. Даже тех, кто попадали под его крыло лишь на миг. Именно так говорят о Сальникове сослуживцы.
Так для чего же он отправился в Корг? Ответ очевиден: чтобы воспользоваться вертолетом торфяников и вытащить с Сирен Амая группу „Архипелаг“. Можно ли установить, что́ на самом деле случилось на Рабочеостровском шоссе, сразу перед мостом через Бабручей? К сожалению, нет.
Но давайте подумаем вот над чем. Почему Александр Ирашкин, патологоанатом, проводивший вскрытие Степана Сальникова, бесследно исчез через два дня после составления заключения с результатами вскрытия? Выводы напрашиваются неутешительные, не находите?
И куда делось само заключение? Оно исчезло, растворилось, сменилось перепечатанной копией, заверенной обыкновенным чинушей, не имевшим никакого отношения к медицине или телу Чабана.
Что нашли Степан Сальников и Альбина Ермакова, разбиравшаяся в поиске информации лучше, чем вы в своих пальцах? В какую сторону двигались эти двое?
Они искали истину, но обнаружили только ее горелую изнанку, которой в итоге и стали».