ыбка вышла чуть язвительной. — Конечно, мне пришлось использовать в качестве приманки эксклюзивное право на материал, касающийся нового фильма Дайны. Знаю, знаю. — Она подняла обе руки, чтобы предотвратить возражения, готовые сорваться с губ Спенглера. Ее бесчисленные золотые браслеты зазвенели, стукаясь друг о друга. — Мы с тобой уже обсуждали этот вопрос. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что студия и слышать не хочет ни о чем подобном. Это из-за Брандо. Так вот, по моему глубокому убеждению надо послать их к черту. Брандо будет сниматься в фильме. Ведь контракт-то уже подписан, разве нет, Дори?
Спенглер угрюмо кивнул головой.
— Да, ну и что с того? Это всего лишь клочок бумаги. Я знаю Брандо лучше, чем любой из вас. Он может пойти на попятную в любой момент, пока съемки не начались. И даже после этого. По моему мнению, бряцание доспехами в этом случае может...
— Ты только представь себе, — перебила его Берил. — Этот материал выйдет в «Ньюсуике» на той же неделе, когда Дайна получит Оскара. Ты не хуже моего знаешь, чем это обернется для нее.
— Я думаю о...
— Рубенс, — вновь оборвала Берил Спенглера. — А что скажешь ты?
Официант принес закуску и бережно поставил ее на стол. Рубенс не сводил глаз с уложенной на тарелке в идеальном порядке спаржи. Дождавшись, пока официант, положив три ложки густого голландского соуса на кончики стеблей, не отошел, он вычерпал остатки соуса себе на тарелку. Взяв нож и вилку, он посмотрел прямо на Берил и сказал:
— Я за.
Потом, предварительно попробовав спаржу, он повернулся к Спенглеру.
— Не вздумай хоть на мгновение, — негромко и ласково начал он, — забыть, кто ты такой и что ты собой представляешь. Ты здесь потому, что я пустил тебя сюда. Может быть ты думаешь, что способен ошибаться, как все мы, — он сделал паузу, пристально наблюдая за тем, как шея и лицо Спенглера стали покрываться пунцовой краской, когда тот услышал слова, сказанные им самим Дайне в Нью-Йорке, — но ты обманываешь себя. Ты склонен ошибаться в гораздо большей степени. И гораздо легче можешь попасть в расход. Ты уже однажды сделал глупость, и этого достаточно. Не советую испытывать судьбу дважды. — Рубенс вонзил вилку в мягкую плоть стебелька спаржи и поднял его. — Ты был прав в одном, Дори. Я всего лишь человек. Так подумай, что это может означать для тебя.
Лицо Спенглера было сплошь багровым. На высоком лбу его судорожно пульсировала крошечная голубая жилка.
— Однажды я позволил тебе наехать на меня. — Он начал подниматься со стула.
— Дори, сядь и веди себя как следует, — спокойно заметила Берил.
Капельки пота выступили над верхней губой Спенглера. Его нижняя челюсть чуть заметно тряслась.
— У вас нет права говорить со мной в таком тоне. Я позвоню Брандо и...
— Не делай этого, — все так же тихо произнес Рубенс. — Если ты встанешь из-за стола, то это наша встреча станет последней. Прикинь лучше, что ждет тебя, если ты сейчас совершишь глупость.
Застывший в оцепенении Спенглер походил на каменное изваяние.
— Во всяком случае, — продолжал Рубенс, не прерывая трапезы, — я считаю, что ты получил по заслугам. Ты шагнул из дерьма в сад, где растут розы. — Вилка замерла на полпути к его рту. — И эти розы отнюдь не принадлежат тебе. Что я сделал тебе такого, за что ты вдруг пнул меня так исподтишка, а? Я поручил тебе это дело, но ты все еще чем-то недоволен. Тебе мало куска, ты хочешь всю тушу целиком. Неужели ты и впрямь думаешь, что способен обойти меня?
С различимым вздохом Спенглер уселся на место. Взяв свою скомканную салфетку, он провел ей пару раз по лицу.
— Меня обидело, что со мной обращаются, как с помощником официанта. Вот и все.
— Без тебя нам бы не удалось договориться относительно фильма с Брандо так быстро, — подчеркнуто заметила Берил.
— Я знаю, но...
— Тебе не нравится, как с тобой обращаюсь. Я правильно понял? — осведомился Рубенс. Спенглер молча смотрел на него.
— Ну что ж, дружище, тогда тебе придется усвоить одну истину. Ты должен заслужить уважение всех нас, присутствующих здесь. Не жди, что тебе поручат легкую и приятную работу. У нас у всех есть свои обязанности. Если мы не выполняем их, а будем сидеть целыми днями напролет, восторгаясь собственными идеями и способностями, дело стоит на месте. Если ты думаешь, что тебе все сойдет с рук только потому, что ты знаешь Брандо лучше, чем его жена, так ты ошибаешься. Мне на это плевать. Тебя просто может сдуть ветром. Такие вещи происходят с людьми каждый день. Еще вчера они приносили пользу, а сегодня их поезд уже ушел. — Он оттолкнул от себя пустую тарелку. — Послушай, нельзя сказать, что у тебя кишка тонка или пусто в голове... по крайней мере, если б я думал иначе, то прежде всего никогда бы не порекомендовал тебе Дайне. Только перестань вилять из стороны в сторону, и мы станем кроткими и нежными, как мышки.
Подошедший официант забрал тарелки у всех, кроме Спенглера.
— Ничего, — сказал ему Рубенс, — мы подождем, пока Дори доест.
— Ты любишь меня? — спросил он, когда они вернулись домой.
— Да.
— Никогда не думал, что найдется женщина, которой я задам такой вопрос.
— Ты не спрашивал об этом свою жену?
— Я всегда притворялся внутри, будто она любит меня. — Он провел ладонью по ее руке снизу вверх. — Мне так хотелось услышать правду хоть раз в жизни.
— Зачем? — шепотом спросила она. — Ведь именно ты, в конце концов, бросишь меня. Он изумленно уставился на нее.
— С чего ты это взяла?
— С того, — она приложила руку к его груди, — что я никогда не знаю наверняка, что творится там. Иногда мне кажется, что у тебя сердце из стекла... нет, из пластика: сквозь него можно видеть; но нельзя его разбить. Ты похож на этот город, Рубенс. Город, который на самом деле вовсе им не является. Он есть, и его нет, одновременно. — Она положила голову ему на грудь.
Крепко прижав ее к себе, он спросил:
— А что случится, если я брошу тебя?
— Ничего, — сказала она. — Ровным счетом ничего.
Бонстил позвонил поздно утром, когда Рубенс уже уехал в офис.
— Ты не спишь?
— Подожди минутку. — Перевернувшись в постели, она лежа потянулась. Спала она или просто замечталась? Она не знала. Ее голова была забита мыслями об оружии и женщинах в униформе, Джорджем и ООП, Найджелом и ИРА.
— Порядок, — сказала она. — Что слышно?
— В лаборатории нашли следы стрихнина в порошке, принесенном тобой, — начал он без подготовки. — Ты просто не откликнулась на свое призвание, как я говорил. Тебе надо было идти работать в полицию.
С нее как рукой сняло остатки сна. Она села в кровати.
— Это значит, что он все еще в опасности.
— Возможно. Вероятно, он случайно проведал об операциях Найджела по переброске оружия. — Он сделал паузу. — Может быть мне стоит приехать к тебе?
— Зачем?
— Если Крис в опасности, есть шанс, что и ты тоже. Вы провели вдвоем слишком много времени, чтобы убийца думал, что ты не знаешь что-то, что известно Крису.
— Это смешно. Ему бы пришлось научиться читать мысли.
— Как угодно, — ответил он равнодушно. — Кстати, я установил наблюдение за нашим другом Чарли By. Возможно он сумеет вывести нас на что-нибудь интересное.
— Бобби, я дала слово...
— Не волнуйся. Я не стану забирать его. Однако, ни ты, ни я не говорили о том, что не будем использовать его, не так ли? Кто знает, может мне повезет. На нынешней стадии я смог бы воспользоваться даже небольшой удачей. Я так близок к цели; осталось буквально протянуть руку. Однако все, что у меня пока есть, это одни рассуждения, так что я связан по рукам и ногам. Словно муха, попавшая в паутину.
— Знаешь, что я думаю, — возразила Дайна. — Я думаю, ты слишком усердствуешь со своими досадами. Ты не в состоянии объективно оценить ситуацию: мы оба знаем это. Передай дело кому-нибудь другому. Наверняка есть достаточно следователей, которые...
— К черту их всех! — рявкнул он. — Это дело — единственная причина тому, что я все еще остаюсь полицейским. Теперь ничто не заставит меня отказаться от него.
— Бобби, ты служитель закона.
— Вот именно.
— Но ведь ты не имеешь права вертеть законом в угоду своим интересам.
— Позволь мне сказать тебе кое-что насчет закона, Дайна. Его извращают ежедневно и ежеминутно. Став полицейским, я очень быстро узнал, что иногда закон помогает тебе, но бывают дни, когда лучше всего очень осторожно обойти его стороной. Так что он не вцепится в тебя своими зубами, пока ты не разбудишь его.
— Он фыркнул. — Кстати, что думает насчет закона твой приятель Рубенс, а?
В мгновенном ослеплении Дайна подумала, что Бонстил может знать о том, кто приказал убрать Эшли. Она вдруг начала давиться, словно во рту у нее опять очутился Т-образный резиновый кляп доктора Гейста.
— Все эти парни с многомиллионными счетами в банках пользуются законом, как хотят, — продолжал он. — Именно так они становятся теми, кто они есть. В любом случае, это всего лишь теория. Я знаю то, что я знаю. Найджел — преступник. Это у него в крови. Он законченный мерзавец. Ему плевать на всех, кроме себя.
— Бобби, пожалуйста...
— Я представляю закон, Дайна. И я заставлю мерзавца заплатить за то, что он сделал с Марсией. Старые друзья заслуживают того, чтобы их помнили. Тебе ведь это известно, не так ли?
Но что, если Бонстил неправ? Дайна не знала, кому и чему верить. Она понимала лишь, что Бобби толкает вперед неутолимая внутренняя жажда мести, разрушительная для того, кто ее испытывает. Она прекрасно сознавала, что он запросто мог убедить себя в виновности Найджела. Но что, если он прав?
Она позвонила Тай и напросилась в гости к Найджелу. Не обдумав все как следует, она тем не менее решила, что обязана предпринять попытку разобраться во всем сама.
Тай встретила Дайну на пороге и обняла ее.
— Ты рада, что вернулась к Найджелу? — осведомилась Дайна.