– Эй! Покупайте Малаки, пока не поздно, – говорила Би. – Начнется материализация – Малаки не получите!
Она говорила правду. По предписанию все торговцы были обязаны закрыть ставни своих ларьков за пять минут до материализации Уинстона Найлса Румфорда и его пса. И ставни должны были оставаться закрытыми еще десять минут после того, как от Румфорда с Казаком и след простынет.
Би обернулась к своему сыну, Хроно, вскрывавшему новый ящик с Малаки.
– Сколько до свистка? – спросила она. Она имела в виду мощную паровую сирену, установленную в парке за стеной поместья. Сирена начинала свистеть за пять минут до материализации.
Самый момент материализации возвещал выстрел из трехдюймовой пушки.
А дематериализация отмечалась взлетом целой тучи детских воздушных шариков.
– Восемь минут, – сказал Хроно, взглянув на свои часы.
Ему исполнилось одиннадцать по земному счету. Он был смуглый, и в его черных глазах горела затаенная злоба и ненависть.
Обсчитывать он умел виртуозно, да и в картах ему всегда подозрительно везло. Он артистически сквернословил и носил при себе нож с выскакивающим шестидюймовым лезвием. Хроно не ладил с другими детьми, и о нем шла дурная слава из-за привычки сводить все счеты без страха и разом, так что он нравился только очень глупым и очень хорошеньким маленьким девочкам.
Ньюпортовское полицейское управление и отделение полиции РодАйленда внесли Хроно в список закоренелых малолетних преступников. Он был на короткой ноге не меньше чем с пятьюдесятью инспекторами по уголовным делам – знал их по именам – и выдержал четырнадцать тестов на детекторе лжи, как истинный ветеран.
Хроно давно угодил бы в исправительное заведение, если бы не самая лучшая коллегия адвокатов – коллегия при Церкви Господа Всебезразличиого. По приказу Румфорда эта коллегия защищала Хроно против любых обвинений.
Чаще всего Хроно привлекался к ответственности за мошенничество и шулерстро, ношение запрещенного оружия, владение незарегистрированными револьверами, стрельбу в черте города, продажу порнографических открыток и других предметов и вообще как особо трудный ребенок.
Официальные власти горько сетовали на мать мальчика, обвиняя во всем ее. Мать просто любила его – такого, как он есть.
– Эй, люди, осталось всего восемь минут, покупайте Малаки, пока не поздно, – сказала Би. – Берите, берите, не зевайте!
Верхние передние зубы у Би был золотые, а кожа, как и у Хроно, напоминала цветом золотистый дуб.
Передние зубы Би потеряла, когдо космический корабль, в котором они прилетели с Марса, потерпел крушение над амазонскими джунглями, в районе Гумбо. Она и Хроно – единственные, кто уцелел после катастрофы, – целый год скитались по джунглям.
Цвет кожи у Би и Хроно изменился на всю жизнь из-за стойких изменений в печени, А стойкие изменения в печени у них наступили после того, как они три месяца просидели на особой диете – ничего, кроме воды и корней сальпа-сальпа, или амазонского голубого тополя. Эта диета входила в ритуал посвящения Би и Хроно в члены племени Гумбо.
Ритуал посвящения заключался в том, что мать и сына привязали к кольям посреди деревни, причем Хроно олицетворял Солнце, а Би олицетворяла Луну – конечно, в представлении племени Гумбо.
После всего пережитого Би и Хроно были друг другу ближе, чем обычно бывают мать и сын.
В конце концов их спасли – вывезли на вертолете. Уинстон Найлс Румфорд послал вертолет точно в определенное место и в точно определенный момент.
Уинстон Найлс Румфорд дал на откуп Би и Хроно процветающую торговлю куклами-Малаки у самой дверцы из «Алисы в стране чудес». Он также оплатил счет у зубного протезиста и настоял, чтобы Би вставили золотые зубы.
Соседний ларек занимал Гарри Брэкман. Он был сержантом на Марсе, командовал взводом Дядька. Брэкман растолстел и начинал лысеть. У него была пробковая нога и протез из нержавеющей стали вместо правой руки. Ногу и руку он потерял в битве при Бока Ратон. Он был единственным, кто остался в живых, – и, если бы не тяжелейшие ранения, его бы непременно линчевали заодно с остальными солдатами взвода, взятыми в плен.
Брэкман торговал пластмассовыми моделями фонтана в парке. Модели были в фут высотой. В их цоколях были запрятаны насосики, работавшие от пружинного завода. Насосы подавали воду из большой чаши вверх, к маленьким чашечкам. Маленькие чашечки переполнялись, вода стекала в чашечки побольше, потом…
Брэкман запустил сразу три фонтанчика на прилавке.
– Точь-в-точь как там, за стенкой, можете мне поверить, – говорил он. – Берите, везите домой. Поставите его в окне и все соседи будут знать, что вы побывали в Ньюпорте. А для детишек на день рождения можете водрузить его посреди стола и налить туда розовый лимонад.
– Сколько просите? – спросил приезжий фермер.
– Семнадцать долларов, – ответил Брэкман.
– Ух ты! – крякнул фермер.
– Это же всенародная святыня, братец, – сказал Брэкман, невозмутимо глядя в глаза деревенщине. – Это тебе не игрушка. – Он наклонился, вынул из-под прилавка модель марсианского космического корабля. – Тебе игрушка нужна? Вот тебе игрушка. Сорок девять центов. Я на ней всего два цента зарабатываю.
Фермеру хотелось показать, какой он разборчивый покупатель. Он стал сравнивать модель с оригиналом. который она изображала. Оригинал модели – марсианский космический корабль – лежал на верхушке колонны высотой в девяносто восемь футов. Колонна с космическим кораблем находилась в поместье Румфордов – в углу, на месте теннисных кортов.
Румфорд пока еще не объяснил, для чего здесь космический корабль, на постройку пьедестала, под который пошли деньги, собранные школьниками всего мира по пенсу. Корабль был готов стартовать в любую минуту. К колонне была приставлена самая длинная, как говорили, приставная лестница в истории человечества. Это был шаткий, головокружительный путь к люку космического корабля.
В аккумуляторе космического корабля находились последние поскребыши марсианского военного запаса Всемирного Стремления Осуществиться.
– Угу, – сказал фермер. Он поставил модель обратно на прилавок. – Вы уж извините, я тут еще похожу, приценюсь.
Пока что он купил только шапочку, как у Робин Гуда, с портретом Румфорда на одной стороне и парусной яхтой – с другой, а на пере было вышито его собственное имя. Если верить надписи, его звали _Делберт_.
– Спасибо вам, – сказал Делберт. – Может, я еще вернусь.
– Не, сомневаюсь, Делберт, – сказал Брэкман.
– А откуда вы знаете, что меня зовут Делберт? – подозрительно спросил польщенный Делберт.
– Ты думаешь, тут только один Уинстон Найлс Румфорд владеет сверхъестественными способностями? – сказал Брэкман.
За стеной взвилось облачко пара. Мгновенье спустя над ларьками прокатился вой мощной паровой сирены – оглушительный, горестный, торжествующий. Этот сигнал означал, что Румфорд и его пес материализуются ровно через пять минут.
Это был сигнал для торговцев – прекратить зазывать покупателей, беспардонно расхваливая свои дешевые поделки, закрыть рты, захлопнуть ставни.
Ставни сразу захлопнулись.
При закрытых ставнях ряд ларьков превратился в полутемный туннель.
В этом сумрачном туннеле всегда воцарялась особая, замогильная жуть – еще и потому, что сидели там только выходцы с Марса, случайно оставшиеся в живых. Румфорд приказал, чтобы марсианам было предоставлено право в первую очередь получить концессии для торговли в Ньюпорте. Таким своеобразным способом он говорил им «спасибо».
В живых осталось немного – всего пятьдесят восемь человек в Соединенных Штатах, всего сто шестнадцать во всем мире.
Из пятидесяти восьми марсиан, живущих в Соединенных Штатах, двадцать один занимался мелочной торговлей в Ньюпорте.
– Ну, поехали-покатились, ребятишки! – сказал кто-то далекодалеко, в самом дальнем конце ряда. Это был голос слепого, который торговал робингудовскнми шапочками с портретами Румфорда па одной стороне н парусной яхтой – на другой.
Сержант Брэкман оперся, скрестив руки, па перегородку, отделявшую его ларек от ларька Би. Он подмигнул юному Хроно, который разлегся на вскрытом ящике с Малаки.
– Ну и катитесь к чертовой матери, верно, малыш? – сказал Брэкман Хроно.
– К чертовой матери, – откликнулся Хроно. Он чистил ногти странно изогнутой, просверленной и зазубренной металлической полоской. На Марсе она была его талисманом. На Земле она попрежнему оставалась его талисманом.
Как знать, может быть, этот талисман спас жизнь Би и Хроно в джунглях. Туземцы из племени Гумбо почувствовали в этом кусочке металла неимоверную магическую силу. Преклоняясь перед этой силой, они приняли владельцев талисмана в племя, хотя вообще-то их полагалось съесть.
Брэкман ласково усмехнулся.
– Знай наших – вот настоящий марсианин, господа! – сказал он. – Лежит себе на ящике с Малаки и не подумает встать, взглянуть на Звездного Странника.
Не один Хроно проявлял полное безразличие к Звездному Страннику. Всеми владельцами ларьков был принят гордый и вызывающий обычай – не участвовать в церемониях, оставаться в полутьме туннеля, каждый в своем ларьке, пока Румфорд и его псина являются и пропадают.
Не то чтобы лавочники и вправду презирали румфордовскую веру. Большинство даже считало, что эта новая религия, должно быть, очень даже неплохая штука. Но, демонстративно оставаясь в запертых ларьках, они давали понять, что, как марсианские ветераны, сделали больше чем достаточно для того, чтобы Церковь Господа Всебезразличного утвердилась и вошла в силу.
Они демонстративно показывали всем, что фактически отдали жизнь за это дело.
И Румфорд поддерживал их – говорил о них с любовью: «Святые солдаты там, перед дверцей в стене. Их равнодушие – тяжкая рана, которую они приняли, чтобы мы стали еще жизнерадостней, еще богаче чувствами, еще свободней».
Марсиане-торговцы противостояли великому искушению хоть одним глазком взглянуть на Звездного Странника. На стенах поместья Румфордов были установлены громкоговорители, так что каждое слово, сказанное Румфордом, гремело во всеуслышание на четверть мили в окружности. Эти слова вновь и вновь возвещали великое торжество правды, которое настанет с явлением Звездного Странника.