— Смогу. Мы на войне. Натолкнулись на группу ДАИШ. Что вас не устраивает?
Горюнов в самом деле скривил лицо.
— Приедут твои товарищи за погибшими и, даже если мы устроим экспозицию из трупов, настреляем тут, гильзы разбросаем, не сложится картинка. Тела уродовать, как чаще всего делают даишевцы, мы не станем. Да и в этом районе невелика вероятность на них нарваться.
— А что, если вывезти их и похоронить? Скажу, что трупы увезли боевики, чтобы потом продать их родственникам.
— Это ближе к истине, — Горюнов перевел Егорову, и тот отвернулся. Он не привык к таким вещам.
— Сойдет, — согласился он нехотя. — Если когда-то и найдут захоронение, ни у кого не возникнет подозрений. Ты же понимаешь, Салар, это видео, аудиозапись, собственноручно написанное согласие работать (это ты сделаешь чуть позже) — все вместе приговор для тебя в среде курдов. Шутить ты не захочешь. Но примерно так же с тобой обошлись цэрэушники?
— Так и есть. Опыта работы на спецслужбы у меня не слишком много, — он ухмыльнулся, и лицо дернулось в тике, наверное, от контузии, проявлявшейся в нервной ситуации. — Я потерял ориентиры, — пробормотал курд. — Понял уже, что американцы нас разменяют, меня фактически оставят туркам. Никакой защиты, а уж тем более обещанных денег я и в глаза не видел. Швейцарский счет кажется мифическим. В этой обстановке где я воспользуюсь деньгами? Если бы вы не появились сейчас, то месяца через два я бы оказался далеко отсюда. Где спрятаться, не знал, но что бежать надо, уже решил. Я не Апо[15], мелкая сошка, меня бы не стали разыскивать по всему миру и давить на правительства государств, чтобы те гнали меня изо всех этих стран, как шелудивого пса, как было с Оджаланом. Но самый главный вопрос к вам: что будет со мной, если я перейду на вашу сторону? Тоже бросите меня, когда отработаете?
— Гипотетически, — Егоров почесал голову, от песчаной пыли зудело все тело, — мы могли бы тебя забрать к себе хоть сейчас и обеспечить полную безопасность. Но при условии, что ты обладаешь колоссальным пластом информации, которую мы смогли бы использовать еще несколько лет, пока она актуальна. Это вариант. Однако ты не можешь не понимать, что куда выгоднее, чтобы ты продолжал дурить американцев и сообщал оперативную информацию нам, как можно дольше находясь здесь. Так?
— Вы готовы забрать меня сейчас? — вскинулся Салар, но сник. — А дядя? А семья?
— Жена с детьми уже не в Ираке. Скорее всего, мы вывезем ее в Россию. С дядей сложнее. Его не отпустят пока что. Карайылан должен иметь гарантии, нам нет резона водить его за нос. Он не потерпит шпионов у себя в РПК и их родственников. Но если ты дашь согласие и останешься, через время Карвана освободят, у нас будут развязаны руки, при его свободе перемещений появятся варианты его эвакуации.
— Долго это не продлится… — загадочно сказал Салар.
— Что именно?
— Нас тут не будет. Дело нескольких месяцев.
«Вот мы и подошли к самому главному», — подумал Егоров, потянувшись к пачке сигарет, лежащей рядом с Горюновым на камне. Вася закурил, сдержав кашель, чтобы не вызвать боль в лопатке, и сквозь дым посмотрел на лицо человека, загнанного в тупик.
Василий вспомнил характеристики эксперта — конформный психотип. Глядя в черные глаза Салара, майор подумал, что она все-таки ошиблась. Все эти психиатрические градации хороши в мирное время. Но, когда с тринадцати лет, а то и раньше все поставлено с ног на голову, смерть не прячется за бабушками и дедушками, за торжественными ритуалами — она стоит прямо перед тобой и пристально смотрит в глаза, она за камнями, за углом дома, она глядит в небо глазами убитого товарища, топорщится грудкой скелетированного трупа, выжженного беспощадным солнцем, и жизнь воспринимается иначе…
Нет, Салар не заискивал, обладал своим мнением, только оно формировалось в единственно верном в данной обстановке направлении — выжить и сохранить семью. Остался голый инстинкт самосохранения, лишенный мишуры доводов и философствований, которые отвалились чешуйками ржавчины от стержня смысла, от животной сути. И потому курд готов идти за любым, кто выведет его из огня.
А огонь преследовал Салара, словно однажды он вымок в бензине и, куда бы ни шел, как бы ни старался отмыться, оставленные за его спиной следы горели, пламя устремлялось за ним, пытаясь лизнуть край одежды. Если он остановится, то вспыхнет, как факел. И он шел, хотя не видел пути, не имел мотивации идти, его гнали инстинкты.
На экране телевизора в кабинете Ермилова возникло темноватое изображение. Ссутулившийся человек говорил на незнакомом языке. За кадром слышался перевод Горюнова и сдавленный от боли и нервозности голос Егорова.
Ермилов уже несколько раз проглядел видео, теперь смотрел вместе с майором. Василий выглядел неплохо, только морщился, если приходилось двигать левой рукой, сидел на стуле боком, чтобы не касаться спинки.
К счастью, ранение обошлось без осложнений, хотя, когда они вернулись в Хмеймим на рассвете, врач тут же взял Васю в операционную, извлек еще мелкие обломки кости, которые могли потом наделать бед, сколотую лопатку зачистил, рану промыл и зашил, оставив дренажную трубку, с которой Егоров и прилетел в Москву. Ему еще предстояло ее вынуть. Там же в полевом госпитале влили в вену убойную дозу антибиотика, и Василий до сих пор был словно не в себе.
Отлежавшись сутки после операции, Вася вылетел в Москву, распрощавшись с Горюновым и Зоровым. Он вез с собой видео- и аудиозаписи и винтовку с глушителем, сошкой и ночным прицелом, который все же раздобыл в машине курдов. Салар отдал все это безропотно, без сожаления и со снисходительной грустной улыбкой. Для него оружие стало чем-то вроде зубной щетки.
— Меня, разумеется, не посвящали в детали, — говорил курд на видеозаписи, — но этого и не требовалось. Только дурак не поймет. Оставаться на базе, охранять — вот задача для меня.
— На базе? — переспросил Горюнов.
— На базе в Манбидже. На американской базе в Манбидже, — громче повторил курд.
За камерой вне поля зрения Ермилова, после того как Горюнов перевел последнюю фразу, очевидное смятение и пауза.
— А где в этот момент будут американцы? — наконец нашелся что спросить Василий.
— Уйдут. Вы разве еще не поняли? Они оставят базу туркам. А я должен буду с группой оставаться на базе до их прихода, чтобы там ничего не разграбили. Группу затем уничтожат. Наверное, и меня, хотя мне обещали полную безопасность, — он криво улыбнулся и по его лицу снова, словно волна, пробежал тик. Он потер шрам у виска, пытаясь унять судорогу.
— Как же остальные базы?
— Насколько я понимаю, они уйдут со всех баз в нашем районе. На других останутся, наверное, такие же курдские группы, как и в Манбидже. Я уже подобрал людей… — он замялся. — На верную смерть. Что будет с остальными курдами YPG, одному богу известно.
— Каким образом турки окажутся на базе? Это ротация сил НАТО?
— Будет операция, наподобие «Щита Евфрата», — он протянул руку, через секунду в ней оказалась зажженная сигарета. — Месяца через три-четыре. «Есть какие-то сложности, но они преодолимы», — так сказал мой куратор.
— Ты упоминал Доктора тогда в интервью?.. Это фигура речи или ты имел в виду что-то конкретное?
— Не помню, — курд задумался, но его лицо почти сразу прояснилось: — А, да. Так это тоже были слова куратора. Я не знаю, что он имел в виду…
— Что эксперт? — Ермилов поставил запись на паузу.
— В заключении сказано, что по всем признакам он не лжет. Подавлен, но говорит правду, — Василий встал. Сидеть подолгу ему было больно.
Полковник долго молчал, глядя на замершее на паузе с полуоткрытым ртом лицо курда.
— А что там с этой винтовкой трофейной? Ты ее, разумеется, сдал? — словно его волновало сейчас именно это, спросил полковник и повертел в руке пульт от телевизора.
— Еще чего! — испуганно ответил Василий. — Законно моя. Ее включили в табель положенности департамента и закрепили лично за мной.
— Что они затеяли? «Щит Евфрата», — повторил он. — Какой еще щит, к лешему? Что ты думаешь обо всем этом?
— Два момента. Первый — мы с турками сейчас вроде как по одну сторону баррикад, хотя с ними никогда не бываешь уверен на все сто процентов. И все же, почему мы не в курсе предстоящих перемещений, если это типа ротации? И второй момент — американцы — союзники с курдами, в какой-то степени гаранты их безопасности. Курды воевали вместо них с ИГИЛ. Выходит, янки отдают курдов туркам? Всякому ясно, что без больших жертв там не обойдется. А если предположить, что такая договоренность между американцами и турками возникла не теперь, а года эдак четыре назад?
— Еще до сбитого турками нашего самолета? — прикинул Ермилов. — За что они могли посулить туркам такой щедрый подарок — курдские территории вместе с мальчиками для битья? Против турецкой армии даже опытные бойцы РПК или YPG не устоят. Это ведь не локальные столкновения с полицией. Артиллерия, танки, широкомасштабное наступление. Нет, не устоят. Часть поляжет на поле боя, часть сбежит в Иракский Курдистан. К тому же, если американцы не будут выступать против операции, никто в мире, кроме России, не осмелится на серьезные возражения, чтобы остановить турок. Тявкать-то многие станут, а разгребать последствия в итоге нам. Ну все-таки это все гипотезы. По факту есть только шаткая информация о планах американцев покинуть базы и оставить их туркам. Какой криминал? Они все в НАТО. А то, что база находится на территории курдов, у которых с турками, мягко говоря, многолетние танцы с саблями — это лишний раз продемонстрирует беспринципность американцев. Только и всего. Никого ею не удивишь. Им главное за собой оставить базы в нефтяных районах. К тому же их нынешний президент анонсировал уход из Сирии, он сворачивает деятельность тут в преддверии выборов. Но, думаю, ты прав. Что-то кроется за всем этим. Узнать бы что… Да не просто узнать, а иметь факты на руках, тогда можно было бы и предпринимать определенные шаги, чтобы предотвратить очередную бойню. Не так уж мне милы курды, те еще ребята, тем более получат все сестры по серьгам, нечего