В следующий раз, наведавшись в отель, Москальков не прошел через вестибюль, а просто окинул его взглядом, словно договорился здесь о встрече, но, не увидев того, кого искал, направился в ресторан, обогнув здание гостиницы.
За столиком он почитал сегодняшнюю цюрихскую газету на немецком, выпил кофе с пирожком со свиным паштетом, памятуя об избыточных расходах и жалея нервы резидента, но в то же время уважая женевскую выпечку.
Положив кредитную карточку в папку, Москальков дождался, чтобы папку с кредиткой и чеком вернули ему обратно. И он забрал чек, только не свой, из кармашка вместе с кредиткой.
Расшифровал он послание, уже вернувшись в Генконсульство, и приуныл. Жюль писал, что куратор хочет его подставить, раз предлагает такое. Но в итоге пообещал порешать вопрос за дополнительные финансовые вливания. И выкатил такую сумму, которую Москальков долго еще переживал как личную трагедию.
Через день Москальков снова заглянул в отель нарочно не в дежурство Жюля.
На ресепшене он напомнил девушке, что останавливался в их отеле пару недель назад, когда приезжал сюда в отпуск. Она его, разумеется, помнила. Он ведь нередко здесь гостил.
Москальков попросил сообщить ему, если кто-нибудь пришлет по почте письмо на его имя, дескать, он сообщал друзьям этот адрес, так как думал, что отпуск продлится дольше, но, увы, вызвали на работу. Он оставил рабочий номер Генконсульства, понимая, что звонить никто не будет. Зато записку с его номером телефона и именем положат на виду на ресепшене. И это станет сигналом для Жюля, что сумма одобрена и ее заплатят в срок.
Теперь предстояло ждать и прогуливаться по набережной, где Жюль оставит со дня на день парольный знак на одном из камней около парапета. После этого можно забирать посылку из тайника.
Когда Москальков увидел парольный знак, ему необходимо было оставить свой о готовности изъять содержимое тайника. Он проехал на машине вдоль озера и припарковался напротив бьющего почти на сто пятьдесят метров фонтана. Перешел дорогу и с полчаса, усевшись на плоский каменный невысокий парапет, любовался озером и фонтаном.
Фонтан Же д’о наводил его на мысль, что в Швейцарии тоже проблемы с водопроводом. Ничего красивого он в нем не находил, словно трубу прорвало. Хорошо хоть при сильном ветре фонтан отключают, а то получить бодрящий заряд озерной воды в физиономию нет никакого желания.
Через час, посетив кафе на набережной, чтобы подкрепиться очередной булочкой, Москальков в туалете над старинным бачком унитаза нашел крошечный сверток, приклеенный туда скотчем.
Флешка буквально жгла ему ляжку, пока он пил чай и доедал булочку, не чувствуя вкуса. Затем он добрался до Генконсульства. Пробыв для отвода глаз в Женеве еще до вечера следующего дня, он вернулся в Берн, отправив вализой флешку с видеозаписью из аэропорта. Что уж там Жюль сочинил для зятя своего приятеля Жана-Филиппе, Москальков и думать не хотел. Наверное, про любовника жены приятеля, которую хотел застукать с поличным, или что-то в том же духе… Главное, что деньги и в Швейцарии открывают запоры, кажущиеся невероятно сложными, как и везде.
Самолет, принадлежащий Центральному разведывательному управлению, заходил на посадку в Женевский международный аэропорт. С одной стороны взлетно-посадочной полосы Альпы с белоснежными вершинами, с другой — город и Леман, подернутый солнечной слепящей рябью.
Шелдон Говард из ЦРУ и высокопоставленный чин из Государственного департамента США Эйден Кингсман сидели друг напротив друга в широких кожаных креслах цвета слоновой кости. Разговор у них то возникал, то затухал во время долгого перелета. Кингсман попивал виски, чтобы унять аэрофобию. Толстяк боялся летать, что забавляло Шелдона, и злился из-за необходимости снова встречаться и уговаривать турок.
— Эти хабиби ненадежные! — говорил он, вальяжно развалившись в кресле и прокручивая стаканчик с виски на полированном подлокотнике. Лед постукивал о стекло. — Мы из-за них оттягивали уход из Сирии, чтобы русские не заняли наше место. А сколько лет уже кормим этих дармоедов курдов!
— Хабиби — это арабы, — уточнил цэрэушник.
— Они для меня все на одно лицо, что курды, что арабы, что турки. Нигеры, как и наши, только чуть посветлее, но такие же дикие.
Дипломат Кингсман — республиканец. У него задача одна — увести американские войска побыстрее домой, чтобы готовиться к выборам в следующем году со спокойной душой, деньги налогоплательщиков не будут расходоваться на амбиции горстки людей во властных структурах, ведь обычным американцам ни тепло ни холодно от осознания, что их военные несут диким племенам на Среднем Востоке цивилизацию и демократию.
О сговоре с турками в Штатах знали единицы — в ЦРУ и Госдепе. Сам Шелдон ратовал за решительные действия в Сирии с самого начала. Он жаждал иракского варианта: с бомбежками и введением еще большего военного контингента — только так можно получить неограниченный доступ к нефти, а не то шаткое положение, которое они имеют на данный момент. Сирия с помощью россиян начинает набираться сил, пытается возвысить голос. Диверсии на тех базах, что поближе к нефтяным вышкам, будут американцам обеспечены. А если Сирия и вовсе решится на прямое противодействие коалиции, когда за спиной маячит Россия, поигрывая мускулами, держа на плече новейшее оружие?
«Толку от этого типа не будет», — решил Шелдон, глядя на Кингсмана. Этот уже второй переговорщик на встречах с турками. В прошлый раз четыре года назад Шелдон сопровождал другого дипломата.
Тот был потолковее и весьма удачно, по мнению Шелдона, исподволь подвел турка к идее решительно поставить Россию на место. «Сбить пару самолетов, поостерегутся там летать, высматривать, какие колонны и куда идут». «А если ответят?» — у турка загорелись глаза — соблазн ведь слишком велик. «Риски всегда есть, но ведь и ставки высоки. Вряд ли они ответят. Почувствуют вашу силу, отступятся. В конце концов, это ваши земли, вы не просто соседи с Сирией, там живут туркоманы, не так ли?»
Шелдон тогда понимал, что это удачное сталкивание лбами турок и русских им в любом случае на пользу. Нельзя допустить сближения. Надо чтобы турки оказались в изоляции и снова кинулись в объятия НАТО и американцев. А то они нашли себе синекуру в получении нефти и артефактов из Сирии и вроде как этим утешились. А на полномасштабные действия их подвигнуть слишком сложно. Для русских разбитый самолет — комариный укус, однако при их патологическом патриотизме и умении раздувать из мухи слона заварушка выйдет знатная.
— Нам необходимо подтолкнуть турок к решительным действиям, — витийствовал Кингсман. — Но давить не стоит. Они этого не выносят. Я консультировался с нашим специалистом по туркам. Он говорит, что педалировать ни в коем случае нельзя.
— Это все хорошо, однако не забывайте о третьей стороне наших переговоров. У израильтян свои интересы. Турки им тоже под боком не слишком-то нужны. Тут важно дать им понять, что мы будем контролировать турок и не допустим их дальнейшего продвижения, — поморщился Шелдон, подтянув галстук, узел которого распустил во время полета.
Он сам является специалистом по Среднему Востоку, и по туркам в особенности, и ему неприятными и унизительными показались слова Кингсмана. «С кем там этот болван мог советоваться? К тому же все надо держать в глубокой тайне», — подумал Шелдон, ставший одним из создателей плана тогда, когда ни Америка, ни уж тем более Россия еще не зашли в Сирию и все было зыбко и неясно.
Шелдон проявил удивительную прозорливость в 2011 году, когда только поднялась муть вокруг Сирии с помощью американцев, катарцев, турок и израильтян. Уже к тому времени американцы довольно крепко осели в Ираке, оттуда проводили тщательную разведку на территории Сирии и некоторых других стран, готовили боевиков и тренировали силы, способные противостоять нынешней сирийской власти. Вели исподволь пропагандистскую работу через телевизионные каналы Ирака и арабоязычные радиостанции.
Так же, как когда-то действовали в Советском Союзе. Агенты влияния, вбросы информации в прессу о том, что власти Сирии осуществляют гонения на национальные меньшинства, масса политических заключенных, тирания, в тюрьмах пытки, инфляция скоро накроет всю страну, чиновники воруют поголовно. В тогда еще благополучной стране даже поверили. Стали коситься сосед-араб на соседа ассирийца или турка. И все в таком русле.
— В каком плане «контролировать»? — зацепился за слова Кингсман. — Мы не будет тратить на это ни цента!
— В том-то и дело, что нам и не придется, — усмехнулся цэрэушник. — Мы только посулим контроль. А сами благополучно забудем о проблеме. Пусть там варятся в собственном соку.
Кингсман с облегчением кивнул и понимающе улыбнулся.
— А когда турки уже окажутся на наших базах, займут в том числе авиабазу в Аль-Кулаибе, посадят там свои самолеты, уже будет поздно размахивать руками. Израильтяне знают упрямство турок и в лобовую с ними не пойдут. Если между ними начнется война, то сложно предсказать последствия. Да и турки с евреями ссориться не станут. Во всяком случае, пока Израиль из тени дирижирует на Среднем Востоке, и не только там, как мы с вами знаем. Они еле-еле наладили отношения после истории с «Флотилией свободы», дулись друг на друга года четыре. Из-за этого прерывались и наши совместные переговоры по данному вопросу.
Они переглянулись понимающе. У Кингсмана у самого предки евреи.
— А что они тогда спутались с этой «флотилией»? Так уж туркам дороги арабы в секторе Газа? Вы же вели к тому времени переговоры, почему допустили эти действия турок?
— Это инициатива Доктора. Он только пришел на должность директора. Ему необходимо было проявить себя, зарекомендовать решительным человеком, готовым отстаивать не только права братьев по вере, но и распространить влияние на весь Средний Восток, стремясь возродить Османскую империю.
Шелдон умолчал, что и тогда американцы приложи