– В смысле – ждали? Значит, кто-то стуканул на нас?! Так, что ли? Но кто? – вскипел сидевший на заднем сиденье Голиаф.
– Давайте по порядку. Массаб, на встречу в кафе ты привел за собой хвост. Раз! Твой контакт по продаже оружия в Бейруте оказался… неудачным. Два! Здесь, в Сирии, информацию о нашем прибытии уже имели боевики, хотя мы сами еще за пять часов до встречи с ними не знали точного района высадки и маршрута своего продвижения. Три! И, наконец, ты не сказал мне, какую информацию получил от допрошенного тобой боевика. Четыре! Если все сложить – получается довольно нехорошая картина.
– Совсем с ума сошел! – вскипел Массаб. – Ты ничего не понимаешь! Тоже мне математик! Один, два, три! Да, не сказал! Потому что сразу понял, что ты будешь меня подозревать. Но это не так! Поверь! Я дрался вместе с вами! Мог погибнуть! Потом, ведь есть еще Вазген, его племянники, ливанцы из контрразведки! Каждый из них мог стукануть, но только не я! Слышишь, не я!
После своей эмоциональной речи Массаб демонстративно уставился перед собой и молча продолжал управлять машиной.
– Получается, что нас уже ждут! Вот те и на! И что делать будем, начальник? – Голиаф был просто поражен услышанным.
Егор немного подумал, потом уверенно произнес:
– Мы будем выполнять приказ! Однозначно! Надо вот только продумать, как!
Они проехали еще несколько километров по ужасной дороге, объезжая множество рытвин и воронок. В двух местах пришлось даже подтолкнуть машины, застрявшие в яме. Наконец, Егор подал знак, и группа остановилась, чтобы сделать привал у каменистого холма.
Все еще спящую заложницу аккуратно положили на одеяло, в которое ее перед отъездом заботливо укутали женщины из освобожденной деревни. Однако перемещение на землю не прошло без следа. Через пару минут у Беаты затрепетали веки, и девушка открыла глаза.
– Быстро она оклемалась! – удивился Голиаф.
Зомби подошел ближе и протянул ей фляжку с водой. Девушка молча взяла ее и сделала пару глотков.
– На, поешь немного, – предложил Зомби и угостил истощенную блондинку лепешкой и куском сыра, достал из кузова узелок с каким-то тряпьем. – Тут еще тебе женщины чего-то положили.
– Ой! – засмущалась девушка, обратив, наконец, внимание на свою грязную разорванную одежду, слегка прикрывающую грудь. Но, заметив, что на ней куртка Егора, засмущалась еще больше. – Спасибо! – произнесла журналистка и взяла еду и узелок у молодого человека.
Девушка жадно проглотила предложенное угощение – видно было, что заложницу не баловали разносолами. Насытившись, Беата зашла за большой валун и переоделась в чистую одежду. Она забавно смотрелась в длинном платье, которое надела прямо поверх брюк и толстого вязаного жакета. Беата немного подумала и, решив, что ей будет неудобно передвигаться в длинном одеянии, просто укоротила его, разорвав до середины бедра и заправив в штаны.
Подождав еще немного и убедившись, что девушка полностью пришла в себя, командир подошел и протянул ей цепочку с кулоном в форме ромба.
– Это ведь ваше?! Вы его потеряли, а я подобрал… там.
Лицо Беаты осветила теплая улыбка, она схватила украшение.
– Я, наверное, без конца буду вам говорить спасибо. Простите меня за истерику. Когда я его увидела, вспомнила все, все… что там со мной…
– Не надо ничего объяснять. Просто постарайтесь обо всем забыть. Кто вы? И откуда? – спросил Егор, меняя тему неприятного разговора.
– Я журналистка. Из Польши. Меня зовут Беата Климчик. А вы ведь русские?! Что вы здесь делаете?
– Как это не банально звучит, но тут вопросы задаю я. Когда и где вы попали в плен? – продолжал спрашивать командир, не отвечая на заданный ею вопрос.
– Это что, допрос? – с нотками возмущения спросила Беата.
– Конечно, нет! Так, просто беседа. Не забывайте, что именно мы вас вытащили оттуда и имеем право знать, кто с нами путешествует в этой далеко не безопасной поездке.
Девушка опустила голову и стала рассказывать.
– Я работала в Кесабе до последних дней. Почти все журналисты уехали, кто-то погиб. Хотела сделать репортаж о наступлении террористов на город. Мне казалось, что я успею уйти… Но боевики наступали со всех сторон. Это было так страшно! После того, как я отсняла на камеру необходимые мне материалы, я чудом сумела спастись от боевиков недалеко от церкви и одной из последних залезть в грузовик с женщинами и детьми.
– Когда это было? – поинтересовался Егор.
– Не знаю, не помню! Недавно! Последние дни прошли все как один! Может, четыре, может, пять дней назад или даже неделю… Я же сидела в подвале, там не было света!
– Как я понимаю, вы неплохо владеете арабским? – уверенно спросил командир.
– Вы проницательны! Это звучит почти смешно, но когда я пошла на курсы английского, можно было получить хорошую скидку за обучение при условии, что возьмешь и второй язык – восточный. Я выбрала арабский, – на лице польки появилась горькая улыбка. – Кто же тогда мог предположить, что я окажусь здесь.
– Скажите, там, в Кесабе, во время нападения боевиков вместе с вами были еще европейцы?
– Да! Были сотрудники Красного Креста. По-моему, французы. Несколько человек.
– Можно поподробнее?! Что с ними стало? – слегка оживился Егор.
– Они тоже находились в этих машинах. Грузовиков было всего два. Но они оба, оба попали под сброшенные авиабомбы, и… потом просто не знаю, что произошло. Когда я очнулась, то была уже в каком-то подвале.
Беата замолчала и прикрыла веки. Видно было, что ей тяжело давались воспоминания о тех днях. Егор протянул девушке флягу с водой.
– Простите! Я ничего не помню, – смахнула она непрошеные слезы. – Я потеряла счет времени! Мне кажется, все это было так давно!
Егор дал девушке немного прийти в себя, помолчал и продолжил:
– Скажите, может быть, вы помните имена этих французов? Их звали не Серж и Валери фон Праслофф? Брат и сестра. Им тридцать и двадцать шесть лет соответственно. Они тоже должны были эвакуироваться из Кесаба последними.
– Брат и сестра, говорите?! Со мной в машине был один работник Красного Креста, по-моему, француз, но он был постарше, лет пятидесяти – шестидесяти. Перед тем как потерять сознание, я видела, как его убило взрывом, – грустно сказала Беата.
– И все, больше никого не помните?
– Постойте! Да! Конечно! Там была одна такая пара, как мне показалось, муж и жена. Но теперь, когда вы о них сказали, я поняла, что они были очень похожи друг на друга. Последний раз я видела их у церкви. Девушка еще кричала «Серж!» Да, да! Как я могла забыть?! Именно он мне помог тогда залезть в кузов. Но сам он почему-то спрыгнул с машины в последнюю минуту. Потом, я помню, был сильный взрыв, а дальше ничего не помню… А знаете, я ведь даже сняла его на камеру. Вы посмотрите в кузове «Тойоты», они бросили мою камеру туда, когда меня увозили.
Командир кивнул и отправился к автомобилю. Он сделал пару шагов, когда услышал голос девушки.
– Это ведь ваша? Спасибо и за нее тоже! – мило улыбнулась она, протягивая Егору его куртку.
Командир подошел к пикапу и в углу кузова, под кучей тряпья и дорожного скарба, действительно обнаружил камеру журналистки.
– Что-то нашел? – спросил подошедший к нему Вазген.
– Сейчас посмотрим! – сказал командир и включил камеру.
На записи они увидели материал, отснятый Беатой за время последнего боя – смерть солдат и ополченцев, наступление боевиков, сержанта, церковь, людей, грузовики, Сержа крупным планом. Последним, что запечатлела ее камера, было то, как молодой француз, а следом за ним сирийский солдат бросились в соседний с церковью дом. А потом прозвучал взрыв, и экран погас.
Егор в отчаянии опустил руки.
– Это тот, кого мы ищем.
– Это дом моего Арама, – произнес шокированный увиденной записью Вазген. – Дай, я еще посмотрю, может, своих увижу, – взяв камеру у Егора, Вазген отошел чуть в сторону и с надеждой стал снова просматривать записи.
Бойцы, каждый на своем месте, со стороны наблюдали за сценой с Беатой и найденной камерой.
– Зачем мы взяли с собой эту женщину? – спросил у Массаба Гаро. – Она ведь нам только мешать будет! А куда ее денем, когда с боевиками сойдемся? Э-э-э! Надо было ее в той деревне оставить!
– Нет! Если бы мы оставили ее там, она опять попала бы в руки боевиков. А второй раз ее вряд ли кто-то спасет. Такое везение редко случается! – не соглашаясь, покачал головой сириец.
– Неправда. Здесь не все люди плохие. Ей бы обязательно помогли! А наши поиски она только тормозить будет, – вскочил на ноги возмущенный парень.
– Может, так и есть, Гаро. Но в одном ты точно прав – люди не все плохие. Это война плохая!
Массаб повернулся к Голиафу, чистившему штурмовую винтовку, и спросил его по-русски:
– Ты давно знаешь командира?
– Давно! Тебе зачем? – не оборачиваясь, бросил тот.
– Просто спросил. А почему тебя Голиафом зовут, как из еврейской книги? Ты что, еврей?
Голиаф беззвучно захихикал.
– Нет, я не еврей. Я грузин. Просто, понимаешь, у нас во дворе, там, где я родился, жил еврей, мой друг Давид. Мы с ним в детстве постоянно дрались. До крови! Так его отец нас прозвал Давид и Голиаф. С тех пор это имя ко мне и приросло. Правда, я худой был, как спичка, болел много. А потом, как видишь, слегка подрос, – пробасил он, с улыбкой демонстрируя игру мускулов на руке.
– А разве можно с близким другом все время драться? – удивился Массаб.
– Получается, что можно. Жизнь это доказала, – со вздохом и кривой улыбкой произнес Голиаф.
Расстроенный увиденной записью на камере, Егор отошел немного в сторону и, скрестив руки на груди, стал размышлять. К нему, еле передвигая ноги, подошла Беата. Несмотря на очень теплую погоду, она все время мерзла, вероятнее всего, от пережитого стресса. Набросив на плечи одеяло, журналистка обратилась к командиру.
– Кого вы ищете? Этих брата и сестру? Кто они и что вам за дело до французов?