– Дядька? Это матрос, салага, – авторитетно поднял палец вверх Николай, упорно продолжая тянуть за собой товарища. – Счас спросим с какого парень года, с какого парохода и на каких морях он побывал.
– Стоять пьянь! – рявкнул «дядька» на сносном английском, покидая мутное пятно редкого фонаря пирса. – Стоп! Частная собственность!
– Кто частная собственность? Ты? – хихикнул Носорог, деревянной походкой пьяного, но держащего себя в руках, продолжая шагать. Чупа-Чупс не отставал, по мере сил участвуя в разговоре:
– Джонни, я не понял, он чей?
– Вы чего, гомики, на трепку нарываетесь? – «дядька» ещё сдерживал себя. – Валите отсюда, педерасты, живо!
– Кто педерасты!? – задохнулся от возмущения Андрей и, демонстративно взведя руку с сжатыми в кулак пальцами, сделал три больших шага. «Дядька», здоровущий мулат под два метра, монументально высился в световом круге:
– Огребёте по полной, голубки. Оторву свистульки с корнем, чем тыкаться будете?
Он сделал обманное движение, сокращая дистанцию, и могучим апперкотом махнул кулачище по челюсти Морозову. При этом не забыл держать в поле зрения второго. Хотя тот, с перекосившим от страха лицом, опасность не излучал. Андрей ничего особенного и не сделал. Просто пьяно качнулся и кулак только лишь пронесся в паре сантиметров от физиономии. Охранник даже удивиться не успел. Чупа-Чупс, резко присев на левую, крутнул правой обратную подсечку. Опорная нога мулата высоко оторвалась от земли. Носорог перестал прикидываться и коротким ударом отправил грубияна в глубокий нокдаун, обиженно буркнув:
– От гомика слышу.
Морозов, не теряя времени, охлопал по карманам несостоявшегося обидчика:
– Рация, ствол, шокер. Камеру точно вырубили? Вон она, на столбе.
– Шопен зуб давал, что перехватил управление, – Еремеев стряхнул пыл с брюк. – Не гоже в грязных портках в гости ходить. Шевели булками, нечего тут …
Андрей вытащил из набедренного кармана тонкий фонарик и, направив в сторону воды, мигнул четыре раза с равными интервалами:
– Время пошло!
– За мной! – Николай обогнул световой круг и, рванул к трапу. Судя по звукам за спиной, старший лейтенант принял активное участие в спринте.
Размеры посудины вблизи оказались довольно приличными. Стремительные обводы; заниженная надстройка с квадратами иллюминаторов; дремлющий пенал радара на короткой фок-мачте; просторный бак с гидрантом на стойке, что на водило на мысль о носовом орудии, а не противопожарном средстве; заниженный ют, удобный для приема надувных лодок или высадки пловцов. Капитан, перейдя на быстрый, но шаг, двинулся по сходням. Вокруг, по словам классика «тишь да гладь, да божья благодать». Из приоткрытого иллюминатора выползал табачный дымок и доносились томные ноты страдающей гитары. Николай мотнул головой в сторону надстройки, мысленно отметив, что Капа с Мигелем должны уже быть на корме. Вглядываться туда смысла не имело. Освещение держало палубу в полумраке, оставляя углы, полные темноты. Через пять секунд офицеры оказались на палубе. Вдруг, сломанной галетой, щелкнул замок и распахнулась дверь. На палубу вывалилась дорожка яркого света, с вытянутым силуэтом человеческой фигуры, будто из детских страшилках. Носорог и Чупа-Чупс синхронно плюхнулись на тиковые доски. В проеме стоял очередной представитель киднеппинга и дистрофиком не выглядел. Персона явно выжидала, когда зрение адоптируется к темноте, и не торопилась переступить порог. О том, что пауза продлевает пребывание в добром здравии или, того лучше, время на грешной земле, индивидуум безусловно не имел представления. Курил себе, меланхолично разглядывая небо. Расправившись с табаком, он щелчком отправил окурок. Тот, рассыпая веером искры, прочертил правильную кривую и пропал за бортом. Звучно зевнув, словно бегемот после ночного водопоя, полуночник потянулся было к дверной ручке, но вдруг засуетился. Быстро переступив высокий порог, подскочил к лееру и завозился с поясным ремнем. Морозов тихонько тронул за плечо капитана. На вопросительный взгляд, Андрей прошептал:
– Берем? Идеальный момент.
– Ну, ты маньяк, – одними губами хмыкнул Николай. – Только тихо.
Страдалец наконец-то справился с ремнем, вжикнул «молнией» гульфика и через короткую паузу, блаженно выдохнул. Характерный звук падающий струи зазвенел в ночи. В четыре беззвучных прыжка Чупа-Чупс пересек палубу и, оказавшись за спиной писуна, мощно влепил кулаком по затылку. Заботливо подхватив обмякшее тело, аккуратно прислонил к стойке леера.
– Окаянствуешь, старшой? – раздался за спиной шёпот Капы. Морозов невольно дернулся, выхватив из подплечной кобуры итальянскую игрушку. – Заикой сделаешь, водоплавающий.
– Клювом не щёлкай, – в черном гидрокостюме и маскировочной краской на лице Евгений практически сливался с темнотой. – Носорог где?
– Вон он. У входа торчит, – еле слышно прошептал Мигель и черным сгустком колыхнулся в метре. – Продолжим безобразничать, джентльмены, или как?
– Каком кверху, – огрызнулся Андрей, по-хозяйски прихватывая Colt у пребывающего в палисаднике дворца Гипноса полуночника. – Там ещё трое по лавкам. Самое время навестить сиротинушек!
– Ну, с Богом! – мелькнула мысль перекрестить, но он удержался. Надувная лодка практически не качалась. Озеро – не море, тем более не океан, хотя до него рукой подать. Капа и Чупа-Чупс в своих гидрокостюмах смотрелись однояйцевыми близнецами инопланетных цивилизаций, что по прихоти тамошних отцов-командиров, а может от скуки, занесло в здешние палестины. – Напомню для проформы: выйдете на точку, киньте весточку.
– Пренепременно, командир, – улыбнулся Андрей, сдвинув баллоны в центр лодки, переложил поближе АДС. Машина уникальна не только слегка футуристическим видом. Работает одинаково и под водой, и на воздухе. Потому и называется двухсредным. Ну, а специальным …, тут всё ясно-понятно, не для постирушек же. – Самодонос в нашем деле штука наипервёйшая. Александр чуть сморщился:
– Балабол. Штурм по сигналу. Учтите, на борту почти тридцать бармалеев. Всё, удачи!
Похмельный рассвет наползал с океана, выдавливая гуашь ночи на берега Ciénaga Mallorquin. Два водомета резво гнали катер на глиссере, выливая пивной след на серой воде. Берег с пирсом давно пропал за спиной, словно и не было скоротечного захвата. Кстати, без жертв. Не милосердия для, а по причине ненужности. Басни, что спецназ раскладывают жмуров штабелями на право и на лево. Высший пилотаж – выполнить задание, не потеряв своих, а чужих … Пусть живут, если не противодействуют.
Носорог неспешно поднялся коротким трапом на открытый мостик. Кайда в очередной раз опустил бинокль:
– Не видать не хрена! Сплошное молоко. Идём по приборам, летчики-налетчики, мля.
– Командир, докладываю, – Еремеев, встав рядом, шмыгнул носом. – Бандосов в трюм определили. Разложили по лавкам, по пол-литра шнапса влили, как велено.
– Гуд, пущай кайфуют. Не до них, – зуммер рации, что торчала из верхнего кармашка разгрузки, зажужжал будто муха под весенним солнышком. Требовательно. – На связи!
– Здесь Шопен. У лохани только что две птички сели, – голос Алексея из встроенного динамика звучал буднично, с некой ленцой. – Гидросамолеты. Гражданские. Судя по радиоперехвату – янки.
– Принято! Сколько нам до корыта чапать? – подполковник придавил на тангенте кнопку передачи и едва отпустил, как в динамике услышал. – Шесть минут максимум. Удачи!
– Роджер, – Александр повернулся к Николаю. – Подъезжаем, камрад. Следующая станция «Рижская», приготовьтесь покинуть вагон!
Корытом обозвать двухпалубную яхту было явным перебором. О чём подполковник тут же признался вслух, едва первые лучи порвали вату тумана, показав красотку в лучшем виде. Эдем в самом центре Сьенага Мальоркин. Залюбуешься! Вахтенный в форменке истуканом торчит у забортного трапа. Мажорного вида гидропланы, сытыми гусями, покачиваются метрах в тридцати. Группа мужчин невыносимо барского вида на верхней палубе. Трое матросов в белых робах поднимают лебедкой мотобот на палубу.
Погасив скорость, катер подходил к яхте, нацелясь швартоваться у трапа. Мигель, облачаясь в шмотки арестанта, ловко управлял штурвалом, выказывая немалый опыт. Валентин скучал на баке, оседлав бухту толстенного каната. Заметив приближающийся катер, вахтенный без спешки поднёс уоки-токи к губам. Тут же на мостике проснулся индикатор рации, дублированный бипером. Кубинец протяжно зевнул, гася легкое волнение, и взял в левую руку тангенту. Нажав кнопку передачи, буркнул недовольно в микрофон на испанском, предварительно прикрыв часть перфораций ладонью:
– Ну, чего тебе?
– Карлос, ты? Какого хрена приперлись раньше времени? – заверещал выносной динамик над головой. Мигель покосился на репродуктор и хмыкнул:
– А, чё? Нельзя?
– Чего сипишь, как сифилитик? У нас гостей полным-полно. Босс увидит, огребешь по полной. Случилось что? – разорялся динамик. Катер был уже в трех метрах от яхты. Сонную одурь Мишкина, словно корова языком слизнула. Он с легкостью гардемарина перемахнул леер и, крепко держа в руке линь, перескочил на площадку забортного трапа. Кубинец перевел обороты двигателя на реверс и, отработав штурвалом, подвел катер левым бортом.
– Ага, случилось-приключилось! Проблема, мля! – раздраженно гнул своё Мигель. – Чего блажишь, как потерпевший. Дуй сюда, всё и увидишь. Тебе с начальством толковать.
Тем временем Валентин крепил швартовы. Вахтенный, сердито топая мимо, равнодушно мазанул взглядом:
– Новенький?
Мишкин кивнул, не поднимая головы.
– Подтяни свой лохань ближе. Я, те не кенгуру, прыгать тут. Вечно у вас какая жопа, – ворчал тот и когда зазор сократиться до полуметра, ловко перескочил на катер. – Карлос где?
– На мостике. Где ему быть. Вон башка торчит, – на испанском промямлил Мишкин, продолжая возиться с канатом.
– Где? – колумбиец переводил взгляд с рубки на мостик. – Ты что, дерьма в рот набрал? Говори громче!
– Говорю на мостике он, – разогнулся Валентин. – Видишь рукой машет.