— Повторяю: Жан Луи — мертв. Нашел тело на полу в гостиной. Самоубийство… или что-то другое — не знаю. В адресе, кроме покойника, никого не застал. Я только что отправил вам видеофайл… Получили?
В наушнике явственно прозвучало — shit!.. Затем последовала пауза. И, наконец, вновь послышался голос с металлическими нотками:
— Айвен, вы там ничего не трогали?
— По-вашему, я похож на идиота?
— Я задал вопрос.
— Ответ: ничего не трогал. Только заснял на камеру… Что мне делать, Оператор? Какие будут инструкции?
— Консьерж вас видел?
— Его на месте не было. Соседей я тоже никого не видел.
— Оставьте там все, как есть, — приказал металлический голос. — А сами уходите… Да, Айвен, покиньте адрес немедленно!
Козак спустился по лестнице в вестибюль. Накинул капюшон куртки на голову, после чего вышел на улицу.
Вот чего ему хотелось больше всего: оставив здесь тачку и избавившись от «гаджетов», шмыгнуть в один из ближайших дворов…
Или же направиться прямиком к ближайшей станции метро? Там, в парижской подземке, он сможет смешаться с толпой. Во всяком случае, это шанс избежать тех серьезных неприятностей, каковые, подобно надвигающейся лавине, вот-вот могут накрыть его. И в конечном итоге — погубить.
Иван уселся в салон Sandero. Потянулся за пачкой «кэмела». Сунул сигарету в губы, чиркнул зажигалкой… Да так и застыл на несколько секунд.
Он вспомнил про то странное письмецо, которое сунул ему на выходе консьерж дома, где для него фирма сняла квартиру. В голове что-то щелкнуло: какая-то важная мысль попыталась было сформулироваться, выкристаллизоваться… Но мыслительному процессу помешал металлический голос.
— Айвен, вы слышите меня?
— Да, Алекс, я вас слышу, — прикурив наконец от зажигалки, отозвался Козак.
— Поездка в Ле Бурже отменяется. Повторяю, сегодняшнее расписание отменяется!
— Значит, никуда сегодня не летим? Мне возвращаться в свою временную квартиру?
— Я этого не сказал! Сейчас я назову адрес, в котором вы проведете ближайшие несколько часов. А затем… — Последовала еще одна пауза. — Затем будет принято решение, о котором я вам сообщу дополнительно.
Приспустив стекло, Иван щелчком выбросил на и без того не очень чистую мостовую окурок. Он хребтом чуял, что за ним наблюдают, что его пасут… Но все же можно, при определенном везении, не только уйти от наблюдения, но и скрыться, раствориться в этом огромном мегаполисе.
Он не знал, кто именно стоит за сегодняшними событиями, кто и за что приговорил Бухгалтера. Но одно он знал точно: это не самоубийство, этого человека убили. Причем это дело рук того или тех, кто достаточно близко знаком с бывшим сотрудником банка «Париба». А значит, может быть в курсе нынешней деятельности Бухгалтера, может знать о многомиллионных банковских проводках, о «банно-прачечном комбинате» и о некоем Иване Козаке.
В эти мгновения меж лопатками у него гулял ледяной ветерок. Ennui mortel… Промозглый февральский день обещал поначалу такую же рутину, такую же скуку, что и череда оставшихся позади дней и ночей. Надо же, как все повернулось. Теперь, если ему и доведется умереть, то уж точно не от скуки.
Он завел двигатель. Показал поворот; пропустив встречную малолитражку, выехал на узкую улочку тихого района Монмартра.
«Бежать нельзя остаться».
Сейчас только от него зависит, где здесь поставить запятую…
Только от него.
Глава 3. 13–14 февраля. Латакия — Москва
Сирия… Название этой страны уже многие месяцы не сходит с передовиц новостных лент. Дамаск, Хомс, Алеппо — эти и некоторые другие сирийские города едва ли не ежедневно фигурируют в сводках главных мировых событий. По состоянию на первую половину февраля мухафаза [1] Латакия с одноименным городом в качестве административного центра оставалась едва ли не единственной относительно спокойной провинцией в этой истекающей кровью, терзаемой внутренними распрями и атакуемой извне легионами демонов ближневосточной стране…
«Ил-76», приписанный к МЧС России, приземлился в здешнем аэропорту поздним вечером двенадцатого февраля. Самолет довольно споро разгрузили — он доставил «гуманитарку»: около двадцати тонн продовольствия и партию медикаментов. На обратном пути воздушное судно должно взять на борт первую партию из числа ожидающих эвакуации граждан. Вернее, первую «февральскую» партию, поскольку в январе МЧС при посредстве российского МИДа и с помощью местных властей уже эвакуировали из Сирии несколько сотен соотечественников, а также граждан тех стран, которые обратились к России за содействием в этом вопросе.
Людей, попавших в списки пассажиров эвакуационного рейса, перевезли автобусами из лагеря беженцев, так называемого накопителя, расположенного в здании одной из школ на окраине этого крупного портового города, в местный аэропорт еще в восемь утра. Девяносто семь живых душ, среди которых преимущественно женщины и дети. В основном — жены сирийцев, имеющие двойное гражданство; у многих из них есть дети от смешанных браков. Это те люди, кто держали связь с российским посольством в Дамаске, включая несколько бывших граждан Украины, Киргизии и Молдовы, те, кто изъявили желание вернуться в лихую годину на свою малую — или большую, это как посмотреть — родину.
До полудня «эвакуанты» ожидали посадки, оставаясь в автобусах или прохаживаясь в узком пространстве между стеной грузового терминала и двойным рядом проволочной сетки, перекрывающей выход на летное поле. К кабинке единственного биотуалета тут же выстроилась очередь… Наконец поступила команда «выгружаться из автобусов». Но браму, через которую можно попасть на «взлетку», так и не открыли: взрослые и дети, сопровождаемые сотрудниками российского консульства и местными служащими, потянулись цепочками от трех автобусов через грузовой пандус к воротам терминала…
Вскоре привезли горячее питание и воду. Туман и не думал рассеиваться, вдобавок зарядил проливной дождь. На большей части территории этой страны такие обильные осадки — не частое явление. Но не здесь, не на побережье Средиземного моря. Казалось, сами небеса противились их отъезду; а может, это небо плакало вместе с теми, кто вынужден, спасая себя, а зачастую и детей, оставив обжитые дома или пепелища прежних домов, уезжать из этой недавно еще мирной, радушной, гостеприимной страны — далеко на север.
В седьмом часу вечера тех же суток к одному из зданий грузового терминала аэропорта, названного в честь старшего брата нынешнего президента страны [2], подкатил небольшой микроавтобус. Дождь к этому времени почти стих. В разрывах низких ноздреватых туч, наплывающих тучной чередой со стороны моря, появились светло-блеклые проплешины. Туман несколько поредел, но видимость все равно не превышала сотни-другой метров…
Водитель не стал глушить двигатель. Из машины, внешне напоминающей местные «маршрутки», которые здесь называют «сервиз», вышли двое — молодая женщина в темно-серой, под цвет дождевому небу плащевой куртке и кряжистый, крепкого телосложения мужчина, примерно ее возраста, одетый тоже по погоде.
Парень сам открыл задний люк. Достал оттуда две довольно объемные дорожные сумки. Одну он забросил за спину, вторую взял в правую руку. У девушки из багажа небольшой рюкзачок, который она повесила на плечо, и носимый чехол с лэптопом.
— Шукран газилян! Маасаляма!.. [3]
Двое смуглых мужчин, одетые в камуфляж, — их силуэты лишь смутно угадывались за тонированными стеклами — помахали им ответно. Один из них поднес к губам портативную рацию. Второй, сидевший за рулем, на прощание посигналил. Спустя несколько мгновений микроавтобус, привезший в аэропорт двух молодых людей с вещами, разбрызгивая колесами лужи, свернул в боковой проезд и скрылся из виду.
Молодые люди двинулись вдоль длинной стены грузового пакгауза. Анна, даром, что шла почти налегке, едва поспевала за своим напарником, нагруженным их общей поклажей.
— Могли бы нас и поближе подбросить!..
— Ну да, конечно, — на ходу отозвался Анатолий. — И еще бы свои служебные ксивы при всем честном народе показали.
— Уффф… не гони, Толя! У меня ноги подкашиваются!
— Можно подумать, что мы пешком из самого Масиафа [4] притопали! Хочешь, чтобы я и тебя на закорки взял?..
— Не отказалась бы… — пробормотала Анна. — У нас ведь был запланирован день отдыха!
— Вот поэтому я никогда ничего не планирую.
— Ванну хочу принять… И умираю, как спать хочу!
— Покой нам только снится.
— Не понимаю, с какой стати нас решили отозвать?
— Ты уже в сотый раз это спрашиваешь. Откуда мне знать?!
— Ты считаешь меня дурочкой? Нас не для того сюда направили, чтобы уже на десятый день выдергивать… Нет, тут что-то не так.
— Ага, — увидев двух стоящих на пандусе под навесом стражей в форме военной полиции, сказал напарник. — По-моему, пришли.
Наверное, охранникам позвонили от КПП на въезде в аэропорт и сообщили о двух русских. Один из них жестом велел журналистам остановиться.
Вскоре из пакгауза вышел мужчина в форменной куртке МЧС России.
— Журналисты, значит, прибыли, — смерив взглядом молодую женщину, а затем и ее спутника, угрюмо сказал мужчина. — Я — старший… Фамилию мою можете прочесть здесь, — он коснулся прикрепленного к нагрудному карману бэйджа. — Попрошу ваши документы — для порядка. Паспорта и «аккредитацию»!
Анатолий поставил сумки на платформу. Расстегнул куртку, достал из «борсетки» загранпаспорт, пластиковую карту и документ, выданный сирийцами, передал старшему.
— Котов Анатолий Николаевич…
— Он самый, — чуть усмехнувшись, сказал широкоскулый парень с короткой стрижкой.
— Информационное агентство… ЭйЭнЭй…
— Мы круче, чем всякие там Reuters и France Presse…