Пройдя несколько поворотов, нас привели к допросной. По крайней мере, так гласила табличка на металлической двери.
— Виталий, у тебя мало времени, — предупредил нас Асеф, показывая на дверь допросной.
Казанов подошёл к ней ближе, но открыть не успел. К нам подошёл солдат и протянул завёрнутую в салфетку лепёшку.
— Хорошо, передам, — кивнул Виталик, убрал еду в портфель и открыл дверь.
Следом вошёл и я.
— Шалом, господин! — весело поздоровался Виталик с лётчиком.
Когда я взглянул на пленного, мне стало понятно, что хорошее настроение моего коллеги парень не разделяет. На лице прибавилось синяков, а сам он выглядел крайне измотанным.
Лётный комбинезон был в кровавых пятнах, руки дрожали.
— Шабат шалом, — тихо поздоровался лётчик.
Начинаю теперь понимать суть происходящего. Парень за столом явно не еврей, поскольку желать «мирной субботы», когда на календаре вторник, неправильно. Да ещё и слово «шалом» он произнёс с ударением на первый слог.
— О да! День завтра точно не собирается быть мирным, господин Мегет, — ответил Казанов на английском, и лётчик поднял на нас удивлённые глаза.
Сразу понятно, что сирийцам представлялся он другим именем.
— Я не знаю, такой фамилии.
— Да? Ну и ладно, — спокойно ответил Виталик и сел напротив Мегета.
Я присел рядом и внимательно посмотрел на пленного. Побили его хорошенько. Сомневаюсь, что ногу ему обработали и дали еды.
Только я об этом подумал, как Виталик вытащил из портфеля лепёшку, но не ту, что ему дали на входе.
Странная замена, но Иванович знает лучше меня, что делать.
— Благодарю, — взял лётчик протянутый хлеб. — Кто вы и что вам от меня нужно? По Женевской конвенции… — вновь затянул парень песню о международном праве.
Надоел он со своей конвенцией. Виталик посмотрел на меня и предложил ответить Мегету.
— Вы не являетесь законным участником боевых действий. Правовой защитой, как военнопленный, вы не обладаете. Следовательно, вы сейчас едите лепёшку, возможно, в последний раз, — произнёс я.
Пилот поперхнулся и начал кашлять. Я аккуратно обошёл стол и хлопнул его по спине.
— Спасибо, — поблагодарил он меня. — Вы явно не из Красного креста. Из ООН?
— Нет, мы русские, — ответил я.
Я вернулся на стул, а Виталик достал из портфеля фотографии.
— Господин Мегет, а давайте посмотрим интересные фотографии. Например, вот эта. Не узнаёте молодого лейтенанта? — положил он перед Мегетом его фотографию в парадной морской форме ВМФ США.
— И что? Да, я закончил академию в Анаполисе.
— Верно. А затем и лётную школу в Техасе. Далее была служба в ВМС. Даже во Вьетнаме побывали. А ещё вы недавно были награждены Серебряной звездой за операцию в Гренаде. Если мне не изменяет память…
— А она ему не изменяет, — покачал я головой.
— Благодарю, коллега. Так вот, это уже вторая в вашей военной карьере столь высокая награда, — улыбнулся Виталик, выкладывая перед Мегетом фотографию, сделанную на авианосце.
На ней Мегет получает награду прямо на взлётной палубе корабля.
— Солидно, коллега? — картинно повернулся ко мне Казанов.
— Да. Только почему не Крест Военно-воздушных сил? Не наработали? — спросил я.
— Моих заслуг оказалось недостаточно. Один из полковников сказал, что твои подвиги даже на Боевую ленточку не тянут, — сквозь зубы произнёс Мегет, стукнув кулаками по столу.
Пленный постепенно начал понимать, что отвертеться не выйдет. Всё указывало на то, что он — не лётчик израильских ВВС.
— Поэтому вы приняли предложение Блэк Рок? Не нашли себя в армии и на флоте.
— Меня не ценили, как должны были это делать. А в компании я всегда при деле. И платят хорошо. Уж точно больше, чем вам двоим, — усмехнулся Мегет и сжался от боли в рёбрах.
— Ваш Ф-16 был сбит в районе Голанских высот. Причём это был не простой «Найт Фалкон». Обломки мы осмотрели. Так что же вы делаете на Ближнем Востоке?
Блефует и не краснеет Казанов! Когда бы он успел обломки изучить⁈ И… почему он назвал Ф-16 «Найт Фалкон», а не «Файтинг Фалкон», как его принято называть.
Я вспомнил, что в это время американцы создавали новую модификацию Ф-16. Новый радар с дальностью обнаружения до 200 км, противорадиолокационные ракеты «Харм», противокорабельные «Гарпун», система автоматического следования рельефу местности и остальные улучшения. Только в серию модернизированные самолёты пошли аж в 1988 году. «Гарпун», конечно, в пустыне не обкатаешь, а вот ракету «Харм» — идеально.
Выходит, в Сирии для них своеобразный полигон. Впрочем, и для Ми-28, и для танков Т-72 тоже.
— Почему вы так назвали мой самолёт? — спросил Мегет.
— Мы знаем не только это, Филипп.
Впервые Виталик назвал Мегета по имени.
— Сначала вытащите меня, и тогда поговорим, — отклонился назад Мегет, отвернув голову в сторону.
Ох и не в том положении этот американец, чтобы ставить условия.
— Сначала информация, а потом уже поговорим о вашей защите. Знаете, у нас говорят — «утром деньги, вечером стулья», — ответил Виталий Мегету, перефразируя слова из романа «12 стульев».
— Ещё чего! — воскликнул американец.
— Зря я вам дал хорошую лепёшку. Могли бы просто умереть от отравления и даже не почувствовали бы. Теперь же вам предстоит ещё помучиться в тюрьме. Надо не забыть сказать сирийцам, что вы наёмник…
— Вам не поверят! — посмеялся Мегет.
Теперь понятно, почему Виталик провернул этот ход с лепёшкой. Похоже, есть те, кто готов не дать Мегету говорить.
Казанов улыбнулся и показал мне на выход из допросной. Мы с ним поднялись со своих мест, но Филипп в это время ещё пытался держать марку.
— Как вам угодно, Филипп. Желаю вам хорошей поездки в Дамаск, — ответил ему Виталий и начал собираться.
— Меня скоро освободят. Я американский гражданин.
— А вот об этом вам лучше молчать. Знаете ли, на Ближнем Востоке вас нигде не любят. В Сирии особенно. Удачи вам! — ответил Виталий и закрыл портфель.
Щелчок замка был такой громкий, что отозвался эхом в помещении. Я и Казанов развернулись к двери, но пленный пилот нас остановил.
— Стойте. Что вам нужно знать? — спросил он.
— Я же вам сказал, что мы знаем всё. Но если у вас есть интересная для нас информация по… некоторым вопросам, то мы готовы послушать. В противном случае, в ваших услугах мы более не нуждаемся.
— Что за вопросы?
Право их сформулировать, Виталий доверил мне.
— Место расположения личного состава Блэк Рок, аэродром, с которого вы работаете, численный и количественный состав, — спросил я.
Филипп Мегет раздумывал. Думаю, что сирийцы даже не будут слушать его рассказы о Женевской конвенции, на которую у него была надежда.
— У нас отдельная группа. Отставные и действующие лётчики-испытатели. Два звена. Задачи специфические — нанести высокоточный удар, поставить помехи, атаковать из засады. Местоположение постоянно меняем. Для этого в Израиле есть все условия.
— Кто руководит группой?
— Имени не знаю, но он не из Блэк Рок.
— Описание внешности, — тут же спросил Казанов.
Мегет напрягся, но выдал описание внешности. Невозмутимое лицо Виталика не проняла ни одна эмоция. Как только Филипп закончил, Казанов посмотрел на меня и кивнул. Похоже, он понял, о ком речь.
— Русскоговорящих не было? — задал я главный для меня вопрос.
— Не видел. Есть евреи, которые говорят на русском между собой, но они солдаты и офицеры ЦАХАЛа.
— А сухопутная составляющая? — спросил Виталик.
Мегет покачал головой и вытер кровь, которая пошла из носа.
— Не знаю. Я их видел издалека, но их много. Пили пиво с одним из этих «солдат удачи», так он идеально говорит на арабском, а сам вроде из Иордании. Видел двоих марокканцев. И… был один русский. Матерился так, что я уши закрывал. Но он не спецназовец.
Мегет рассказал, что этот русский постоянно работал с израильскими пилотами вертолётов «Кобра» и «Кайова».
— А как-то ночью он встречал какой-то груз. Вроде прилетел С-5 «Гэлэкси», — добавил Филипп. — Больше ничего не знаю.
Казанов кивнул, и тут за спиной открылась дверь. В допросную вошёл сириец в гражданской одежде. Он был седой, крепкого телосложения, хоть и весьма уже старым.
Шаукат выглядел взволнованно. Похоже, что важный сириец был им явно недоволен.
— Вы закончили работу? — спросил у нас на хорошем русском языке седой сириец.
Он подошёл к нам и пожал каждому руку.
— Да. Договор в силе?
— Разумеется. Тем более что мы и так уже сильно потрепали этого… гражданина, — сурово посмотрел седой на Асефа.
Казанов и я вышли из допросной и направились к выходу. Пока шли, Виталий рассказал, что он договорился с руководством Мухабарата, что этот пленный будет содержаться в обычной тюрьме, и с ним будут обращаться достойно.
— Война закончится, посидит несколько месяцев, а потом будет отправлен на Родину. Либо американцы его на кого-нибудь обменяют. Скажут, что Мегет — простой турист. Был схвачен незаконно, поднимут на уши все организации от ООН до Гринписа и заберут. А сирийцам отдадут кого-нибудь из тех, кто сейчас в израильском плену, — совершенно спокойно говорил Виталий.
— Короче, схема отработана, верно? — уточнил я.
— А то! Я думаю, что с помощью Мегета кто-нибудь в США себе ещё и очков в избирательной кампании прибавит.
Вернувшись на базу, мы дошли с Виталием до командного пункта, где наши пути расходились.
— Мне нужно кое-что здесь решить, а вы можете отдыхать.
Казанов пожал мне руку и собирался уйти. Однако пара вопросов у меня ещё остались.
— Что дальше, Иваныч? — спросил я.
— Работаем каждый в своём направлении. Вы в воздухе, я на земле. Анализируем обстановку и не даём Сирии проиграть.
— Понятно, а что с Блэк Рок? Ну, сбили мы одного лётчика. Они наймут ещё одного. Американцы дадут им ещё самолёт, и всё продолжится.
Виталий почесал подбородок и подошёл ближе.