Да, мы рискуем людьми на борту, но иначе шансов выжить у ребят нет.
Ми-28 уже почти весь объят пламенем. Пыль постепенно начала оседать, и у нас получилось разглядеть кабину.
— Вижу! Один вылез, — радостно объявил Кеша.
Начинаю гасить скорость. Земля уже близко. Пыль накрывает наш Ми-8, и вертолёт Горина пропадает из виду.
Секунда, и стойки шасси касаются поверхности. Вижу, как из грузовой кабины выбежали сирийцы, чтобы вытащить наших ребят.
Опять тянутся секунды, словно часы. Но есть надежда, что парни выбрались. Пускай переломанные и с ожогами. Заживёт! Главное, чтобы живые.
Пыль оседает, и я наблюдаю, как одного из ребят несут. Разглядеть его сложно. Второго тащат под руки. Это Валера Зотов и его состояние можно оценить как нормальное.
— Есть! — услышал я крик Вазима, как только сдвижная дверь захлопнулась.
Я поднял рычаг шаг-газ, начиная отрывать вертолёт. Только колёса оторвались, отклонил ручку от себя и о пустил нос. Ми-8 начал набирать скорость. Только прошли переходный режим, сопровождаемый небольшой тряской, как я отклонил ручку вправо и начал уходить в сторону Дамаска.
— 312-й, 101-му, — запросил я Олега Печку, который ещё работал нашей «крышей» и ретранслятором одновременно.
— На связи, 101-й.
— Забрали экипаж 103-го. В столицу летим.
— Понял вас. Команда от первого… зачистить площадку, — передал Олег мне поручение.
Это означало, что Ми-28 нужно уничтожить.
— 4-й, атакуй борт 3-го, — передал я команду Зенину.
— Принято.
Оставшийся Ми-28 отработал по горящему вертолёту, разрушив его полностью. Вряд ли там хоть что-то останется целого. Ответчики системы «свой-чужой» мы сняли ещё в Союзе.
Спустя несколько минут вся наша группа собралась в единый строй.
Занин летел сзади и справа от меня, а вокруг нас Ми-24. Вернулся к нам в «стаю» и Малик. И в глубине души этот факт был мне безразличен.
— 1-й, слева на месте, — доложил Зенин, обгоняя меня и выходя вперёд.
Я же поглядывал на Вазима, который сидел к приборной панели спиной и смотрел, что происходит в грузовой кабине.
— Как он там? — спросил Кеша, но Вазим его не понял.
Бортовой техник сидел молча. С каждой секундой мне становилось не по себе. Я всё чаще стал смотреть на Вазима.
— Кеша, возьми управление, — сказал я и Петров взялся за ручку и положил руку на рычаг шаг-газ.
Вазим пропустил меня, чтобы я вышел. Оказавшись в грузовой кабине, тут же почувствовал запах гари, медикаментов и сожжённых волос.
На одной лавке лежал израненный Басиль. Голова и нога были перевязаны. А один из бойцов Сардара сидел с ним рядом и держал капельницу. На другой лавке лежал второй — тяжело раненный Горин. Рядом с ним на коленях стояла Тося, держа в руках бинты.
Я подошёл, чтобы спросить о состоянии Владимира. Но увидев его разбитую голову и стеклянные глаза, надежда на лучшее начала угасать.
— Держись, брат! — перекрикнул я шум в грузовой кабине, но Володя меня вряд ли слышал.
Я взял его за руку. Горина трясло. Глаза начали бегать из стороны в сторону, а зубы стучали друг об друга. Он уже уходил от нас.
И в этой постоянной вибрации тела, Володя поймал мой взгляд. Наши глаза встретились. На окровавленном и местами обожжённом лице Горина, появилась едва заметная улыбка.
Губы зашевелились. Вижу, что Володя пытается что-то сказать, но я его останавливаю. Взглянул в иллюминатор, а там уже и окраина Дамаска.
— Довезли. Володя, довезли, — громко сказал я, посмотрев на Горина.
Но он так и не отвёл от меня взгляд. И уже никогда не отведёт. Его рука начала ослабевать и окончательно обмякла.
Всё это время рядом на полу кабины сидел Зотов. Весь в пыли и взмокший от пота. Валера изо всех сил старался держаться, но не выдержал и ушёл в конец кабины.
Каждый такие моменты переживает по-своему.
Я вернулся в кабину. Сначала взял управление, и только потом рассказал всё Кеше. Он уже был готов к такому, но не смог себя сдержать и несколько раз хлопнул по шлему.
— 101-й, ответьте Мезза-контроль, — запросил меня руководитель полётами авиабазы на окраине Дамаска.
— Отвечаю, 101-й.
— Машины скорой помощи готовы. Посадку рассчитывайте на перрон. Запрашивают информацию о состоянии пассажиров.
Я выдохнул и сформулировал полный ответ.
— На борту раненые. Есть один тяжёлый. И… один погибший. Позвоните в Белый дом, — объяснил я, называя неофициальное наименование штаба главного военного советника.
— Вас поняли. Транспорт ждёт.
Через три минуты появились и очертания авиабазы. Уже видна полоса и стоянки. Ещё пару недель назад отсюда мы перебазировались в Эс Сувейду. На стоянках было множество техники, но сейчас здесь только дежурное звено в капонирах. А на замаскированных позициях — комплексы ПВО.
— 2-й, садишься за мной очередным.
— Понял, 1-й, — ответил мне Занин.
Судя по его расстроенному голосу, он всё понял. Сегодня в Эс Сувейды мы вернёмся уже не все.
Я аккуратно приземлил вертолёт. Следом посадку произвёл и Занин. Тут же к нам побежали доктора, перекатывая каталки.
В это время наше прикрытие кружило над аэродромом, не совершая посадку. Периодически выходил на связь с Рафиков местный диспетчер, запрашивая информацию об обстановке.
— 101-й, без выключения и уходите на Хальхаль, — передал мне по связи руководитель полётами.
— Вас понял.
Раненных быстро приняли. Антонина с ранеными залезла в машину скорой помощи. Рядом уже стояли внедорожники с мигалками, которые должны будут сопроводить транспорт в больницу. Она, кстати, не так далеко от авиабазы.
Последним из вертолёта вынесли Володю Горина. Его несли спецназовцы. Причём все, кто был у нас на борту. Им подвезли каталку, но никто не положил Горина. Несли на брезентовых носилках своими руками.
У самой машины бойцы сирийского спецназа аккуратно положили тело Горина на каталку и одновременно приложили руку к голове, отдав честь.
Пожалуй, это можно считать достойным проявлением уважения.
Я почувствовал, что меня кто-то толкнул в плечо. Это был Сардар.
Он выполнил воинское приветствие и пожал мне руку.
— Спасибо и… мир тебе, — пожелал он мне и вышел из вертолёта.
Спустя несколько секунд в кабину вернулся и Вазим, усаживаясь на своё место.
После взлёта мы заняли курс на Эс Сувейду. Пока летели вдоль автомобильной трассы, Кеша так и молчал, смотря куда-то вдаль.
Сирийская пустыня уходила на восток, сливаясь с голубым небом в единую серую полоску. В кабине жарко, а вентиляторы только нагоняют горячий воздух.
Сложно в такие моменты думать, что мы выполнили задачу. Но мысль, что нас ждали в том районе, меня не покидает.
— Саныч, а откуда там мог появиться расчёт ПЗРК? — спросил у меня Кеша.
— Это серьёзный вопрос, — ответил я.
— Может, такая же засада, как на постановщиков помех, — вновь предположил Иннокентий.
— А это уже наиболее вероятный ответ.
Приземлившись на бетонку авиабазы Хальхаль, я не торопился выключаться. Перед глазами ещё стоит падающий Ми-28 и открытые глаза Горина.
Вертолёт выключился, и несущий винт постепенно останавливался. Вазим остановил его тормозом винта, открыл люк над собой и полез наверх, открывать капоты.
Сирийский инженер подошёл к моему блистеру и протянул журнал. На авиабазе было подозрительно тихо. Будто сама природа объявила минуту молчания в память о Володе Горине.
— Спасибо за матчасть! — поблагодарил я инженера и отдал журнал.
Через минуту мы уже стояли рядом с вертолётом, а Валера Зотов нам рассказывал, что же произошло.
— Ракета взорвалась, как я понял рядом. Иначе бы мы вертолёт не удержали. Высота ведь была меньше ста метров. Горин быстро сбросил подвески и выровнял вертолёт перед падением. Потом огонь, жар и глухой мощный удар по кабине.
— Лопасть? — спросил я.
— Да. Она ударила по кабине Володи. Если бы не лопасть, то он бы такие травмы не получил. У него шлем был пробитый. Как он ещё в сознании оставался, я не понимаю, — подкуривал очередную сигарету Зотов.
К нам быстрым шагом шёл экипаж Занина и Зелина. Я всех поблагодарил, особенно Ивана и Шамиля. Сегодня они прикрывали нас до конца.
— Как на Родину его везти? Война идёт. Ничего не летает и не ездит в Союз, — спросил Василий Занин.
— Будут отправлять по возможности. Война не может длиться вечно.
Только я это сказал, на горизонте появился и главный «виновник». Рафик Малик шёл с гордо поднятой головой, но осторожно. Нет в нём уверенности.
Пришлось отправить отдыхать моих подчинённых, чтобы они толпой не разорвали Малика. Сам же я пошёл в направлении командного пункта.
— Александр, мне нужно поговорить, — сказал Малик, но у меня не было желания.
— Разговаривай с кем хочешь, но не со мной, — отмахнулся я от него и пошёл дальше.
Но этот сирийский «недоподполковник» решил меня достать окончательно. Он схватил меня за плечо и попытался дёрнуть, чтобы остановить.
— Остановись и послушай меня. Я всё могу объяснить, — начал Малик, но мне это было неинтересно.
Я резко развернулся, схватил Рафика за лямку подвесной системы и притянул к себе.
— Мне это неинтересно. И скажи спасибо, что ты сейчас не выплёвываешь зубы и не харкаешь кровью. Из-за тебя погиб мой человек. Товарищ и брат по небу. Потому что ты, сволочь, решил орден себе заработать. Чтоб как у собаки на выставке было?
— Аккуратнее в выражениях, — начал возмущаться Малик, но это меня только ещё больше разозлило.
Теперь я схватил Рафика за ухо и начал крутить. Малик стал отбиваться, но хватка у меня была крепкая. Он начал приседать, корчась от боли
— Клюковкин, отставить! — кричал кто-то за моей спиной.
— Саня, хорош!
— Командир, не надо.
Тут же к нам прибежали Кеша, Занин и остальные. Меня быстро оттащили, а Малик выпрямился, держась за покрасневшее ухо.
Рафик смотрел на меня испуганными глазами