Девушка замерла, медленно опустила взгляд на испачканную ткань, затем вскинула глаза на меня.
— Клюковкин! Ты это специально сейчас сделал?
Я моргнул, и ткнул пальцем в живот Антонины Белецкой, чтобы проверить, не мираж ли она. Ну не могло быть так, чтобы мы не встретились в Сирии.
Глава 4
Петров в суматохе не заметил произошедшего со мной казуса и продолжал удаляться.
— Привет, Тоня! Рад тебя видеть, — поздоровался я.
Пока что Тося не могла мне ответить тем же. Она продолжала вздыхать над испачканным платьем.
Тося с момента нашей последней встречи в Лашкаргахе изменилась — стала более женственной. Её тёмные волосы блестели в лучах солнца, пробивающихся через небольшие отверстия в металлической крыше рынка. Голубые глаза смотрели на меня, переливаясь различными оттенками.
— Выглядишь очень хорошо, — произнёс я, пытаясь быть как можно более приветливым.
Белецкая надула щёки и сильно сжала лямку сумочки. Да так, что костяшки пальцев побелели.
— Это моё любимое! — сжав губы, громко произнесла Антонина, указывая на испачканное платье.
— Рад тебя видеть, — по слогам произнёс я, намекая, что нужно поздороваться со старым другом, а потом выяснять отношения. Тем более что моё душевное равновесие от потери вкуснейшей еды, тоже было нарушено.
— Здравствуй, — тихо произнесла Тося, и полезла в сумку.
Взгляд у Белецкой оставался дерзким. В эти мгновения она выглядела сильной и уверенной в себе.
— Это всё твой бутерброд! Нашёл где есть. Тем более что эта еда неполезная! — продолжила ворчать Антонина.
Вот теперь желание придушить стало ещё более сильным.
— У каждого свои слабости. Считай, что я упустил обед.
Я привык жить по советским законам и соблюдать порядки. Все четыре года мне хотелось вкусить жирной, нездоровой, но очень вкусной шаурмы. А теперь это чудесное произведение арабской кухни доедают две собаки!
— У меня платье в жире, а ты про еду! — сказала Тося, достав платок.
Даже я уже успокоился из-за потерянной шаурмы, а вот Белецкая продолжала «вскипать».
Пожалуй, надо как-то успокоить Антонину. Только я собрался сказать что-нибудь подбадривающее, как появился ещё один фактор раздражительности.
— Тоська! Ты какими судьбами⁈ — радостно Кеша поприветствовал Белецкую, пережёвывая остатки шаурмы.
— И тебе привет, Петров. Не трогай меня сейчас, — выдохнула Тося.
Но разве Кешу остановишь.
— Слушай, а чё это у тебя с платьем? Тоже ела шаурму? И как тебе? — спросил Иннокентий.
Глядя на Тосю, мне уже стало страшно за Кешу.
— Да ты не нервничай. Застираешь, — махнул рукой Петров.
Тося промолчала, отвернулась и стала пытаться хоть немного почистить платком платье.
— Кеша, пойди ещё шаурму купи. Через 30 минут у машины встретимся, — отправил я Петрова подальше от эпицентра поражения гневом Антонины.
— Да я наелся уже. А чего она нервничает?
— Кеша, ты не наелся. По глазам вижу. И запомни, что фраза «ты не нервничай» всегда хорошо помогает привести человека в состояние бешенства. Двадцать минут — время пошло, — подтолкнул я товарища, и Кеша скрылся в толпе.
Я подошёл к Антонине ближе и рассмотрел внимательно пятно на платье.
Наряд действительно был испорчен. На глазах у Тоси наворачивались слёзы. Для любой девушки испортить красивое платье весьма болезненно.
— Я не так представляла нашу встречу. И не на рынке, — тихо сказала Антонина. — Ты… ты извини. Глупо как-то получилось.
— Да ладно. Банально было бы, если б мы встретились в медпункте или где-нибудь в местах проживания. А тут есть что вспомнить.
По обе стороны от нас располагались прилавки, заваленные товаром: от сверкающих золотых украшений и чеканных подносов до тончайших тканей с затейливыми узорами. Торговцы зазывали покупателей то на английском, то на арабском, азартно нахваливая свой товар.
— Лучший шафран! Настоящий, из Ирана! — протянул Антонине пригоршню алых нитей усатый продавец.
— Друг, попробуйте халву, свежая, только сегодня сделали! — пододвинул деревянный поднос парень в белой рубахе.
Где-то рядом заскрипела тележка, нагруженная керамическими кувшинами
Мимо носились мальчишки, переговариваясь на арабском. Вдалеке слышалась мелодия духового инструмента — кто-то играл, развлекая публику.
Мы шли, рассматривая расставленные на витринах кинжалы, чеканные лампы и медные кофейники. В воздухе стоял густой запах корицы и кардамона, вперемешку с едва уловимыми нотами жасмина, доносившимися от лавки с маслами и благовониями.
Хоть немного, но Антонина повеселела. В течение 10 минут мы обменялись нашими историями о приезде в Сирию.
Тося приехала работать в госпиталь, находящийся на территории одного из советских зенитно-ракетных полков в 40 километрах от Дамаска. А сейчас она в, так называемом, увольнении.
— То есть, ты прям на базе живёшь? И как там условия?
— Да никак. Модули что в Афганистане, что в Думейре. Вот на пару дней в столицу приехала. Переночую у подруги в «Синем доме» и назад, — ответила Тося и вновь чуть не расплакалась, взглянув на платье.
— Ладно. Пошли со мной.
— Куда? — спросила Тося.
— С прошедшим 8 Марта тебя поздравлю, — ответил я и взял Антонину за руку.
В десяти метрах от нас начинался ряд, где продавали одежду. В женских нарядах я разбирался не особо, так что пришлось общаться с продавщицей.
— Здравствуйте! Нам наряд для девушки, — обратился я к сирийки в платке.
Она тут же отложила все дела и споры с соседкой.
— Да. У меня есть прекрасный вариант и для вас. Одну минуту.
Продавщица взяла Тосю за руку и повела за прилавок. Обычно не весь товар выставляется у сирийцев. Где-то в глубине хранятся самые изысканные наряды.
Прошло пять минут, и передо мной появилась переодевшаяся Антонина. И если честно, я чуть слюну не пустил.
— Самый лучший наряд, — начала нахваливать платье продавщица.
И действительно — Антонина появилась передо мной с распущенными волосами, одетой в белую джалабию. Это платье, которое было щедро украшено тоннами позолоченных украшений. Цвет платья отлично подчёркивал её бронзовый загар.
— Что скажешь? — улыбнулась Тося, покрутившись на месте.
Только я хотел сказать, что мне нравится, комментарий вставила продавщица.
— Вы на церемонии будете выглядеть просто отменно! — радостно заявила она.
— Какой церемонии?
— Молодой человек, джалабию часто надевают на церемонии и свадьбы. Вы же к свадьбе готовитесь?
Так-так, пока рано даже и намёки делать в сторону «кольцевания». Не настолько мы друг другу нравимся.
У меня из головы совсем вылетело, что такое платье, как джалабия может быть не только домашним.
— Тоня, что-то не так в этом платье. Попроси вариант с… абайей, — вспомнил я название нейтрального платья.
Продавщица была в недоумении, но быстро сориентировалась. Разницы за что ей с нас брать деньги у неё однозначно нет.
Я посматривал на часы. Уже почти истекли 30 минут, которые я отвёл Кеше на вторую порцию шаурмы. Тут появилась Тося в новом одеянии. И оно мне понравилось даже больше. Уж очень хорошо оно облегает фигуру.
На голове у Тоси была надета шайла нежно-розового цвета, подчёркивающая её смуглую кожу. Под абаей Антонина надела маргруну — традиционное сирийское платье, характеризующееся приталенным лифом и расклёшенной юбкой. И всё это из шёлка.
— Теперь у вас настоящая восточная красавица! Перейдём к оплате? — спросила сирийка.
От ценника уши у меня слегка завернулись. Но раз обещал, нельзя скупердяйничать.
Как только мы закончили с покупкой, появились и коллеги Антонины.
— Тонечка, ты прям такая, что нету слов!
— Просто шахризантема!
Ну и всё в этом роде. Вопросов, кто я такой избежать тоже не получилось. Однако с прекрасными дамами, Тося мне не дала поговорить и всех отправила… ещё за покупками.
— Спасибо, Саш! Такое красивое! — поглаживала себя Антонина.
— Пожалуйста, но мне пора. Меня ещё сирийцы ждут. А вы будьте осторожны. Украдут ещё! — улыбнулся я и пошёл на выход, но Тося поймала меня за руку.
— Саш, мне не по себе. Если ты приехал, значит, что-то не так. Я прям чувствую, — тихо сказала Тося.
Хотелось бы мне ей сказать, что это не так. Слегка приобняв её, я посмотрел в лица людей, проходящих мимо.
Рынок в это время жил своей жизнью, яркой, шумной, полной запахов и звуков, словно настоящий восточный водоворот.
Пока ещё никто не чувствует приближение большой войны. Никто и не думает, что ракеты и бомбы могут полететь по Дамаску и мирная жизнь закончится. А пройдёт много лет, и этот древний город погрязнет в протестах и огне гражданской войны.
Я это видел и знаю. А как исправить, непонятно.
— Да всё нормально, Тося. Ты главное больше не пачкайся, — ответил я, подмигнув.
Тоня посмеялась и отпустила меня. Так мы и разошлись. Каждый в своём направлении.
В течение следующих нескольких дней обстановка была спокойной. Группа под моим руководством освоилась на базе Эль-Мезза, проводя большую часть времени в «хабирке», которую нам отвели сирийцы.
Это было небольшое здание, сравнимое по размерам с теми, где на аэродромах размещается инженерно-технический состав эскадрильи. Сирийцы обеспечили нас всем — бумагой, канцелярскими принадлежностями и даже мебелью. Сервис на уровне! Кеша был счастлив узнать, что нас поставили на довольствие в столовой при местном офицерском клубе.
Однако был один большой минус — мы просто сидели в «хабирке» и ничего не делали, касаемо наших прямых обязанностей. И так уже продолжается три дня.
На четвёртый день мне стало понятно, что надо уже начинать что-то делать.
Пока я пытался дозвониться до командира 976-й эскадрильи, с которой мне первоначально предстояло работать, мои товарищи усердно коротали время до обеденного перерыва.
Кеша периодически подходил к карте и мечтательно смотрел на Средиземное море.