Прижав руку к бледному лбу, Элизабет отдалась сумасшедшему круговороту лиц и имен, внезапно всплывших в памяти.
Перед глазами возникла целая картинка: мужчина с суровым лицом ударяет кулаком по столу в старомодно обставленной комнате со стенными панелями из темного дуба, высокими бархатными занавесями. На столе - серебряные столовые приборы и хрустальные бокалы. Он кричит и буйствует, совсем как этот ветер, прилетевший с ледяных просторов Крайнего Севера.
- Я с ужасом прислушиваюсь к голосу… моего деда Гуго Лароша, - тихо проговорила девушка. - А за окном - сильная гроза.
Элизабет растерялась, у нее подкосились колени. Сердце билось в груди как сумасшедшее. Она легла, закрыла глаза, одновременно жаждая разрушить плотину прошлого и боясь этого.
- Теперь я вспоминаю! - воскликнула она. - Да, я всех их вижу: и маму, и папу, и дедушку Туана, дядю Пьера, тетю Ивонну!
На фоне ее смеженных век стремительно сменялись картины: замок, охотничьи трофеи на стенах в огромном холле, мельница на берегу речки, маленький сад у дома родителей, розовые кусты, сирень.
- Мамочка! У нее такие ласковые руки! Но она умерла, и папа сам не свой от горя.
Я слышу, как он плачет по ночам. Мне страшно и больно, и ему тоже, ему очень больно. И эти люди его избивают. Они его убили!
Вопль ужаса вернул ее к реальности. Она узнала зовущий ее голос. Мейбл. Эдвард стучал в дверь, напрасно дергал за ручку.
- Лисбет, позволь мне все объяснить, - твердил он. - Мы не решались начать официальную процедуру из страха, что тебя отнимут. Тебя разыскивали, Лисбет. Кто-то из твоих кровных родственников.
8 Воскрешение
Дакота-билдинг, вечером во вторник, 22 декабря 1896 года
- Кто-то меня разыскивал, - прошептала потрясенная Элизабет.
И, приподнявшись на постели, крикнула:
- Кто? Назовите имя!
- Сначала позволь нам войти, - попросила Мейбл. - Милая, мы места себе не находим!
Элизабет захотелось заткнуть уши и ничего больше не слышать. Это ласковое «милая» ее еще больше разозлило. Она подумала, что никогда уже не сможет назвать этих людей, стоящих за дверью, «ма» и «па».
Она с вызовом ответила по-французски:
- Я вам больше не доверяю!
На какое-то время голоса за дверью смолкли, потом Вулворты стали перешептываться. Элизабет воспользовалась этим, чтобы с упоением предаться воспоминаниям.
- Сжалься! - попросила Мейбл. - Прости нас! Лисбет, к чему этот французский?
Потеряв терпение, Эдвард ударил в створку двери плечом, но та даже не пошатнулась.
- Выслушай нас, хотя бы из вежливости, а потом делай, что хочешь! - крикнул он.
Любопытство победило, и девушка открыла дверь. Черпая силы в самых драгоценных воспоминаниях детства, она выдержала с гордым, даже слегка высокомерным видом обиженные взгляды Эдварда и Мейбл.
- И кто же меня искал? - холодно спросила она.
- Милая, не смотри на нас так, будто мы в чем-то провинились. Ничего дурного мы не сделали, - сказала Мейбл. - Идем в гостиную, к огню. Глупо разговаривать в коридоре. Может услышать Бонни, а ей об этом знать совсем не обязательно.
Эдвард, у которого кровь прилила к лицу, оттянул ворот сорочки. Он с сомнением вглядывался в красивое лицо Элизабет, как если бы не узнавал ее.
«Мгновение - и предо мной незнакомка, - ужаснулся он. - Господи, это не может вот так закончиться!»
Никогда еще он не видел, чтобы глаза их подопечной были такими яркими, прозрачными и холодными как лед. Розовые губки сложились в презрительную усмешку, перламутровой белизны ноздри ее маленького носика трепетали.
Элизабет последовала за ними в гостиную, ни разу не разомкнув губ. Эдвард и Мейбл устроились на софе, Элизабет села напротив. Новогоднее деревце сияло во всей красе, огоньки отбрасывали золотистые отблески на гирлянды и разноцветные стеклянные шарики.
- Ты очень сердишься, Лисбет, - начал Эдвард, - я понимаю причину и ни в чем тебя не упрекаю. Это чистая правда: мы действовали исключительно в твоих интересах, Мейбл и я.
Последовала неловкая пауза. Но пути назад у него не было после стольких лет, на протяжении которых они обманывали и родственников, и близких друзей.
- Спрашиваешь, кто тебя разыскивал? Француз по имени Гуго Ларош. Его объявления публиковали многие нью-йоркские газеты. Он обещал большое вознаграждение любому, кто располагает сведениями о его внучке, Элизабет Дюкен. Из объявления следовало, что она пропала вечером 7 ноября после бандитского нападения на ее отца Гийома Дюкена, компаньона-плотника, - девочка шести лет от роду, брюнетка с голубыми глазами.
- Дюкен… Ну конечно! - с трудом выговорила Элизабет, глотая слезы.
Это была фамилия ее родного отца, драгоценный элемент головоломки, которого ей недоставало. Дыхание девушки участилось, настолько ее взволновали слова «компаньон-плотник».
- Все сошлось, - подхватила Мейбл, едва сдерживая слезы. - Когда на следующий день после несчастного случая ты смогла поговорить с Бонни, ты рассказала, что твоему папе сделали больно.
И я испугалась. Ты была очень слаба, болела всю зиму, я сегодня тебе уже рассказывала. И я упросила Эдварда не встречаться с этим человеком.
- А я уступил ее мольбам, Лисбет. Не сразу, после многочисленных споров, потому что совесть у меня не была чиста.
Вулворт снова помолчал. Потом, глядя на огонь, продолжил:
- К этому времени я уже очень тебя любил. Как и Мейбл…
- Не сердись на нас, милая, - стала уговаривать та. - Я потеряла покой! Ты уже начала понемногу к нам привыкать, ты улыбалась, играла с игрушками, учила наш язык. И, скажу честно, я сжигала те проклятые газеты, как только они попадались мне на глаза.
Эдвард Вулворт кивнул, соглашаясь с женой, а потом, к ее удивлению, сказал:
- Одну я все же сохранил в сейфе - это один из номеров «New York Times». Если захочешь посмотреть, Лисбет, я покажу.
- Не сейчас, нам это ничем не поможет, - отозвалась девушка. - Я его вспомнила. Моего деда по материнской линии, Гуго Лароша. Нужно будет поблагодарить Питера Форда: из-за его оплошности ко мне вернулась память, наверняка вследствие потрясения! Но как вы осмелились совершить подобное? Мой дед приехал из Франции, чтобы меня разыскать, и ему пришлось возвращаться восвояси с мыслью, что меня нет в живых!
Мейбл глотнула виски из стакана, который заблаговременно для себя приготовила. Ее сотрясала нервная дрожь.
- А вдруг этот человек, Гуго Ларош, знал, что случилось с папой? Что, если он приехал в Нью-Йорк, чтобы ему помочь? Я была еще очень мала, когда стала свидетельницей той жуткой сцены в переулке! Я вынуждена была бежать, но ведь отец мог спастись и тоже начать меня искать!
- Не так быстро, милая, угомонись! - попросил Эдвард. - Я ходил в гостиницу «Челси» на Манхэттене, где остановился твой дед. Этот адрес он указал в качестве контактной информации. Это было через два дня после публикации первых объявлений. Моей целью было понаблюдать за этим иностранцем со стороны. Коридорный в гостинице мне его показал. Ларош мне сразу не понравился: суровое лицо, надменный взгляд… Я не нашел в себе сил отдать тебя ему.
Тебя, такую ласковую и беззащитную! Выходя из отеля, я уже принял решение.
Вулворт умолк с виноватым видом, нервно потирая руки. Мейбл окинула его нежным взглядом.
- Лисбет, я виновата много больше, чем Эдвард, - призналась она. - Несколько недель я его уговаривала! Да, он решил оставить тебя у нас, но его терзала совесть. Он думал, что поступает плохо, даже очень плохо, а я, наоборот, уверяла, что ты с нами счастлива и делаешь нас счастливыми. При этом мы жили в постоянном страхе, что этот француз нападет на твой след. Он ведь мог надолго задержаться в Нью-Йорке! Мы выезжали исключительно в экипаже, и я старательно прятала твои кудри под капюшоном зимой и под соломенными шляпками летом. Так и прошло несколько лет.
Элизабет только теперь поняла, почему она так редко покидала апартаменты Вулвортов в Дакота-билдинг. Оправдания Мейбл она сочла возмутительными, они лишь усилили гнев девушки.
- Вы не имели права так поступать! - воскликнула она. - Нужно было встретиться с моим дедом, рассказать ему, что я жива. Возможно, я и боялась его в детстве, но ведь он забрал бы меня домой, во Францию! Там у меня был еще один дед, мой любимый дедушка Туан. Я вспомнила его лицо, его ласковый взгляд и наш с родителями дом на берегу речки. И я никогда вас не прощу! Никогда! Самым худшим для меня было бы узнать однажды, что после ограбления папа попал в больницу и надеялся меня разыскать. Можете вы представить его боль, его горе? Я единственное, что у него осталось!
- Не накручивай себя, Лисбет, - осадил ее приемный отец. - Я навел справки и по этому вопросу тоже. Тело твоего отца выловили из Гудзона - это официальная версия.
У Элизабет вырвался стон отчаяния. Теперь она чувствовала себя ближе к своей настоящей семье, и десять лет, прожитые у Вулвортов, представлялись жалким маскарадом.
- Как могу я быть уверена, что это действительно был мой отец? - с горечью спросила она. - Вы твердо решили оставить меня у себя, и вам было выгодно считать, что Гийом Дюкен мертв.
Сегодняшний вечер для меня - настоящая пытка, и все из-за вас! Да-да, из-за вас! Вы практически выкрали меня, спрятали от всех, заточили здесь!
Она немного помолчала, а потом выдохнула:
- Я была игрушкой, и больше ничем!
Обвинение потрясло супругов, для которых гнев и яростные упреки Элизабет и без того стали большим испытанием.
- Нет, милая, ты преувеличиваешь! - плача, воскликнула Мейбл. - Мы, конечно, не святые, но ты была нашей любимой дочкой, а не игрушкой!
- Ты слишком жестока к нам. - Эдвард вздохнул, пожимая руку жены и тем самым надеясь ее успокоить. - Лисбет, твоя правда, в некотором роде мы украли тебя у твоих кровных родственников, тем самым нарушив закон. Но подумай сама, была бы ты так уж счастлива во Франции, лишившись родителей? Мы же заботились о тебе, оберегали, и все это - из любви. Слышишь, из любви! Ты судишь нас очень строго, как это свойственно юности, но если бы тебе было шесть лет, так бы ты чувствовала и поступала?