- Ну конечно! Я и не подумала. И никто мне не подсказал. Дело в том, что меня приютило очень состоятельное семейство. Это длинная история…
Тони и Миранда прислушивались к разговору, не перебивая и не жалуясь. Леа Рамбер поблагодарила их улыбкой.
- Едем домой! - объявила она. - И побыстрее.
- Мадам, я с вами! - сказала Элизабет.
Дома у Батиста и Леа Рамбер
Элизабет открыла для себя новую грань в облике огромного города. Десять лет она прожила в элегантной «крепости», не сталкиваясь ни с людской толчеей, ни с бедностью. Рамберы проживали на юго-восточной окраине Бронкса, там, где он граничит с Манхэттеном. После того как они проехали часть пути на омнибусе, запряженном четверкой лошадей, Леа провела их на улочку, параллельную большому проспекту, а потом и на пятый этаж ветхого здания.
На лестничной клетке пахло чем-то непонятным и гадким, а еще - горелым растительным маслом, и Элизабет потихоньку прикрыла нос шарфом. В растерянности взирала она на облупившуюся штукатурку, грязные окрашенные стены и надписи на них.
- Ко всему привыкаешь. Главное - содержать в чистоте свою квартиру, - сказала Леа, от которой не укрылось изумление девушки. - Сразу видно, что вы живете в достатке!
- В достатке! В достатке! - принялся напевать Тони, в то время как мать открывала перед гостьей двери.
- У нас четыре комнаты, и это - настоящая роскошь, - гордо сообщила хозяйка дома.
- Вам тут, наверное, комфортно, - предположила Элизабет.
Все четыре комнаты свободно уместились бы в гостиной Вулвортов, однако тут было чисто, и Леа нашла чем украсить скромный интерьер: букет остролиста на буфете, на стенах - гравюры в рамочках, на окнах - плетеные занавески-макраме.
- Присаживайтесь, мадемуазель Достаток! - пошутил Тони, поблескивая глазами из-под темно-каштановой челки.
- Тони, уж лучше помолчи, - одернула его мать. - Что это еще за выходки?
- Но ты же сама это сказала, мам!
- Не валяй дурака, ты все прекрасно понял.
- Пожалуйста, не ругайте его, - попросила Элизабет. - Семья, которая взяла меня к себе, живет в Дакота-билдинг, а тот, кого я называю па, сделал состояние на торговле хлопком…
- Вы живете в том громадном красивом доме возле Сентрал-парка? - поразился мальчик.
- Да, Тони, а могла бы вырасти по соседству с вами, потому что десять лет назад твой папа подыскал жилье для моего в этом же квартале. Ты тогда был совсем крошкой, и я бы помогала твоей маме.
- Вы все это помните? - всплеснула руками Леа.
- Память вернулась ко мне пару дней назад. И я так и не поняла, действительно ли я это забывала - все, что случилось, когда мне было шесть. Может, воспоминания просто спали в моем сознании.
Леа повнимательнее присмотрелась к девушке. Все в ней: изысканная речь, манеры, дорогая одежда - выдавало леди из обеспеченной семьи.
- И у вас, мадам, я чувствую себя… на своем месте, в отличие от того дома, - быстро договорила девушка.
Миранда, которая все это время дулась, заплакала. Мать ласково подтолкнула ее в сторону соседней комнаты.
- Пойди поиграй, Миранда. Тони, займись сестрой, а мы с мадемуазель пока спокойно поговорим.
Черноволосая малышка выглядела такой робкой и обиженной, что Элизабет умилилась. Она сняла золотой браслет с красивыми вставками из бирюзы и протянула его ребенку.
- Держи, это подарок. Я взяла твою подвеску, но теперь у тебя есть это, - очень ласково проговорила она.
- Не надо! Это слишком красивая вещь для такой маленькой девочки, - испуганно возразила Леа. - Не приведи господи, она его потеряет!
- Очень вас прошу, не спорьте! Для меня это удовольствие. Я так рада, что крестильный медальон мамы снова у меня! Бери браслет, Миранда!
Тони присвистнул от восхищения, а потом увел сестренку, онемевшую от радости, в соседнюю комнату. Леа пожала плечами.
- Батист не захочет принимать такой дорогой подарок, - со вздохом сказала она. - Но я попробую его уговорить.
И энергичная сорокалетняя Леа, дама с пылким темпераментом, приняла такой воинственный вид, что ее гостья невольно засмеялась. Сомнений не было: супруг покорится беспрекословно.
- Я должна вам отдать еще одну вещицу, - сказала Леа. - Батист подобрал ее в том переулке, где напали на вашего отца. Когда полиция закрыла дело, мы ее у нее забрали.
Она выдвинула ящик шкафа, достала конверт. Там оказалась медная пуговица.
- Смотрите, на ней выгравирована символика компаньонов-плотников.
Элизабет взяла пуговицу в руку и долго сквозь слезы ее рассматривала. Она попыталась вспомнить отцовский пиджак, но не смогла.
- Вы точно знаете, что его в тот вечер убили? - слабым голосом спросила она. - Я надеялась на чудо.
- Несколько дней спустя из Гудзона выловили труп, моя хорошая, и на нем была одежда как у твоего отца.
- Я об этом знаю. А теперь, Леа, пора мне рассказать вам, что произошло со мной.
- Я вас слушаю. Но сперва сварю-ка я нам хорошего кофе…
Замок Гервиль, в тот же день, в 6 вечера
В Шаранте давно стемнело к тому моменту, когда юная Элизабет Дюкен пригубила чашку с кофе по другую сторону Атлантики, у Леа Рамбер дома.
Адела Ларош, сидя возле камина в гостиной, без интереса листала «Иллюстрасьон»[37], занимательное и дорогое издание, которое выписывал для нее супруг.
- Мне задернуть двойные шторы, мадам? - спросила Мадлен, которая только что принесла дрова в большой плетеной корзине.
- Да, будьте так добры. А потом принесите мне бокал портвейна. Настроение у меня сегодня очень мрачное.
Домоправительница отвернулась, пряча насмешливую улыбку. Хозяйка сроду не была жизнерадостной и под этим предлогом злоупотребляла портвейном. В вестибюле послышались энергичные шаги, и в гостиную вошел Гуго Ларош. Жестом, не допускающим возражений, он отправил Мадлен из комнаты. Та не спеша двинулась к двери, выходившей на черную лестницу.
- Ты вернулся? - воскликнула Адела, как только они с мужем остались наедине. - Все подтвердилось? Это она?
Вот уже неделю Адела жила этой безумной надеждой.
- Фред Джонсон обещает дать окончательное заключение в ближайшие дни. После полудня пришел его ответ на мою вчерашнюю телеграмму. Он считает, что нашел наконец нашу внучку и что теперь ее зовут Лисбет Вулворт.
Ларош наклонился над креслом жены и поцеловал ее в лоб, обрамленный белокурыми, чуть тронутыми сединой кудряшками. Однако Адела не спешила радоваться.
- А какие у него доказательства? Гуго, если снова ложный след, я этого не переживу. Мне становится плохо от одной только мысли…
В последние годы Адела стала излишне впечатлительной и ранимой. Вот и сейчас она схватила мужа за руки, и он, растроганный ее смятением, решил ее утешить:
- Я убежден, мы очень скоро снова увидим свою Элизабет. Не теряй веры!
У двери, верная своим привычкам, подслушивала Мадлен. Нахмурилась, стиснула кулаки… И уже через мгновение энергичной поступью вошла в кухню. Жюстен, который в это время был там, сразу понял, что она рассержена.
- Что вас так раздосадовало, мадам? - холодно спросил он.
- Перестань кривляться! Похоже, эта девчонка Элизабет нашлась.
Молодой конюх хмуро посмотрел на тетку. Он давно перестал надеяться, что маленькая девочка, которую он утешал одним ноябрьским вечером, вернется. Он много лет скрывался в крошечной каморке под крышей, пока наконец не поступил к Ларошам на службу. Его определили в конюхи - работа, которую Жюстен обожал.
Мадлен представила его своим дальним родственником, и теперь он получил возможность всюду ходить не прячась и ухаживать за лошадьми, что его вполне устраивало. Единственная ложка дегтя - это взыскательный надзор со стороны все той же Мадлен.
Домоправительница всю жизнь называла себя его теткой, но запретила даже заикаться об этом перед хозяевами. Также Жюстен больше не мог говорить ей «ты» и выказывать хоть малейшую фамильярность.
«Она упивается враньем, старыми обидами и даже своей ненавистью, - думал он, сидя перед тарелкой с густым овощным супом. - Если Элизабет и вправду вернется, нужно будет ее предупредить, чтобы сторонилась моей тетушки».
Он покончил со скудной трапезой, взял все нужное и пошел к выходу. На улице лил дождь, и ветер был северный.
- Ты куда это? - резко окликнула его Мадлен.
- Что-то не так с одной кобылкой, все время на живот свой смотрит. Боюсь, как бы не колики… Так что лучше я эту ночь посплю в конюшне, - ответил парень. - Лягу на навесе для сушки сена.
- Ну, как знаешь, - сквозь зубы буркнула Мадлен. - А сейчас пришли ко мне Алсида, нам нужно поговорить.
Жюстен кивнул. Алсидом звали нового садовника, тридцатипятилетнего мужчину, которого взял себе в помощники мучимый ревматизмом старик Леандр.
Мадлен сделала его своим любовником. Надо же было кому-то заменить Венсана, умершего насильственной смертью, которой до сих пор так и не нашли объяснения.
Дома у Батиста и Леа Рамбер,в тот же день, в тот же час
Леа внимательно выслушала рассказ Элизабет - начиная с инцидента в Сентрал-парке, когда той было шесть и она убегала от дрессировщика с медведем, и до последних откровений Вулвортов. Вскользь девушка упомянула и при каких обстоятельствах она познакомилась с мужчиной, который назвался Ричардом Стентоном.
- Ситуация, в которой я сейчас оказалась, мучительна, - заключила девушка. - Я до сих пор люблю Эдварда и Мейбл, они подарили мне столько любви и баловали до крайности. Но я злюсь на них за все то вранье и за то, что они убедили меня в том, будто давно меня удочерили.
Пылкий нрав Леа отчасти объяснялся ее итальянской кровью. Она говорила что думает, никого не щадя, - исключения бывали редко. Вот и теперь она не стала скрывать раздражения:
- Думаю, сотни людей находятся в ситуации куда более неприятной, чем вы, Элизабет! Что такого плохого может с вами случиться? Худшее - это вы вернетесь во Францию и будете жить в замке, в окружении любящей вас родни. Но, если захотите, можете остаться в Нью-Йорке, в состоятельной семье, где вас любят, как родное дитя. Вулворты - люди известные, я и помыслить не могла, что это они вас приютили. Согласна, они поступили дурно, но, с другой стороны, я их понимаю. Они слишком сильно вас