- Конечно нет. Но я намереваюсь поехать с ней. Я объясню им, почему мы сделали то, что сделали. Лисбет жалеет своего деда, представляя его добрым и сердечным, я же могу нарисовать иной портрет.
Я вспоминаю Лароша, и у меня до сих пор мороз по коже! У него глаза жестокого человека, я прекрасно это помню.
Элизабет, с бокалом шампанского в руке, исподтишка наблюдала за Вулвортами, зная, что является единственным объектом их забот. Она не заметила прихода последнего гостя, которого Бонни встретила у двери в гостиную, чтобы взять пальто и шляпу. Однако направился он именно к ней, с выражением радостного ожидания на лице. В модном смокинге[39], он ростом превосходил большинство мужчин в комнате.
- Лисбет, - негромко позвал он, оказавшись в шаге от девушки. - Я смог вырваться! И с нетерпением ждал этой встречи, о чем не жалею: вы просто ослепительны!
Псевдо-Ричард Стентон смотрел на Элизабет, очарованный ее красотой. Никогда, он был в этом уверен, ему не доводилось видеть ни таких ясных голубых глаз, ни таких тонких черт лица.
- А, это вы, мистер Стентон! Какой сюрприз! - воскликнула Перл, которая, узнав его, поспешно подошла. - Отец упоминал вас в разговоре вчера, когда речь зашла о ваших архитектурных проектах.
- Мистер Стентон, - повторила Элизабет, силясь совладать с праведным гневом, хотя видеть молодого человека ей было очень приятно.
Такой красавец! Глаза янтарного оттенка сияют, и эта улыбка… Девушка подумала, что, если бы не Леа Рамбер, она бы сейчас с радостью и гордостью повела его знакомиться с Мейбл и Эдвардом. Но теперь она знает правду, и маскарад ни к чему.
- Простите, но произошла ошибка, - громко сказала она. - Своим визитом нас почтил мистер Фред Джонсон, не так ли? Я по горло сыта ложью и самозванцами, так что прошу вас назвать свое настоящее имя и род занятий!
Молодой человек побледнел как полотно, в то время как семейство Вулворт в полном составе - Эдвард с братом, Мейбл и ее невестка Дорис - подошло узнать, что случилось.
- Что все это значит? - спросила Перл, думая, что это шутка.
Возмущение и бессильная ярость, которые Элизабет вот уже неделю носила в себе, заставили ее забыть о приличиях и лицемерии, так часто практикуемом на светских мероприятиях. Мысли завертелись у нее в голове безумным хороводом.
То были эпизоды кошмарных сновидений: труп матери, сбрасываемый в океанскую пучину, нападение грабителей на отца… Инстинктивно Элизабет дотронулась пальцами к крестильному медальону Катрин Дюкен, единственному украшению, которое она надела этим вечером.
- Иногда нужно говорить правду, - звонким голосом произнесла она. - Мистер Фред Джонсон работает на розыскное агентство, и я очень сомневаюсь, что он архитектор. Еще я задаюсь вопросом, какого рода интерес он ко мне испытывает. Он охотно учил меня кататься на коньках, хотел, чтобы мы виделись как можно чаще, но только затем, чтобы выяснить, кто я на самом деле!
- Лисбет, прошу вас, замолчите! - едва слышно взмолился юноша.
- Почему? Мне нечего терять, раз я возвращаюсь во Францию, на родину, к своей семье! Я никакая не родственница Мейбл. Нет, я не бедная внучатая племянница ее дядюшки из Аризоны!
- Милая, бога ради, помолчи! - воскликнула Мейбл. - Только не сегодня!
- Сегодня или завтра, но всем этим людям придется рассказать, кто я и откуда, - продолжала Элизабет, прекрасная в своем бунтарстве. - Видите этот золотой медальон? Он принадлежал моей матери, француженке Катрин Дюкен, урожденной Ларош. Мои родители были иммигранты. Мама умерла во время трансатлантического плавания, а папа - через неделю, уже тут, в Нью-Йорке, десять лет назад.
Рассерженный до крайности, Эдвард схватил ее за запястье. Никогда еще Элизабет не видела его таким грозным.
- Советую тебе замолчать, - резко произнес он. - Нечего выставлять себя на посмешище.
- Выставлять на посмешище себя, притом что я разоблачаю ваш маскарад, па?
В это привычное обращение она вложила столько презрения, что Перл, страшно смутившись, отшатнулась. Происходило что-то очень важное, она это чувствовала.
- Десять лет мне твердили, что моя фамилия - Вулворт, что меня удочерили из любви, меня, бедное дитя, найденное в Сентрал-парке! И это была неправда. Те, кого я еще несколько дней назад так нежно любила, те, кого я называла ма и па, свято веря, что они из любви и сострадания забрали меня, травмированную, к себе, вылечили, а потом оставили насовсем, ото всех меня прятали, придумывали лживые объяснения, и лжи было все больше и больше, в то время как меня разыскивал родной дед. Он приехал в Америку, потому что тоже любил меня! И я могла бы вырасти в замке Гервиль во Франции, в окружении родных…
Фред Джонсон, он же Ричард Стентон, так и продолжал стоять на месте, без кровинки в лице. Взволнованная Элизабет наконец смогла дышать нормально. Ей хотелось плакать от отчаяния. Негоциант отпустил ее руку, повинуясь безмолвному приказу своего брата Мэтью, который тут же сухо поинтересовался:
- Эдвард, это правда? Вы с Мейбл осмелились украсть девочку у ее семьи? Вы нам лгали!
Другие гости наблюдали за происходящим, сохраняя уважительную дистанцию. Что до Бонни, то она затаилась в углу гостиной, расстроенная и растерянная до крайности.
- Боже, защити нас! - прошептала она. - Крошке Лисбет не стоило так поступать! Это слишком!
- Я хотел встретиться с Гуго Ларошем, ее дедом, во время его пребывания в Нью-Йорке, - отвечал Эдвард. - Но он не внушил мне доверия. Ты требуешь правды, Лисбет? Упрекаешь нас во вранье? Что ж, знай: десять лет назад я пришел к выводу, что с нами ты будешь счастливей. Хорошо ли ты подумала, прежде чем обвинять нас в присутствии друзей, родственников? Это же кем надо быть, чтобы позволить единственной дочке уехать из страны и увезти с собой тебя, свою внучку, тем более что деньги для него не проблема? Есть ли вообще у него сердце?
- Так хотели мои родители, я прекрасно это помню, - душераздирающе выкрикнула Элизабет. - Это была их мечта, и дедушка не смог их удержать. Но он все это время помнил обо мне, и Фред Джонсон может это подтвердить. Ну же, скажите им всем, что, находясь во Франции, Гуго Ларош платит вам большие деньги, чтобы вы разыскали Элизабет Дюкен, шатенку с голубыми глазами, француженку по происхождению!
Детектив не мог проигнорировать ее требование и вынужден был публично все подтвердить. В его тоне сквозило самодовольство:
- Действительно, вот уже три года наше агентство выполняет задание мистера Лароша, который уверен, и, как мы теперь видим, небезосновательно, что его внучка жива. Хочу уточнить, что до нас он обращался в несколько розыскных контор, но безрезультатно.
Мейбл все это время плакала от унижения. Наконец, когда слушать все это стало совсем невмоготу, она выбежала в коридор, толкнув по пути круглый столик с очень дорогой фарфоровой китайской вазой. Та с треском рухнула ей под ноги.
- Бедная тетушка! Ее прием окончательно испорчен! - воскликнула Перл.
Реплика была, по мнению всех присутствующих, до того неуместной, что ее отец, Мэтью, устыдился. Он сердито посмотрел на дочь.
- Это наименьшая проблема Эдвард и Мейбл на сегодня. Дорис, мы уходим! - сказал он супруге, а потом обратился к Лисбет: - Сочувствую тебе, девочка. Если понадобится помощь, обращайся!
- Благодарю вас, - вздохнула девушка, понимая, что спровоцировала скандал.
Фред Джонсон не шелохнулся. Он глаз не сводил с Элизабет, а та, стоя в двух шагах, смотрела на него, гордо вздернув подбородок. Когда Эдвард вышел, чтобы проводить Мейбл, которая уже рыдала в голос, в ее комнату, детектив тихо сказал:
- Ну, довольны вы сыгранной ролью?
- А вы? - с горечью спросила она. - Это гадко, гадко! Там, на катке, вы подошли ко мне с единственной целью - проверить, не та ли я девушка, которую вы ищете, но я не рассказывала о себе всего, и вы удвоили усердие. Теперь можете написать моему деду! Письмо, в котором я уведомляю его, что живу в Нью-Йорке, все равно придет раньше вашего!
- Это не важно. Он узнает, что я вас разыскал, уже послезавтра, из телеграммы.
- Я запрещаю вам ему телеграфировать!
- Этого требует моя работа, Лисбет.
Перл, которая уже собралась было уйти с родителями, стремительным шагом вернулась в гостиную. Подойдя к Элизабет, она смерила ее злым взглядом.
- Счастливого пути, маленькая мерзавка! - протянула она сквозь зубы. - А ведь я к тебе хорошо относилась! Ну а как же, мне ведь все твердили: это же твоя кузина! Слава богу, больше я тебя не увижу. И если тебя хоть капельку волнует благополучие дяди Эдварда и тетушки Мейбл, не бойся: я сумею их утешить, когда ты уедешь. Я нарочно говорю «хоть капельку», потому что ты - неблагодарная эгоистка. Они дали тебе все то, чего у тебя не было бы, останься ты там, где была, - в среде иммигрантов, без цента в кармане!
- Ваш сарказм жесток, Перл, и от него никакого толка, - упрекнул ее Фред Джонсон.
- А вы… С вами все понятно. Вы, не колеблясь, проникли в дом моих родителей, прикинувшись тем, кем не являетесь. Так что вы с Лисбет - два сапога пара!
С этими словами девушка развернулась и вышла в коридор, где ее дожидалась Бонни с тяжелой шубой из чернобурки в руках.
Несколько десятков гостей смотрели теперь на покрасневшую Элизабет: кто-то с любопытством, а кто-то - озадаченно, но сострадать ей никто не спешил.
- Уверена, все эти леди и джентльмены тоже считают меня неблагодарной эгоисткой, - предположила она.
- В некоторых кругах нью-йоркского общества скандалы не поощряются, Лисбет, - тихо проговорил детектив. - Я предпочел бы поговорить с вами наедине. Пожалуйста!
- Я этого не хочу.
- Ваше право. Значит, мы не увидимся до вашего отъезда во Францию? Мне хотелось бы объясниться.
Она отвернулась, пряча полные слез глаза. Подошла Бонни, спеша позаботиться о своей подопечной, а еще - поскорее выдворить нежеланного гостя.