- Надо же, как мало места! - прокомментировал увиденное Ричард.
- Да, всего две спальни, кухня и кладовая в подвале. Папа, конечно, пристроил бы еще комнату, если бы мы остались в Шаранте.
Уловив дрожь в ее хрустальном голоске, Ричард властно привлек девушку к себе.
- Лисбет, милая, не думай о прошлом. Мы вместе, и это самое главное. Есть хочешь?
- Нет, спасибо. Ричард, не надо было назначать тебе свидание в этом доме. Аморально заниматься любовью здесь, на кровати моих родителей, потому что в моей спальне она слишком маленькая. И вообще, я не в настроении.
- Ты преувеличиваешь! - возмутился мужчина. - И что же в этом аморального? Мы же скоро поженимся. Вот твой дед Ларош ведет себя гнусно и аморально, когда ласкает тебя, целует в шею. Лисбет, не разочаровывай меня! Я думаю о тебе с утра до вечера, а ночью без конца вспоминаю твои прелести, твою очаровательную наготу!
Он взял ее правую руку и прижал к ширинке, демонстрируя, как сильно ее хочет. Не дожидаясь протестов, он овладел губами девушки, и поцелуй этот был недвусмысленным.
- Идем! - потребовал он. - И закрой глаза. Моя хорошая, так ты быстро забудешь, где мы. Я делаю тебя счастливой, и каждый раз ты это подтверждаешь…
Слепое безумие страсти, плотская жажда нарастали с каждым мгновением, и для него главным было удовлетворить эту жажду, так что меньше всего он думал сейчас о романтизме и нежности. Элизабет была его женщиной, принадлежала ему, и он и слышать не желал ни о каких отговорках.
Имей молодая женщина больше опыта, она могла бы восстать против таких порывов мужчины-самца. Но то был мир, который она только с изумлением для себя открывала, одна из начальных его граней. Ни с кем она не могла поговорить о любовных отношениях. Родители в свое время были сама сдержанность, Вулворты тоже.
Подчиняясь внезапно нахлынувшей истоме, Элизабет позволила увлечь себя в спальню, на двуспальную кровать Катрин и Гийома. Как обычно, Ричард погрузил ее в вихрь грубых ласк, стал жадно целовать в шею и грудь.
Полное уединение возбуждало, и он стал быстро ее раздевать. Швырнул на пол жакет, ловко снял блузку и юбку с подъюбником.
- Поаккуратнее, прошу! - взмолилась молодая женщина.
На Элизабет оставался лишь розовый атласный корсет со шнуровкой на спине. Она едва держалась на ногах и хотела уже лечь, но он заставил ее продолжать стоять.
- Теперь волосы! - задыхаясь, пробормотал Ричард.
И стал распускать косу, так, чтобы тяжелые волнистые волосы рассыпались по обнаженным девичьим плечам. Управившись, он обжег ее страстным, почти безумным взглядом.
- Когда поженимся, я тебя сфотографирую в таком виде, только примешь позу пособлазнительнее! - охрипшим голосом проговорил он. - Ты очаровательна, Лисбет, моя красавица! Я так по тебе скучал!
Ричард толкнул ее в единственное в комнате кресло, а сам сел на пол рядом - так, чтобы оказаться на одном уровне с ее лобком, покрытым короткими курчавыми волосами. Движением головы он заставил ее раздвинуть бедра и стал целовать влажную вульву, этот цветок из розовой плоти, по которому изголодался. Кончиком языка он подразнивал бутон, повергая ее в сладкое томление, подчиняя своим мужским капризам.
Элизабет застонала, по телу одна за другой пробегали волны удовольствия, не давая дышать, вынуждая отдаваться всем существом, пьянеть от любви. Почти достигнув пика наслаждения, она пробормотала:
- Я хочу тебя! Прямо сейчас!
Он помог ей подняться, после чего Элизабет упала поперек кровати, а он стал раздеваться. Очень скоро он уже вонзился в нее с глухим воплем исступленной радости. Опьяненная его пылом, молодая женщина потерялась во времени и пространстве. Она часто дышала с закрытыми глазами, покорная отрывистым толчкам Ричарда в глубинах своей женственности, пока наконец не испытала оргазм, вырвавший у нее долгий счастливый стон.
Партнер, прежде чем излить в нее семя, впервые попросил ее повернуться спиной и встать на четвереньки.
- Нет, мы же не звери! - возмутилась Элизабет.
Мужчина лишь насмешливо усмехнулся, поглаживая ее округлые ягодицы и возбуждаясь от этого зрелища все больше. Снял с нее корсет, а потом вошел одним резким толчком… Она сдержала сладострастный вздох, потому что ощущения были новыми и… потрясающими, но скоро запросила у Ричарда, который, казалось, был неутомим, пощады.
В момент финального натиска она уже дрожала от утомления. Любовник содрогнулся всем телом, давая ей знать, что он излился внутрь ее лона и скоро упадет с нею рядом на простыни, с блаженной улыбкой на просветлевшем после оргазма лице.
- Скажи, все мужчины такие, как ты? - спросила она через несколько минут.
- Я запрещаю тебе задаваться этим вопросом! - отрезал он. - Женщина должна отдаваться душой и телом только своему мужу. Исключение - это вдовы и шлюхи.
Элизабет сумела сдержать душившие ее рыдания. Ей было немного стыдно: испытав наслаждение, она почему-то всегда вспоминала о Жюстене, а то и беззвучно плакала. Стоило только представить, как она млеет под его поцелуями, - и наваливалась беспросветная тоска.
На прошлой неделе Ричард, заметив влажный блеск в ее глазах, даже обрадовался.
- Это слезы счастья, Лисбет? Я польщен!
Но ведь поцелуи с Жюстеном - это уже инцест? Смущенная мечтами на тему, которая испокон веков считалась греховной, Элизабет принималась ласкать любовника, засыпать нежными признаниями.
- Если мы будем продолжать в таком темпе, ты скоро забеременеешь, - заявил американец, когда она прильнула к нему. - И тогда мсье Ларошу придется одобрить наш брак. Из меня выйдет отличный зять, со временем он в этом убедится. Я дипломированный архитектор, и это хорошо, потому что замок нуждается в реставрации, но к делу надо подойти с умом!
- Я вовсе не спешу становиться матерью, - сказала Элизабет. - Ты решаешь за меня, Ричард. И если тебя послушать, то жить мы непременно будем в Гервиле, а я хочу перебраться сюда, в мой дом.
- Ты хотела сказать, в твою каморку? Это слово я услышал от коллеги, преподавателя французского в лицее.
Рассерженная Элизабет привстала, закрывая грудь краем атласного вышитого покрывала.
- Я вправе решать, когда у меня будет ребенок и где я его рожу. Честно говоря, я две недели назад написала Мейбл про длительную бабушкину агонию и что я опасаюсь деда. Сегодня пришел ответ. Всего пара строк, но на сердце у меня сразу потеплело: «Возвращайся в Нью-Йорк, когда захочешь, Лисбет, любимая моя доченька! Мы с Эдвардом будем счастливы, если ты снова будешь жить с нами. Отправь телеграмму сразу, как только понадобятся деньги, и мы немедленно переведем их на твой счет…» Это не весь ее ответ, но остальное тебя не заинтересует.
- Нам - вернуться в Америку? - протянул Ричард. - Почему бы и нет, если только перед отъездом удастся оформить брак!
У Элизабет уже были наготове возражения, когда со стороны кухни послышался ужасный шум. Треск оконной рамы, звон разбивающегося стекла. Молодые люди застыли от неожиданности, прислушиваясь к тяжелым шагам, сопровождаемым позвякиванием шпор об осколки.
На пороге спальни возник Гуго Ларош. Окинул взглядом обнаженных любовников, их разбросанную по полу одежду. Элизабет и Ричард затравленно молчали, глядя, как помещик похлопывает кнутом по голенищу правого сапога.
Элизабет приготовилась к худшему: она знала, что возмездие будет жестоким.
Ричард же переживал жесточайшее в жизни унижение. Если встать и попытаться поговорить, защитить свою Лисбет, его член окажется на виду, а прикрывать его руками и выглядеть при этом жалко он не собирался.
- Элизабет, у тебя пять минут на то, чтобы одеться и последовать за мной! - холодно обронил дед. - А вы, мсье… Советую вам поскорее убраться из департамента.
- Без Лисбет я не уеду, - заявил Ричард, введенный в заблуждение притворным спокойствием Лароша. - Глупо отрицать то, что между нами было, но я собираюсь на ней жениться. И вчера приезжал в замок, мсье, чтобы попросить ее руки.
- Вы тот самый мистер Джонсон, не так ли? Детектив, которому я заплатил кучу денег и который их так старательно отрабатывал? - поинтересовался Гуго Ларош. - Не надо красивых слов, мсье. Я ведь могу подать на вас жалобу за надругательство над внучкой, даже если подозреваю, что она была не против.
- А кое-кто пожалуется на вас, если вы причините хоть какой-то вред моей невесте, потому что я считаю Лисбет таковой! - вскричал Ричард.
- Прошу, помолчи! - взмолилась молодая женщина, скрещивая руки на груди.
Ларош вышел из комнаты. Элизабет вскочила с кровати и, забыв про корсет, стала натягивать трусы, подъюбник, блузку и юбку. Потом дрожащими пальцами принялась зашнуровывать ботинки.
- Лисбет, не возвращайся в замок, не надо! - прошептал американец.
- Только не усложняй ситуацию! Там Бонни, и я ничем не рискую.
Она в спешке собрала волосы, перевязала лентой, надела шляпу из тонкого фетра. Ричард схватил ее за запястье.
- Милая, я за тебя опасаюсь! - выдохнул он.
Элизабет не ответила, только улыбнулась. Она выглядела на удивление спокойной, и он слегка приободрился.
- Не бойся за меня, - тихо, но уверенно ответила она.
Кухня представляла собой прискорбное зрелище. Ларош выбил стеклянную дверь, некогда украшенную занавеской-макраме. На красном плиточном полу - осколки стекла. На обломке окрашенной в светло-зеленый цвет дверной рамы повис замок.
Гуго Ларош презрительно разглядывал скромную обстановку. Она поняла: его гнев и возмущение превысили все мыслимые пределы. Он был очень опасен…
- Поторапливайся! - приказал он. - Я прежде не заходил в эту треклятую хижину и хочу поскорее выйти на воздух. И Катрин этим довольствовалась! У твоей матери, там, на небесах, сердце кровью обливается, глядя, как ты развратничаешь!
Элизабет благоразумно молчала. Следом за дедом она вышла в сад. Ричард Джонсон нагнал их уже у порога, будучи в одних штанах и кое-как застегнутой рубашке, со взлохмаченными волосами.