— Здоровее не бывает, мсье Жюстен! Я рад, что вернулся.
— Обойдемся без «мсье», Роже. Мы еще в караульной с тобой договорились, если мне память не изменяет. Мы же с тобой друзья?
— Конечно, но по имени я вас называть не могу. Это… неправильно. И вообще, мне еще за ваше здоровье свечки ставить и ставить! — живо откликнулся молодой конюх. — Если б не вы, там бы мне и остаться.
— Неправда. Я всего лишь тебя подбадривал. Марго — вот кто нас спас. Если бы она не позвонила в жандармерию Эгра, мы бы пропали.
— Хорошо, если рядом есть тот, кто помогает не отчаяться, — отвечал Роже. — И вы уже собирались выломать тот люк и позвать на помощь. Не отпирайтесь, сами рассказывали!
Жюстен, смеясь, кивнул. Словно эхо его веселья, с луга донеслось ржание Перль. Кобылка галопом подбежала к изгороди, а следом за ней и Галанта, той же серой масти, что и ее красавец-родитель.
— Надо же, пришла поздороваться! — донесся сзади хриплый мужской голос. -
Позавчера угощал ее сахаром. Чудо, а не лошадка!
Это был почтальон. С большой кожаной сумкой через плечо, он как раз подъехал к ним на велосипеде. Подал Жюстену три конверта, и тот сначала поблагодарил, а потом сказал серьезным тоном:
— Гонтран, не хочу вас обидеть, но сахаром больше лошадей не кормите. Им это не полезно.
— Простите, мсье Ларош, я не знал. Я люблю лошадей, и, когда приезжаю в поместье, хочется как-то их побаловать. В детстве я ухаживал за тягловыми лошадьми на ферме.
— Лучше приносите им морковку, кусочками, — посоветовал Роже.
— Хорошая идея, — сказал Жюстен и пошел прочь.
Он получил письмо из Нью-Йорка. Стоило ему увидеть свое имя, начертанное рукой Элизабет, как сердце его забилось быстрее.
— Прочту почту и приду к тебе в конюшню, — крикнул он Роже.
Ответ Элизабет был долгожданным. Жюстен сел под яблоней, одновременно и радуясь, и волнуясь. Стоило ему развернуть листок, исписанный фиолетовыми чернилами, как оттуда выпало что-то маленькое, голубовато-лиловое. Засушенное соцветие сирени! Он словно бы на мгновение вернулся на 34-ю улицу, увидел прекрасное лицо Элизабет в тот момент, когда она блаженствовала под его ласками, поцелуями…
— Моя принцесса!
Он вздохнул и стал читать.
Жюстен, любовь моя!
Прости, мне хотелось тебе написать сразу же, как толькоя получилатвоедлинноеписьмо. Рассказо твоих страданиях поверг меня в шок, но финальный пассаж немного утешил и смягчил боль от нашего расставания.
Я прекрасно понимаю, почему ты не можешь сорваться и приехать в Нью-Йорк так скоро, как мы оба желаем.
Чтобы уехать из Франции, тебе пришлось бы уладить множество вопросов, связанных с виноградниками и винокурнями, с конюшнями, замком. Я буду терпеливой, любовь моя, и найду чем себя занять, тем паче что считаю приоритетными душевное равновесие и воспитание сына. После твоего отъезда я много размышляла — вплоть до заключения, что общего будущего у нас нет, но ни на секунду не пожалела о тех моментах невыразимого блаженства, которое мы пережили под сенью лиловой сирени… Это хрупкое соцветие я нашла у себя в сумочке и решила послать тебе, чтобы и ты никогда не забывал этот день.
Неделю назад со мной приключился прискорбный инцидент, и с тех пор я была нездорова, что объясняет, почему так задержалась с ответом. Ты, конечно, помнишь того бродягу весьма странного вида, который так меня напугал, когда мы с тобой гуляли.
Я шла по Бродвею вечером, залюбовалась закатом, и вдруг он подходит и срывает у меня с шеи мамин крестильный медальон! Я имела несчастье поднести его к губам после короткой молитвы, чего раньше со мной не случалось. Вор этим воспользовался и унес медальон.
Па написал жалобу в полицию, рассказал все, что узнал от меня. Двое полицейских побывали во французской больнице на 34-й улице, расспросили сестер. Те сказали, что этот тип, Мартен, у них давно не показывался.
По мнению монахинь, да и полиции тоже, таких вот полоумных зачастую используют гангстеры: заставляют красть, а потом отбирают и перепродают добычу.
Мне уже лучше, но лишь потому, что я почти не выхожу из дома, а когда это необходимо, меня всегда сопровождает ма или Норма. И с Антонэном в Сентрал-парк мы, разумеется, ходим только втроем. Не буду врать: я живу в страхе, каким бы иррациональным он ни казался. Я даже перестала посещать курсы медсестер.
Жюстен издал негодующий возглас. Поднял глаза к небу, словно упрекая высшие силы в том, что не сумели сберечь Элизабет.
Оказывается, такие инциденты — не редкость в Нью-Йорке, и не только по причине массовой нищеты. Есть и организованные банды, для которых это легкие деньги. Я бы не так переживала, если бы лишилась какого-нибудь другого украшения. Мамин крестильный медальон был моим талисманом, как твой оловянный солдатик.
Расскажу, как и почему я оказалась в тот день, в пятницу, 16 июня, на Бродвее. Утром пришло твое письмо, и я решила немедленно разорвать помолвкус Анри. Имела место неприятная сцена, но кольцоя больше не ношу. Не сомневайся в моей верности, Жюстен! Отныне для меня не существует никого, кроме тебя, даже если нам придется еще долго прожить в разлуке.
Спасибо тебе за Перль с жеребенком. Вы с Роже, конечно же, сумеете о них позаботиться. И я бы обрадовалась фотографиям, если ты купишь аппарат.
Целую тебя от всего сердца, которое живет только нашей любовью!
Элизабет
— Любимая моя! — едва слышно проговорил Жюстен. — Моя принцесса! Не зря ты так его боялась!
Бросить все, собрать вещи, сесть в первый же парижский поезд, оттуда — в Гавр, на пароход, который отвезет его к Элизабет…
— Я не могу, — вынужден был признаться себе Жюстен. — Увы! Мое присутствие здесь необходимо.
В Шаранте его удерживало множество обязательств и дел. Его ждали на виноградниках и винных складах, две племенные кобылы должны были разродиться к концу месяца. Еще нужно было подыскать нового садовника, который освободил бы престарелого Леандра от самой тяжелой работы, и еще одну горничную, в помощь Марго.
— Осенью, после сбора винограда… Ждать осталось недолго! — проговорил он, вставая.
Жюстен лгал самому себе. Желание преуспеть, заключить выгодные торговые сделки надолго сделают его пленником поместья Гервиль, он это знал.
Был и еще один нюанс, им до сих пор не осознанный, но игравший важную роль. Прежде, проживая в замке, Жюстен ежедневно контактировал с Гуго Ларошем. Теперь же он был сам себе хозяин.
Спрятав письмо в карман штанов для верховой езды, Жюстен направился к конюшням. Он был почти в дверях, когда под старым дубом в парке увидел девушку. На голове у незнакомки был белый чепец, через плечо переброшена светлая коса… Она робко помахала ему рукой.
— Мадемуазель, вы кого-то ищете? — любезно спросил он. — Прошу, подойдите!
Она нерешительно сделала несколько шагов к нему. Худенькое лицо девушки залилось краской — так она стеснялась.
— Здравствуйте, мсье, — дрожащим голоском сказала она. — Меня прислал отец. Хочет, чтобы я устроилась на службу. При мадемуазель Элизабет я работала тут, в замке.
— А кто ваш отец? — перебил ее Жюстен.
— Гюстав Гайо, местный тележник. Я вернулась домой после смерти матери, чтобы вести хозяйство. Но отец говорит: иди работай. Бакалейщик сказал, в замке есть место горничной. Меня зовут Жермен!
Жюстен понял: перед ним — та самая крошка Жермен, в пятнадцать лет ставшая жертвой мерзких домогательств Лароша. Он искренне ей посочувствовал: наверняка девушке пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы прийти в замок, где с ней случилось такое несчастье.
— Мне очень жаль, мадемуазель, но место занято, — сказал он после короткого раздумья.
— Что ж, тогда…
Жермен с любопытством поглядывала на собеседника. От отца она слышала про сына Гуго Лароша, унаследовавшего поместье, но как-то не верилось, что это он и есть — парень в белой рубашке, без сюртука и галстука, с растрепанными волосами.
Жюстен угадал ее сомнения.
— Я — новый хозяин, — улыбнулся он.
Жермен удивилась и теперь смотрела на него во все глаза. Несмотря на набожность, она все же испытала смутное удовлетворение, узнав, что ее мучитель умер.
— Думаю, вы, мсье, своих слуг не обижаете, — тихо сказала она с ударением на «вы». — До свидания!
Если бы она могла сейчас прочитать мысли Жюстена, то убедилась бы, что права. Он отказал ей только потому, что пожалел. По его вине Ортанс, Марго и старик Леандр узнали про беду девушки. И живи она в доме, рано или поздно кто-нибудь ей бы на это намекнул.
— Надеюсь, вы найдете хорошее место. Может, в городе? — сказал Жюстен.
Из конюшни с седлом в руках вышел Роже. Первое, что он приметил, — золотистый отсвет косы на плече у миловидной девушки, румяной, сконфуженной, в скромном сером платье.
— Здравствуйте! — громко поприветствовал он незнакомку. — Мсье, у вас новая горничная?
Медвежья услуга… Чуть растерявшемуся Жюстену пришлось быстро соображать, что ответить, чтобы не быть пойманным на заведомой лжи.
— Может, и так, Роже. Я еще не решил. Можешь проводить мадемуазель до конца аллеи. Под кустами бирючины еще осталась земляника, угости барышню!
— Что вы, не стоит! — воскликнула Жермен.
— Не отказывайтесь, мадемуазель! — подхватил Роже. — Садовая земляника, выспевшая на солнышке, — вкуснота!
Девушка чуть грустно улыбнулась, соглашаясь. Жюстен проводил их взглядом, потом повернулся и через мощеный двор посмотрел на окна кухни. В одном он увидел круглое лицо Ортанс.
Через две минуты он уже стоял перед своей кухаркой.
— Ты, конечно, узнала Жермен? Она ищет место горничной, но я отказал. Я готов нанять ее хоть сегодня, если Леандр, Марго и ты никогда, ни словом не обмолвитесь про…
— Про то, что с ней сделал старый хозяин? Бедная девочка! Мсье, мы будем молчать как рыбы.
У отца ей лучше не оставаться: он, как овдовел, слишком часто прикладывается к бутылке. Я даю вам слово, и в Леандре не сомневайтесь. Марго тоже девочка благоразумная. Представьте, она боялась, что вы ее прогоните за то, что слушалась и Алин, и Сидони!