И тут она его увидела — метрах в пятнадцати, под уличным фонарем. Элизабет показалось, что ее сердце перестало биться, — так она разволновалась.
— Па, пожалуйста, сбавь скорость! Это он! Слева, у края тротуара.
Эдвард напрягся, резко утопил педаль тормоза. Припарковался он кое-как и двигатель глушить не стал. Отсюда можно было рассмотреть лицо мужчины, казалось, не замечавшего общего оживления на улице.
— Полицейские плохо делают свою работу, — буркнул он. — Смотри, Лисбет! Возле входа в театр — двое полицейских, но они заняты болтовней. Зачем ловить подозрительных типов? А ведь я подал жалобу в их участок!
Мейбл все слышала. И тоже во все глаза уставилась на обидчика своей дочери.
— Эдвард, что ты собираешься делать? — тихо спросила она. — Если этот тип не продал медальон, есть шанс его вернуть. Сходи и предупреди полицейских!
— Он давно продал медальон, он же золотой, — заявила Элизабет. — Ну и пускай! Па, пожалуйста, едем! Умоляю тебя! Едем домой.
— А воры пускай разгуливают по улицам? Из-за этого мерзавца ты три недели дрожишь от страха, — не дал себя уговорить мистер Вулворт. — Нет, я обязан что-то предпринять!
— Па, я тебя очень прошу, не надо! Не выходи из машины! — молила Элизабет. — Едем!
Сама она не сводила с бродяги глаз, заинтригованная его неподвижностью. Вид у него был отсутствующий, как если бы он затерялся в другой вселенной. Тут Эдвард торжествующе прошептал:
— Полицейские идут в нашу сторону! Я помахал, и один из них заметил! Сейчас перейдут через дорогу, и я попрошу арестовать твоего обидчика, Лисбет! И ты сможешь о нем не думать. Не выходите из салона!
Эдвард вышел на проезжую часть. Мейбл сидела тихо, склонившись над крепко спящим ребенком.
— Ма, если Антонэн проснется, не дай ему встать, — попросила Элизабет встревоженным тоном. — Не хочу, чтобы он это видел.
— Что — это, милая? — удивилась та.
В ушах у Элизабет шумело, к горлу подступил комок. Она размышляла, что ей сделать — или не сделать, — чтобы порочный круг кошмаров наконец разорвался. Дальше события развивались с устрашающей скоростью, не давая изменить то, что было предрешено. В ее жизни так уже не раз бывало.
Полицейские, с пистолетами наголо, побежали через дорогу. Один задел женщину с младенцем на руках, и она возмущенно вскрикнула. Бродяга увидел полицейских. На его лице мелькнула паника, и, вместо того чтобы убегать по тротуару, он бросился вперед, на проезжавший мимо на скорости автомобиль. Ударился об удлиненный капот, и его отшвырнуло назад, на камни мостовой.
— Нет! Нет! Нет! — сквозь рыдания вскрикивала Элизабет с расширенными от ужаса глазами. — Я знала! Господи, я знала и ничего не сделала! Чем же я лучше его? Он не заслуживает смерти, да еще из-за меня!
— Не говори глупости, милая, — возразила Мейбл, тоже до крайности шокированная. — Этот человек безумен, это же очевидно!
Вокруг недвижимого тела, распростертого на проезжей части, начала собираться толпа. Эдвард беседовал с полицейским. Водитель форда последней модели, известной как «Форд-Т»1–1, растерянно стоял рядом.
Элизабет открыла дверцу, вышла и направилась к месту инцидента. Состояние у нее было почти сомнамбулическое. Она уже видела все это — раньше, в страшном сне.
«Все, как тогда! — мысленно ужаснулась она. — Все! Я никогда не желала этому бедолаге смерти, но и не вмешалась!»
Стоило ей приблизиться, как Эдвард бросился наперерез, удержал за руку.
— Я просил оставаться в машине, — сказал он. — Вернись к Мейбл, Лисбет. Это зрелище не для тебя.
Он продолжал удерживать молодую женщину за локоть. Элизабет резко выдернула руку.
— Па, он еще жив?
— Да, но, как я понял, в критическом состоянии. Ударился бедром об автомобиль, а потом головой о брусчатку. Кого-то отправили звонить в скорую. Его отвезут во французскую больницу, он числится местным пансионером. Лисбет, ты куда?
— Па, отпусти! Я собираюсь работать медсестрой, пора привыкать к виду раненых! — возразила Элизабет, у которой в лице не было ни кровинки.
Она стала расталкивать зевак. Подбежал полицейский и повелительным жестом ее остановил.
— Хочу удостовериться, что это действительно он напал на меня три недели назад и украл медальон, — сказала она. — Если это так, то я попрошу, чтобы в больнице его обыскали. Медальон — память о матери, я очень им дорожу.
— Хорошо, мисс, проходите!
— Мадам Джонсон, — поправила его Элизабет. — А это — мой отец, мистер Вулворт. Это он указал вам на моего обидчика.
Полицейский уважительно кивнул. И даже вызвался ее сопроводить. Когда они подошли, распростертый на дороге бродяга не подавал признаков жизни. Элизабет не заметила ни дырявых подметок на его ботинках, ни того, как грязна его одежда и сколько в ней прорех.
Под головой у него расплывалась кровавая лужа — на это страшно было смотреть. Впервые она видела его без засаленной кепки, которая, скорее всего, слетела с головы во время столкновения.
Тут раненый слабо застонал и широко открыл глаза, глядя в небо. Против воли Элизабет подалась вперед, а потом и склонилась над тем, кто так долго держал ее в страхе. И внутренне ужаснулась, увидев светло-серые, с золотыми крапинками, глаза — затуманенные, словно бы незрячие, но показавшиеся такими знакомыми.
— На помощь! Спасите! — пробормотал мужчина по-французски.
Она единственная поняла эти три едва слышно произнесенных слова. У Элизабет подкашивались ноги, путались мысли. Ей пришлось опуститься на корточки. В душе больше не было ни страха, ни злости. С бесконечным состраданием смотрела она на глубокие шрамы у него на лбу и левой стороне черепа. Судя по короткому ежику седых волос, его несколько недель назад побрили.
Вдалеке взвыла сирена скорой. Несчастный умолк, глаза его закрылись. Элизабет бросало то в жар, то в холод. Она взяла умирающего за костлявую, как у скелета, руку. И, потрясенная, уставилась на крупную, округлую коричневую родинку на уровне левой ключицы.
Вспомнилась картинка из прошлого — четкая, цветная. Отец обмывает торс в эмалированной лохани, в крошечной комнатушке, которую они неделю снимали в доме без всяких удобств в Бронксе по приезде в Нью-Йорк.
«Я еще спросила, пропадет ли эта круглая отметина от мытья, — вспомнила она. — Папа, хоть и был расстроен, тогда улыбнулся».
Молодую женщину захлестнул шквал эмоций. Тут были и нежданная радость, и безумная надежда. А Эдвард уже начал терять терпение. Он находил поведение дочки странным и, конечно же, неуместным в такой ситуации. Он попытался ее поднять.
— Лисбет, довольно! Что ты делаешь? Идем!
Полицейские, да и толпящиеся вокруг зеваки, тоже недоумевали, почему эта красивая, элегантно одетая дама, бесспорно богатая, вдруг так заинтересовалась нищим в лохмотьях.
Элизабет выпрямилась, пошатываясь. На ее красивом лице застыло упрямое выражение. Едва она отпустила руку пострадавшего, как ощутила мучительное чувство утраты.
— Это папа. Думаю, это папа, — проговорила она по-французски.
Эдвард расслышала слово «папа», но подумал, что она обращается к нему. Молодая женщина повторила фразу уже по-английски. Приемный отец нахмурился.
— У тебя каша в голове, милая! И это неудивительно, — вполголоса проговорил он. — Сейчас мы поедем домой и ты примешь успокоительное, прописанное нашим новым доктором.
— У него глаза, как у папы и дяди Жана, и шрамы на голове. В кошмарах я часто вижу, как те бандиты избивают отца. Бьют его по голове, па, по голове! А еще я увидела ту родинку. Слава Богу, что на плече рубашка порвана!
— Твой отец погиб девятнадцать лет назад, и его тело выловили в Гудзоне! — попытался ее урезонить Эдвард. — На куртке были медные пуговицы с эмблемой компаньонов-плотников. Лисбет, ты бредишь!
Рядом затормозила скорая. Полицейские принялись разгонять последних зевак. Подбежали два медбрата с носилками.
— Компаньоны-плотники… Батист Рамбер! — вскричала Элизабет нервно. — Вот кто может его опознать. И дядя Жан! Особенно дядя Жан! Они же братья. Надо срочно ему сказать!
— Согласись, все это звучит дико, — сказал Эдвард, занявший выжидательную позицию.
Молодая женщина отвернулась от него, чтобы следить за каждым движением медбратьев.
— Куда вы его повезете? — спросила она. — Я должна знать!
— Это же нищий, мисс. Значит, во французскую больницу. Это распоряжение полицейских. Сестры о нем позаботятся.
— Там есть хорошие врачи?
— Понятия не имею. Доктора там тоже французы.
— Его лучше полечат в больнице Маунт-Синай! — заявила она, наблюдая, как носилки заносят в автомобиль.
— А кто оплатит расходы? — возмутился водитель, уже готовый захлопнуть дверцу.
Эдвард Вулворт силой потащил Элизабет к своему авто. Он был мрачным, как туча, и уже всерьез сомневался в ее душевном здоровье. Элизабет вырывалась, злилась, но все же шла к автомобилю, где их дожидались Мейбл с Антонэном.
— Па, я долго скрывала от вас с ма, что вижу вещие сны, вернее, кошмары. Но все-таки призналась, не вдаваясь в детали. Не помню точную дату, но мне уже снился этот инцидент. Я проснулась в панике. В том сне был мужчина, которого я так боялась, только я тогда не поняла, какая между нами может быть связь. Все было, как сегодня: автомобиль, который его сбил, и вечернее освещение, и масса людей вокруг. Говорю тебе, это папа! Я была слепа. Судьба сводила нас раз за разом, а я, глупая, убегала!
Элизабет кричала так громко, что Антонэн проснулся, уцепился за Мейбл и заплакал.
— Кто-нибудь объяснит мне, что, в конце концов, происходит? — спросила Мейбл. — Лисбет, ты говоришь о своих кошмарах. Почему?
— Расскажу завтра, ма. Потом! Па, очень прошу, дай мне денег. Я на такси поеду к дяде Жану. А вы — домой, поужинаете с Антонэном. Поедешь домой, мое сокровище? И будешь очень хорошим мальчиком. Бабушка почитает тебе волшебные сказки перед сном. А у меня есть очень важное дело.
Мальчик, еще совсем сонный, прижался к Мейбл, которая отчаялась получить хоть какие-то разъяснения.