Квентин сидел в коридоре несколько часов, мать смогла сдвинуть его с места только истерикой.
А я позволяю Ди говорить такое, сидеть так близко, улыбаться.
— Я не верю тебе.
— И как же я смогу доказать? — он слегка отстраняется. — Любовь — это риск.
— Ты убивался совсем недавно. Говорил едва ли не что ненавидишь меня… Разве не всё кончено? Тебе не противно?
— Противно. Но я не могу себя обманывать. Если бы ты только позволила, я бы горы свернул ради тебя. Я бы сделал всё, что ты скажешь. Но я не могу тебя заставить. Даже если ты вдруг окажешься его истинной — что будет тогда? Даже если ты любишь меня, ты будешь с ним. Знаю, что не из-за статуса, не потому что он дракон… Но, — усмешка, — потому что он дракон. Потому что вы будете связаны. И потому что сопротивляться придётся каждый день. А ты… Айрис, ты и так достаточно страдала, чтобы я мог просить тебя об этом.
Я чувствую прилив усталости и ложусь на кровать.
Перед глазами потолок. Молчу. Будто забыла, что уже теперь разговариваю.
Как вдруг приходит холодное, колкое осознание:
— Но ты просишь прямо сейчас.
Он не отвечает. Ну да, всё ведь и так ясно.
— Хочешь, чтобы я была твоей в любом случае.
Он берёт меня за руку. Теперь просто нет сил запрещать.
— Я буду рядом, я буду помогать. Я знаю, что тебе будет плохо. И я не могу предложить ничего равноценного. Но я сделаю всё и даже больше, Айрис. Никто не смел предлагать такое, но я посмею. Истинность-неистинность — кто даст гарантию, что в этом есть хоть доля правды? Я нарушу все правила. Мы… мы можем найти того, кто убил твоих родителей. Мы можем пойти против драконов. Но это… тебе решать. Я не знаю, как доказать свою искренность. Не знаю, что сделать, чтобы ты поверила. Я люблю тебя. С первого дня, как увидел.
Меня бьёт дрожь, его слова впиваются в горло.
Перед глазами проносятся картины, как меня выворачивает наизнанку. Как мне в тысячу раз хуже, чем раньше. А он, Ди, держит за руку.
С каждым мгновением становится всё хуже, температура поднимается, комната перед глазами плывёт.
— Я ведь умру, — срывается с губ.
Если драконы ещё хоть как-то выживают без пары, истинные — нет.
— Я этого не допущу.
Нет сил сказать ему, что мне плохо. Но каким-то образом получается прошептать:
— Я подумаю.
Несколько секунд он не двигается. Затем поднимается и уходит. За дверью слышится его спокойный, холодный голос:
— Сестра, подойдите, ей стало хуже.
Глава 14. Канун Дня Всех Влюблённых (1)
…и будь, что будет.
Проходит несколько дней. Когда мне становится лучше окончательно и появляется подозрение, что держат меня здесь специально, исходя непонятно из каких целей, меня выписывают. Квентин всё это время был рядом, то в палате, то в коридоре. Он умудрился сильно похудеть за это время.
Из-за переживаний.
Он подумал, что я всё-таки не его истинная, и плохо мне как раз потому, что его энергетика, энергетика чужого дракона, оказалась слишком сильна.
Каждый из нас переполнен сомнениями. Это отдаляет. В какой-то момент мне начинает казаться, что ничего между нами не было. Что всё это причудилось, привиделось, приснилось.
Но его взгляд отрезвляет.
У школы мы обнимаемся, уже не обращая ни на кого внимания. Я шепчу ему:
— Скоро всё будет правильно, — что бы это ни значило…
Он отпускает меня. Завтра будет особый день. Ждать недолго. Но почему-то кажется, будто дракон уже отказывается от меня. Стылое чувство холодит изнутри.
Нет, всё правильно.
Я сама не понимаю, что в голове, что в сердце. Сумятица в чувствах. Слишком свежи раны от слов Радиона. Слишком сильно ещё зудит мысль: «А что если он прав?». Как относиться к нему? К Квентину? К себе?
Как моя жизнь изменится завтра?
Это будет слишком скоро. Я не готова. Как же хочется просто исчезнуть, как раньше, спрятаться от всех и всего.
Но так больше нельзя.
Я больше не маленькая девочка, которая в целом мире осталась одна.
Сама не знаю, кто, но точно не она. Точка невозврата пройдена. Когда и где именно — понятия не имею. Может быть, когда миссис Ретти привязывала меня к стулу. Или когда осознание происходящего, наконец, накрывало её, отражаясь в глазах ужасом? Когда Квентин спас меня? Когда он вошёл в меня? Или на каких-то очередных словах Ди?
Передёргиваю плечом, как бы отгоняя эти мысли. Они только тормозят.
— Что, тебе холодно? — замечает моё состояние Манфрик. — Хочешь, свою куртку дам?
Мы все сидим за нашим столиком в столовой. Рядом с чёртовой фреской. Те, что драконы и истинные, взволнованно переговариваются о завтрашнем дне. Подростки с особыми силами то грустят, что недостаточно особенные, то смотрят свысока — мол, нас ваши финтифлюшки никак не касаются. А я просто слушаю. Справляюсь со всем новым способом, растворяюсь не в себе, нет. В них.
— Нет, всё норм, — улыбаюсь. — Так что ты там говорил? Что с Мией?
— Она сбежала, детка, — усмехается Глория. — Пропала. Типа никто сначала ничего не заподозрил, а потом…
Тут Манфрик высовывается на середину стола и перебивает её:
— И короче потом мы поняли, что и Брендон пропал! Он нам написал, что с ней поехал куда-то там. Прикол, да? Так она та самая получается? И они сбежали вместе? Круто! Вот это скандал намечается. Все их сейчас ищут с собаками!
— Прям таки с собаками… — смеётся Серж.
— С чего вы взяли, что они сбежали? — выдыхаю я. — Просто хотят провести последний день вместе. Хотят, чтобы им никто не мешал. Ведь завтра всё встанет на свои места. И каждый из них будет принадлежать кому-то другому.
На этом украдкой оглядываю столовую. Квентина нет рядом. Мы в свой последний день как будто расстались. Не зашли так далеко, как Мия с Брендоном. Странно.
— А ты совсем не удивлена, — замечает Тетта.
Я передёргиваю плечом. Манфрик начинает визжать:
— Ты всё знала! Она всё знала, чуваки! Она же с ней жила, ну да, она не могла не знать! АЙРИС КАК ТЫ МОГЛА!
И впервые за несколько дней я смеюсь.
Глава 14. Канун Дня Всех Влюблённых (2)
День проходит в чужих волнениях о завтра. Свои собственные я стараюсь задвигать подальше. Прилежно записываю всё в одну общую тетрадь, прохожу тесты, слушаю новую учительницу литературы. Она вдохновенно рассказывает о Ромео и Джульетте, а я едва могу сдерживать едкую усмешку.
В этот кабинет меня привёл Ди в первый день.
Сюда же ворвался разъярённый Квентин.
Это мешает сосредоточиться.
К вечеру все расходятся посмотреть на игру. Бейсбол или что-то вроде того. Мне не особо интересен спорт. С трудом улизнув от ребят, я обхожу здание школы, не зная, куда податься. Некоторую определённость вносит знакомая фигура в оранжереи.
Ленты сизого дыма ластятся к красно-зелёными листьям. Я выгибаю бровь, тут же вспоминаются слова Манфрика о том, что весь Драгон-Холл стоит на ушах из-за сладкой парочки. Это не совсем так.
Один дракон вполне себе спокоен и даже умиротворён.
— Проходи, Айрис, — произносит он с улыбкой в голосе, даже не взглянув в мою сторону.
На старом металлическом стуле сидит мистер Томпсон. В белом костюме, с убранными в низкий хвост яркими волосами, открывающими татуировку на задней стороне шеи. В его длинных красивых пальцах сигарета, рядом на столике стоит маленькая чашка с кофе. Эспрессо, скорее всего.
— Как вы себя чувствуете? — я, словно заворожённая, подхожу ближе, в один миг забыв все связанные с ним странности и наши разногласия.
— Просто прекрасно, — отзывается он, едва ли не мурча.
Я с опаской принюхиваюсь, но это просто табак. Тогда в чём причина хорошего настроения?
— Но это же неправда.
Вспоминаю, как однажды спросила, почему он до сих пор жив. Да, возможно, мой интерес к директору кажется мрачным и даже жёстким. Но я правда совершенно не понимаю это существо.
— Правда, — он указывает на кресло напротив. Оно старое, огромное и неуместное здесь. Словно выпало из книжки про Алису… Ещё и влажное из-за полива. Но я плюхаюсь, чувствуя себя слишком маленькой для сидения. И для большого, опасного дракона, прожигающего тёмным взглядом из-под пушистых ресниц.
— Вам очень больно, и вы едва ли успели отойти от того, что произошло недавно, — произношу неуверенно.
Мистер Томпсон запрокидывает голову и выдыхает несколько дымных колец, словно огромная гусеница. А затем — какая неожиданность — звучно, красиво смеётся.
— Ну и что? Как это связано с твоим вопросом, Айрис?
— Нельзя радоваться, когда так плохо.
— По-твоему, выходит, мне нельзя радоваться в принципе, ведь это никогда не закончится.
— Я просто не могу понять — как. Я много думала о вас. И всё равно не могу понять.
Он отпивает кофе, запах которого доносится до меня дурманом.
— Сейчас… — дракон поднимается, обходит кресло, опирается на его спинку, задумчиво касается моих волос и в последний раз затягивается. Он часто ведёт себя так, будто всё происходящее — сон. Его сон. И он в нём — царь и бог. Можно смеяться сколько угодно, но правда в том, что я хотела бы так же. — Всё дело в том, что я люблю эту жизнь. Вот такой. А ещё больше я люблю её…
— Свою истинную?
Он кивает.
— Она была прекрасна, лучше всего, что я когда-либо видел и пробовал.
То, как он говорит, заставляет мои руки покрыться мурашками, а сердце забиться чаще.
— Мы были созданы друг для друга. Даже для истинных всё было слишком идеально. Мне повезло. И я чувствую благодарность за неё каждый день. И живу дальше. Без неё.
— Если было так хорошо, то сейчас, наверное, так же плохо…
Он усмехается.
— Это и есть истинность, Айрис. У всего есть цена. Мы все её знаем.
Я запрокидываю голову, он пугает меня тем, что приближается и… целует в лоб!
— Любить и уважать до последнего. Что бы ни случилось. Беречь даже память о ней. Она бы не хотела видеть меня измученным и унылым, поверь. И была бы рада, что я стараюсь.