Глава 17К новой весне
Сидя за фортепиано, Эрмин легко касалась клавиш лишь затем, чтобы испытать удовольствие от затухающих в тишине звуков. В хорошо натопленном доме царило полное спокойствие; в зависимости от часа дня здесь витали аромат чая с бергамотом или более отчетливый запах кофе, а то и приятный дымок от жарящегося мяса.
«Все приходит в порядок, — думала она. — Если бы только сегодня объявился Тошан…» Ее муж позвонил утром в четверг из полицейского участка в Шикутими. Поль Трамбле был неуловим, но, по заявлению Лоры и Жослина, Закария Бушар и Наполеон Трамбле были арестованы.
«Остается узнать, что случилось с Альбертиной Ганьон, — припомнила Эрмин. — Почему она хотела заставить нас поверить в смерть Луи? Эта вдова, вероятно, еще одна жертва этого гнусного типа. Но если можно доверять тому, что говорит мой братишка, она была добра к нему».
Тошан очень скоро установил имя сообщницы Трамбле. Жители Дебьена охотно ему рассказали обо всем. По слухам, Альбертина была довольно смелой женщиной, которая нередко сетовала на свое вдовство.
Луи, оправившись от потрясения, рассказал на свой лад все, что с ним произошло. В присутствии всей семьи, включая Ми-рей, мальчик говорил о человеке в черном, о поездке в кабине грузовика и о двух мужчинах, чьи голоса он слышал.
— Но я не понял ничего из того, что они говорили. А потом я стал звать тебя, мамочка.
Лора вновь расплакалась, на сей раз от радости, что этот жуткий кошмар закончился. Между тем слух о том, что малыш Луи Шарден, брат Соловья из Валь-Жальбера, был похищен, докатился до Роберваля. Несмотря на мороз и снегопад, на долгий путь по железной дороге, журналисты кинулись в поселок-призрак. В газетах «Прогресс Сагеней» и «Колонавэй» изложили суть дела.
Тошан в телефонном разговоре сожалел об этом. По его мнению, такие статьи могли подстрекнуть других жаждущих поживы. Жослин согласился с зятем, имя которого отныне произносил с восторженным обожанием.
Погруженная в свои мысли, Эрмин бросила мечтательный взгляд в окно. Шел снег; над садом опустилась завеса пушистых снежных хлопьев. Ее родители отдыхали; Мадлен с детьми были в няниной комнате; Мирей гладила белье. «С той памятной субботы прошло уже девять дней! — подсчитала Эрмин. — Нам действительно стало легче. И потом, Тала снова поселилась на авеню Сент-Анжель; она больше не прячется. Клоне там нравится». Эрмин вновь и вновь переживала тот волшебный момент, когда девочка встретила ее улыбкой в больничной палате.
«Мы открыли дверь и увидели двух ангелочков, сидящих на своих койках. Тала преобразилась, она сияла от счастья. Папа многократно перекрестился, благодаря Господа за чудо. Мама сделала веселую мину. Я ее здорово отчитала. Луи остался жив, так что ей следовало малость усмирить свою ревность и присоединиться к общей радости».
Жослин Шарден произнес короткую речь, обращаясь к Кионе:
— Моя дорогая малышка, я как твой крестный надеюсь присматривать за тобой. Я хочу, чтобы ты это знала. Крестный — это почти отец.
Лора скрипнула зубами; Тала отвернулась, явно раздраженная происходящим. Если этих двух женщин что-то и объединяло, то это было страстное стремление скрыть родственную связь их детей.
«Теперь папа решил навещать Киону каждую субботу в память о том дне, когда она пришла в сознание… — подумала Эрмин. — Боже, как я хочу, чтобы поскорее наступила весна и чтобы закончилась война! Поскорее бы, поскорее!»
В этот момент в гостиную вошел ее отец. Он подошел к фортепиано и положил руки на плечи дочери.
— Дорогая, у тебя такой печальный вид! Уверен, что ты думаешь о своем муже.
— Это правда, папа, но я вовсе не печалюсь. Ничего подобного. После того как я увидела, что Луи и Киона вне опасности, я дала себе слово в будущем быть сильной. Когда все просто и обыденно, мы не сознаем своего счастья. Так что, хоть мне и не терпится увидеть Тошана, я сохраняю бодрое расположение духа. Теперь у меня одно желание — чтобы дети были счастливы под нашей опекой. О папа, помнишь, как я передала Луи пакет с оловянными солдатиками от Мукки? Он так удивился!
— Самое замечательное, что он отказался их брать, настаивал, чтобы они остались у Мукки, — с гордостью уточнил Жослин. — А теперь они вместе играют и не ссорятся, похоже, он уже все забыл.
— Скорее, это мы помогли ему все забыть. После его возвращения все лезут из кожи вон, чтобы доставить ему удовольствие. Даже я не могу удержаться, чтобы при любой возможности не расцеловать его.
Довольный, что оказался наедине с дочерью, Жослин подвинул кресло к фортепиано. Он твердо вознамерился наслаждаться повседневной жизнью рядом с близкими и любимыми.
— Папа, ты можешь помочь мне? — ласково спросила молодая женщина. — Честно говоря, я чувствую, что неправа. Я сказала сестре Аполлонии и сестре Викторианне, что готова спеть в санатории в начале этого месяца. Но мне не удалось туда поехать или хотя бы предупредить их. Надо признать, что в тот день я думала лишь об опасности, угрожавшей Тале и нашей семье. Вчера позвонила туда и пообещала дать небольшой концерт — вечером в пятницу, перед ужином. Только я не знаю, что исполнить. К тому же я с самого Рождества не занималась. Монахини оценят духовные гимны или оперные арии, но я предпочла бы спеть популярные песни, чтобы развлечь больных.
Жослин почесал подбородок с озадаченным выражением, потом рассмеялся.
— Ты лучше спроси совета у Мирей. Она даст тебе послушать пластинки мадам Болдюк. Уверен, что ты будешь иметь успех!
— Да, папа! Но я на это не пойду, и к тому же я не могу петь как она. Несчастная, кажется, у нее рак. Но, несмотря на это, она отправилась на гастроли[65].
Эрмин затаила дыхание. Она боялась, что еще долго не выйдет на сцену.
— Дорогая, мы что-нибудь придумаем! — заверил отец. — И не беспокойся, у тебя такой прекрасный голос, что публика будет околдована. Теперь скажи мне, что ты думаешь о поразительном выздоровлении Кионы? Доктор очень доволен, но в то же время ошеломлен тем, как быстро она восстанавливает силы. Через два часа после появления Луи она уже хотела встать и даже спорила, будто ничего не случилось.
Молодая женщина с досадой вздохнула.
— Папа, но тебе пора бы привыкнуть, Киона необычная девочка. Тала считает, что эти ее особые способности проявились так рано благодаря нам. С самой осени драматические события, чтобы не сказать трагедии, следовали одно за другим: начало войны, смерть моего младенца, затем пожар в хижине, тревога ее матери и встреча с тобой — все это невольно подтолкнуло Киону к тому, чтобы приходить к нам на помощь, утешать нас. И опять же, по утверждению Талы, это могло убить ее.
— Господи, если это и вправду так, то как уберечь ее?! — воскликнул Жослин.
— Теперь все наладилось, и в будущем не должно возникнуть проблем, — ответила Эрмин. — Если Киона предчувствовала, что Луи что-то угрожает, она действовала соответственно. Папа, эти дети за короткий срок так много пережили вместе, что теперь они тесно связаны.
— Это я понимаю, и все же такое большая редкость! Я никак не думал, что у нас с Талой может родиться ребенок, да еще со сверхъестественными способностями. Ладно, давай переменим тему… Смотри, что, если ты споешь «Вы проходите, меня не замечая» Жана Саблона? И уж никак не избежать «У чистого ручья», поверь…
В конце концов они составили список, и Эрмин записала все в блокнот.
— Мне кажется, что выбор отличный. Папа, я прочту все сначала: «Золотые хлеба», которая так понравилась слушателям в «Château Roberval», когда я дебютировала; потом «Где-то за радугой» Волшебника из страны Оз, но по-английски. Тем хуже, если сестра Аполлония скорчит недовольную гримасу! Дальше из Саблона. И еще «Голубку», такая прелестная песня! Затем я продолжу песней Люсьен Бове «Говорите мне о любви». И, по твоему совету, я спою оперные арии. Арию Мадам Баттерфляй, «Арию с колокольчиками» из «Лакме» и под конец «Странствующего канадца» и «У чистого ручья», без этого никак, по твоим словам. Что ж, начну репетировать. Сначала мне нужно послушать пару пластинок.
Дом мало-помалу оживал. Мирей приготовила полдник. Затем спустилась Мадлен с детьми, они уселись на ковер, чтобы насладиться музыкой. Лора не замедлила к ним присоединиться. Все смотрели на очаровательную молодую женщину, которая вполголоса напевала, перелистывая ноты, или играла гаммы. Длинные светлые волосы струились по спине. На ней было синее шерстяное платье, оттенявшее лазурь ее глаз.
Живая и грациозная, она была ослепительна.
— Мамочка, ты самая красивая из всех мам! — наконец заявил Мукки.
— Нет, самая красивая из всех сестер! — воскликнул Луи.
Мадлен хотела сделать им замечание, когда в парадную дверь, которую отныне экономка запирала на два оборота, постучали. Жослин пошел открывать. Он вернулся с письмом с черной каймой.
— Лора, это тебе, — сказал он без всякого выражения.
Она взяла у него конверт и отошла к окну, чтобы вскрыть его. Из чистого любопытства Эрмин взглянула на мать. Она увидела, что та сдержала крик и стиснула зубы, чтобы не заплакать.
— Мама, что — плохие вести? — спросила она.
— В чем дело? — встревожился Жослин.
— Жослин, прости, что произношу это имя, но не могу сдержаться, — пробормотала Лора. — Ханс Цале скончался в Лондоне от пневмонии. Он записался в армию добровольцем одним из первых, и ему даже не выпало случая доказать свою доблесть. Господи, как это грустно! Нам казалось, что он вовсе не похож на солдата, правда, Эрмин? Простите, я пойду прилягу.
Лора стремительно вышла, зажав в руке конверт. Жослин последовал было за ней, но, увидев слезы на глазах Эрмин, остановился.
— Я знал его хуже, чем вы с мамой, — тихо сказал он, покачав головой. — Думаю, это был прекрасный человек.