— Если я останусь, станешь моей возлюбленной? Будем целоваться украдкой и держаться за руки! Ты очень красивая, Мимин.
Юноша сделал шаг вперед и обнял девушку за талию. Вытянув губы для поцелуя, он привлек ее к себе.
— Нет! Перестань! — вскричала Эрмин, вырываясь. — Симон! За такое даже ты получишь оплеуху!
Парень разжал объятия, разочарованный тем, что не получил желанного поцелуя. Пнув ногой перегородку, он сердито посмотрел на девушку.
— В Валь-Жальбере не осталось ни одной девчонки моего возраста! — заявил он извиняющимся тоном.
— Но это не повод бросаться на меня, — возразила Эрмин. — Мог бы поухаживать за мадемуазель Алис. Она считает, что ты очень красив.
Она не могла на него сердиться. Симон был другом ее детства. Они дрались из-за погремушки, каждую осень вместе воровали яблоки из сада старого Потвена, да Бог знает что еще делали вместе…
— Мадемуазель Алис! — проворчал Симон. — Она на год меня старше, и все знают, что она собирается постричься в монашки!
— Ты для меня брат, — добавила Эрмин. — И у меня уже есть возлюбленный. Пообещай, что никому не расскажешь. Будущим летом он придет и попросит у Жозефа моей руки. Твой отец ему откажет, но тогда моя мать скажет свое слово.
— А кто он? Онезим Лапуант?
— Не будь дурачком! Онезим гуляет при луне с Иветтой, дочкой тележника.
— Ну да, правда. Месье кюре уже читал им мораль: Лапуант половину зарплаты отдает Иветте. За прогулки под луной она берет звонкой монетой!
Эрмин покраснела. Симон же решил просто так не сдаваться.
— Так кто же он?
— Он здесь чужой. Я его люблю, и он меня любит.
Элизабет позвала их в дом. У девушки стало легче на душе — ей не придется ничего рассказывать Симону. Но юноша удержал ее за руку:
— Я решил не ехать завтра, Мимин. Я передумал. Мама ждет малыша, он должен родиться весной. Будет лучше, если я останусь дома и буду ей помогать. Я боюсь за нее: роды проходят так тяжело… Я бы до конца жизни упрекал себя, если бы сейчас уехал, а потом, в марте, получил телеграмму с плохими новостями…
— Бетти ждет малыша? — удивилась Эрмин. — Ты уверен?
— Она сама сказала мне об этом сегодня утром, когда отец с мэром уехали в Роберваль. Сам не знаю, с чего бы вдруг. Обычно она скрывает до последнего и никогда раньше со мной об этом не говорила.
Девушка, которая до этого момента имела твердое намерение какое-то время избегать разговоров с Элизабет, была обезоружена новостью. Вспомнив совет Лоры, она решила простить Бетти.
— Идем в дом, Симон. Пора обедать. Я рада, что ты останешься с нами.
Никогда прежде они не ощущали такой близости.
У собравшихся в кухне членов семьи Маруа лица были угрюмые. Жозеф сидел во главе стола. Перед ним стоял стакан джина. Элизабет накрывала на стол. Эдмон плакал на полу. Арман, щеки которого пылали, испуганно переводил взгляд с Эрмин на Симона.
— Здравствуй, Бетти, — сказала Эрмин.
— Здравствуй, Мимин.
Молодая женщина ласково поцеловала свою воспитанницу и убежала к печке.
— Вы почему все такие мрачные? У нас вроде бы никто не умер!
— Хорошенькие вещи я узнаю! — воскликнул Жозеф. — Ну, Эрмин, расскажи-ка нам, кто же на самом деле твой отец? Арман подслушал ваш разговор там, в сарае. За это он получил три оплеухи, потому что я не выношу доносчиков. Но то, что он рассказал, показалось мне интересным. Раз Лора хочет поселиться в нашем поселке, где даже сейчас следят за чистотой нравов, я хочу во всем разобраться. Я думал, твоя мать носит траур по некоему господину Шарлебуа, богатому монреальскому промышленнику, который был твоим отцом. Ан нет! Твоего отца зовут Жослин Шарден, и он пропал без вести! Значит, Шарден — не девичья фамилия твоей матери. У этой мадам было двое мужей одновременно! Я не знаю закона, который разрешал бы такое!
— Оставь ее, Жо, — взмолилась Элизабет. — Какая теперь разница? Лора — вдова, и тебе не удастся ничего доказать.
Симон уничтожающим взглядом посмотрел на среднего брата. Эрмин не сводила глаз с Жозефа. Она чувствовала в себе достаточно сил, чтобы защитить свою мать.
— У мамы была амнезия, когда она вышла замуж за Фрэнка Шарлебуа. Но на прошлое Рождество к ней вернулась память. Она вспомнила о нас с отцом и хотела поскорее развестись. Она не сделала ничего плохого!
— Может, и так, — проворчал хозяин дома. — Но месье кюре может не разрешить поселиться в поселке даме, чье поведение нельзя назвать безупречным. Слишком уж ей повезло! Если бы этот промышленник не умер до развода, она бы осталась на бобах! А кто знает, почему он вдруг умер?
— Жо, прошу, не надо! Оставь Мимин в покое! — попросила Элизабет мужа.
— Вы подозреваете, что мама его убила? — воскликнула девушка. — Вам должно быть стыдно за такие слова! Что она вам сделала?
Жозеф стукнул кулаком но столу, потом снова и снова… При каждом звуке Элизабет, Арман и Эдмон вздрагивали. Эрмин и глазом не моргнула — напряженная, бледная от ярости. Симон подошел поближе, готовый в случае надобности встать на ее защиту.
— Мне не по нраву дамочки, которые купаются в деньгах, хотя ни дня не работали! — крикнул рабочий. — И дамочки, которые работают, мне тоже не по вкусу! Но ты — другое дело. Петь — это не то, что пахать на заводе или еще где-нибудь. Твоя мать еще заварит здесь кашу, помянешь мое слово!
И он грохнул по столу еще громче. Стакан с джином опрокинулся.
— Мне не нравятся красивые дамочки, которые посреди зимы, на морозе бросают своих детей! Как думаешь, Бетти смогла бы так поступить с кем-то из своих сыновей? И отец твой ничем не лучше матери, это уж точно!
— Мама думала, что умирает, — срывающимся голосом пояснила Эрмин. — Я ее простила. А вас это вообще не касается. И не смейте ничего говорить о моем отце, вы его не знаете. Я думаю, он человек более порядочный, чем…
— Чем кто? — с беспокойством оборвал ее Жозеф.
— Чем вы! Вы брали у мамы деньги, обещая, что в сентябре разрешите ей со мной поговорить!
— Это правда, Жо? — спросила Элизабет.
— А если и правда, то что? Должна же она возместить мне все, что я потратил на ее дочь?
— Ты мне противен, отец! — сказал Симон.
Жозеф схватил бутылку джина и изо всех сил запустил ею в голову старшего сына. Тот едва успел увернуться. Эдмон заплакал от страха. Эрмин бросилась к ребенку и прижала его к себе.
Пол вздрогнул от глухого удара — Элизабет без сознания лежала у печки. Падая, она ударилась лбом об угол буфета, и теперь по ее светлым волосам стекала струйка крови.
— Мама! — в ужасе закричал Арман.
Симон упал на колени рядом с матерью. Подошел Жозеф. Его нижняя губа некрасиво отвисла.
— Господи, какой же я дурак, что затеял этот разговор! Знал же, что она в положении! Бетти, дорогая!
Он взял жену на руки и понес наверх, в спальню. Эрмин успокоилась, услышав через пару минут, что они разговаривают. Послышался шум переставляемого таза, потом — льющейся воды. Элизабет плакала, Жозеф шепотом ее успокаивал.
— Давайте пообедаем, — предложила девушка, водружая на стол сковороду с картофельным рагу.
— Браво, Арман! — сердито буркнул Симон. — Стукач несчастный! Хватит хлюпать носом! Садись и ешь!
После этого инцидента в доме воцарилась тишина. Ближе к вечеру Жозеф отослал Симона на фабрику, проверить работу динамо-машины. Рабочий старался держаться подальше от Эрмин, которая вымыла посуду и принялась за глажку.
Когда стрелки часов показали пять, девушка поставила на поднос заварочный чайник, тарелку с печеньем и отнесла все это Элизабет.
— Тебе лучше, Бетти?
— Да, Мимин, дорогая! Но я хочу полежать еще немного. Ты нашла мою записку в чемоданчике?
— Конечно. На тебя я не сержусь.
— Слава Богу! Я так рада! Обещаю, я буду очень любезна с Лорой, когда она переедет в Валь-Жальбер.
Эрмин взяла молодую женщину за руку. Тихонько, не зная, отчего ей это вдруг пришло в голову, она стала напевать припев песни «Белые розы». Потом сказала ласково:
— Знаешь, Бетти, я тебя тоже люблю, как дочь любит свою мать. Я еще долго буду с тобой.
— Я жду ребенка, Мимин. А ведь мне уже тридцать четыре! Господи, как я боюсь! Я так страдала, когда рожала Эдмона!
— Все будет хорошо, вот увидишь!
Девушка легонько поцеловала Элизабет в лоб и вышла. Она бесшумно спустилась по лестнице и вошла в свою комнату. На прикроватном столике стоял букет сиреневых астр — она очень любила эти цветы. Наверняка кто-то из мальчиков принес их, желая ее порадовать. Девушка взяла в руки рамку с фотографией сестры Марии Магдалины.
— Мой ангел-хранитель, моя дорогая первая мамочка, прошу тебя, храни Бетти ото всех бед! — взмолилась она, вглядываясь в безмятежное лицо молодой монахини. — В жизни все так непросто… Я схожу с ума от радости, что нашла свою настоящую мать, но не хочу терять мою Бетти. Защити меня, прошу! Сделай так, чтобы Тошан вернулся и чтобы мой отец был жив…
Эрмин поцеловала фотографию. Стекло показалось ей холодным. Она закрыла глаза, полные слез. Ей вдруг вспомнился их с Тошаном страстный поцелуй. Бережно хранимое воспоминание об этом моменте экстаза подняло в душе бурю эмоций.
«Я буду любить его, и только его, всю жизнь!» — сказала она себе.
Эта уверенность придала девушке сил. Опершись локтями о подоконник, Эрмин долго смотрела на облака, которые сумерки окрасили в розово-оранжевые тона. Ее задумчивый взгляд скользнул по темному фасаду монастырской школы, молчаливой колокольне, опустевшим домам напротив, на другой стороне улицы Сен-Жорж.
«Мой дорогой поселок! — думала она. — Как я здесь счастлива! Этой зимой, на Рождество, я буду петь в церкви для всех, кого люблю. И мама будет здесь, рядом со мной. Наконец-то!»
Глава 12. В ожидании Лоры
Валь-Жальбер, 12 сентября 1930 года
Со дня своего возвращения в Валь-Жальбер Эрмин не получала никаких вестей от матери. Недельный срок, в который Лора намеревалась уладить дела, связанные с переездом, давно истек.