— Да что с тобой такое? — спросила Мирей. — Почему сидишь надувшись?
— Я не хочу есть. Пойду-ка спать, — ответила девочка.
— Иди, лучше покушаешь утром.
Домоправительница горестно вздохнула. Шарлотта встала, прошла по коридору и бесшумно поднялась по лестнице. Проходя мимо комнаты Эрмин, она услышала тихую колыбельную. Девочка остро нуждалась в утешении, поэтому просунула голову в полуоткрытую дверь.
— Заходи, Лолотта, — нежно позвала молодая женщина, баюкая сына.
— Мимин, ты не на улице?
— Я поднялась десять минут назад, Мукки заснул. У тебя невеселое лицо…
Эрмин приобняла свою маленькую подопечную. Девочка закрыла глаза, она почти успокоилась. Пусть Эрмин называет ее Лолотта, лишь бы подольше оставаться с ней рядом…
— Я не понравилась твоему отцу? — спросила она тихо. — Теперь, когда он вернулся, мне всегда придется ужинать в кухне?
— Как такое пришло тебе в голову? Он тебя совсем не знает, и ситуация очень непростая. Им с мамой нужно объясниться, на это может уйти много часов, а то и дней. Сегодня вечером мы втроем поужинаем в столовой. Тебе с нами было бы неловко.
— Мимин, я не хочу возвращаться к Бетти, — осмелилась признаться Шарлотта. — Она добрая, но Жозеф…
— О нет! Неужели ты подумала, что мы прогоним тебя? — воскликнула раздосадованная Эрмин. — Никогда этого не будет. Дорогая! Ты — моя маленькая сестричка, и я хочу, чтобы ты как можно дольше оставалась со мной!
Вместо ответа девочка бросилась ей на шею. Растрогавшись, Эрмин поцеловала ее в лоб.
— Знаешь, как поступим, Лолотта? Иди к себе в комнату, надень ночную рубашку, возьми куклу и книжку, возвращайся и ложись на мою кровать. Получится, что и Мукки не будет один, и мы с тобой завтра проснемся вместе.
Личико Шарлотты озарилось радостью. Совершенно успокоенная, она убежала к себе в комнату.
«Так легко осчастливить ребенка, чтобы он снова улыбался, — подумала молодая женщина. — Немного нежности, доброе слово, и к нему возвращается надежда! Но взрослым этого мало…»
Она никак не могла до конца поверить, что ее отец здесь. После полдника, во время которого они, по ее мнению, говорили мало, в основном обмениваясь банальностями, Лора показала Жослину их старые сани.
«Маме было не по себе! — вспоминала Эрмин. — Она слишком много смеялась, говорила невпопад. Уверена, она беспокоится о Хансе, или, быть может, думает, что должна подробно рассказать мужу о своей жизни без него…»
Участь пианиста не была ей безразлична. За три года Ханс стал для молодой женщины дорогим другом, почти членом семьи. Эрмин достаточно настрадалась в жизни, чтобы понять, как ему должно быть больно. Сияющая Шарлотта вернулась, отвлекая ее от невеселых размышлений.
— Солнышко, быстрее ложись в постель! — сказала Эрмин с улыбкой. — Я постараюсь прийти пораньше.
— Может, я еще не засну, когда ты придешь, — предположила девочка. — Я так тебя люблю, Мимин! Ты рада, что твой папа нашелся?
— Да, рада, — ответила молодая женщина. — Что ж, Мукки крепко спит, и мне пора в столовую.
Эрмин с порога комнаты послала Шарлотте воздушный поцелуй и вышла. Ей предстояло провести вечер в обществе своих родителей. Эрмин до сих пор верилось в это с трудом и почему-то не получалось по-настоящему этому радоваться.
Лора, которая как раз усадила Жослина за большой стол в столовой, пребывала в похожем расположении духа, но по другим причинам, более интимного свойства. Она была счастлива, что ее первый муж вернулся, и все же это возвращение обещало столько перемен в жизни, что она даже не пыталась скрыть свой страх. И, как следствие, вела себя неестественно, была наигранно весела.
— Надеюсь, дом тебе нравится, — говорила она в тот момент, когда к ним присоединилась Эрмин. — В поселке мало жителей, но я научилась наслаждаться нашей изоляцией. К тому же Шамбор и Роберваль не так уж далеко. А, вот и ты, дорогая, мы тебя ждем!
— Мукки никак не хотел засыпать, — пояснила молодая женщина. — Я очень проголодалась.
Жослин по очереди смотрел то на жену, то на дочь. Для него ситуация тоже была из ряда вон выходящей. Снова и снова он любовался завораживающей грацией своей дочери. Она распустила узел на затылке, и теперь ее светлые волосы гибкими волнами струились по миниатюрным плечам. В цветастом хлопчатобумажном платье Эрмин являла собой воплощение весны во всем ее сияющем великолепии. Лора, одетая более изысканно и умело подкрашенная, тоже казалась ему очень красивой. Неожиданно для себя он подумал о Тале. Воспоминания о короткой связи с индианкой его смущали, и в то же время ему было лестно думать, что он еще на многое способен как мужчина. Благодаря их тайным объятиям он подписал новый пакт с жизнью и надеждой.
— У вас получилось поговорить? — спросила молодая женщина осторожно.
— Да, — ответила ее мать. — Я водила Жослина к монастырской школе, но дальше мы не пошли, чтобы случайно не встретить Жозефа или Бетти. Мне придется им объяснить, что происходит, но позже. Завтра, я думаю.
— Твоя мать рассказала мне, почему вы взяли к себе Шарлотту, — добавил Жослин. — Это очень добрый поступок.
Он опустил голову и несколько секунд играл своей вилкой. В столовую вошла Мирей с супом. Поставив его на стол, домоправительница отвесила неловкий поклон и удалилась.
— Честно говоря, странно видеть, что вокруг меня вертится прислуга, — сказал Шарден.
— Но ведь в санатории пациентам тоже все подают готовым, — заметила Эрмин. — И это, похоже, тебя не раздражало.
— Это не одно и то же, — отрезал он.
— Я знаю Мирей много лет, — сказала Лора. — Она очень добрая и внимательная. Я не смогу обойтись без нее. Кстати, она уроженка Тадуссака.
Жослин промолчал. Он пытался представить себя в этом доме, в Валь-Жальбере, рядом с женой, дочкой, Шарлоттой и домоправительницей. Лора, обиженная его молчанием, снова вспомнила о Хансе. Было очень трудно, даже невозможно вычеркнуть любовника из жизни за несколько часов.
«Еще вчера мы были вдвоем здесь, в этой комнате. Я говорила о праздничном банкете, который последует за церемонией бракосочетания. Как мы смеялись! И эта его милая привычка без конца брать мою руку в свою и целовать пальцы… Часто он играл на фортепиано, очень тихо, и всегда — мои любимые вещи. Господи, что с ним творилось сегодня! Он всегда был само спокойствие и выдержка…»
— Тошан и Тала скоро приедут, — сказала Эрмин, которая испытывала и радость, и смущение. — Они тоже удивятся, узнав, что папа вернулся.
— Прекрасный повод собраться всем вместе! — воскликнула Лора. — Мы объясним им, что произошло. Дорогая, я давно мечтаю познакомиться с матерью твоего мужа. Надеюсь, ей у нас будет комфортно…
Жослин кивнул. Он один знал точно, что Тала не приедет. Она обещала ему. «Когда сын соберется везти меня в Валь-Жальбер, я скажу, что не могу ехать с ним, — сказала индианка теплым, слегка хрипловатым голосом. — Он не станет принуждать меня. Об этом можешь не беспокоиться».
Эрмин с нетерпением ждала Тошана. Молодая женщина не знала, как видят ее родители свое ближайшее будущее, но сама она хотела как можно больше времени проводить с любимым супругом.
— Завтра мне нужно отменить церемонию, приглашения и все остальное. Если хочешь, Жослин, мы можем очень скоро начать совместную жизнь.
Это было сказано доброжелательным тоном, однако в нем чувствовался потаенный страх. И мужчина понял, в чем дело.
— Нам некуда спешить, — отрезал он. — И если это случится, то не здесь. Этот дом мне не принадлежит, и я всегда буду чувствовать себя здесь посторонним. Нужно продать его и купить жилье в Робервале. Это замечательно — жить на берегу озера Сен-Жан.
— Никто не купит этот дом, Жослин! — возразила Лора. — В Валь-Жальбере осталось порядка пятидесяти жителей, их дома расположены вдоль региональной дороги. Этот квартал давно опустел, и только Маруа являются собственниками своего дома на улице Сен-Жорж. Я намерена оставить этот дом Эрмин.
— Если так, составь на ее имя дарственную, зачем ждать? Я не собираюсь доживать свои дни на деньги Фрэнка Шарлебуа.
Вошла Мирей с дымящимся блюдом, и дискуссия затихла.
— Фрикасе из курятины с брюквой, мадам! Брюкву принесли с огорода Жозефа Маруа, она очень хороша!
Лора рассеянно кивнула. Она и не думала, что деньги, а также имущество, которые она унаследовала от второго супруга, могут стать проблемой. Эрмин решила, что с нее хватит и будет лучше, если она пораньше ляжет спать. Но трапеза была не закончена, и молодая женщина попыталась разрядить обстановку.
— Вы обязательно придумаете, как быть, — сказала она ласково. — Но тет-а-тет. Меня это совсем не касается. Может, расскажете мне о своем медовом месяце или о том, как жили незадолго до моего рождения? Только что, в гостиной, папа рассказывал мне о своих планах, когда я была младенцем. Это было очень трогательно. Ты никогда не рассказывала мне подробно об этом времени, мама!
— Скажем так: я не решалась, дорогая. Это глупо, знаю! Но теперь, когда ты сама мать, я не буду смущаться. Только не сегодня вечером, хорошо? В другой раз…
— Я могу познакомить тебя со своей семьей, Шарденами, — предложил Жослин. — Моего отца звали Констан. На прошлой неделе я узнал, что он умер.
Молодая женщина сделала гримаску.
— Я знаю. Первое письмо, которое я получила, было подписано «Констан Шарден». Второе написала твоя сестра Мари.
— Бедная моя Мари! Она осталась старой девой и теперь преданно ухаживает за больной ревматизмом матерью, которой семьдесят пять лет. Мари каждый месяц приезжала ко мне в санаторий. Мне понадобилось захворать, чтобы она простила все мои так называемые прегрешения, особенно брак с Лорой.
Эрмин подавила вздох. Никогда ей не забыть, что написала в своем письме Мари Шарден, а последние строки она знала наизусть:
«Я признаю, что вы не виноваты в грехах ваших родителей, поэтому буду за вас молиться. Вы носите наше имя — это оскорбление, которое заставляет меня бесконечно страдать, но ваша мать и так обесчестила его навсегда. Да будет милостив к вам Господь».