— Нет, Тошан, он просто друг, замечательный друг! — ответила она. — И я не виделась с ним уже четыре года. Не понимаю, что тебя так взбесило. Твоя ревность просто нелепа! Только подумай, из-за чего ты так изводишься? Мы с тобой оба живы и здоровы, а ведь эта страшная война унесла миллионы жизней! Так зачем терзать друг друга? Каждое утро, просыпаясь, я думаю обо всех несчастных, ставших жертвами атомных бомбардировок в Хиросиме и Нагасаки. А если мне удается на время забыть об ужасной судьбе японцев, на смену им приходят евреи, сожженные в концлагерях, миллионы детей, женщин, ни в чем не повинных людей! А ты закипаешь от ярости из-за обычного учителя, который отважился сделать комплимент твоей жене! Тебе должно быть стыдно, Тошан.
Она бросила на него полный отчаяния взгляд, в котором были и грусть, и материнское сострадание. Тошану нестерпимо захотелось ее поцеловать.
— Никакие войны и безумства людей не помешают мне тревожиться о твоей верности, Мин, — достаточно нежно произнес он.
— Но я люблю только тебя, Тошан, тебя одного, — пылко заверила она его. — Пойдем, Констан поспал, когда мы выехали из Квебека, и сейчас он в прекрасной форме. Можешь немного поиграть с ним. Свою сумку заберешь позже. Побудем в семейном кругу!
Тошан сдался, покоренный ее лучезарной улыбкой. Вряд ли он был бы столь снисходителен, если бы мог прочесть мысли супруги. Эрмин испытывала тягостное чувство, будто ей только что удалось избежать чудовищной опасности, будто, падая в пропасть, она чудом уцепилась за ненадежный выступ. Ей казалось, что она до сих пор висит на краю пропасти, и все это из-за мужчины, сумевшего вскружить ей голову пять лет назад.
«Ничего бы не случилось, если бы Тошан не ушел воевать, оставив меня в отчаянии, — пыталась она оправдать себя. — Я только что потеряла своего малыша Виктора, а он просто взял и уехал! Нет ничего удивительного в том, что мне понравилось общество Овида, наши литературные беседы и его любовь ко мне. Да… женщины слабы. Если мужчина предлагает им свое сильное плечо, они не могут отказаться!»
В эту секунду она почувствовала на своем затылке теплую руку Тошана. Он просунул пальцы под тяжелую копну ее светлых волос, удерживая жену на месте. Это неосознанное движение давало ему уверенность в том, что она здесь, рядом с ним, и находится в его власти.
— Мы еще поговорим об этом, — тихо сказал он, прежде чем войти в купе, где Мадлен показывала Констану альбом с картинками.
При виде своего кузена кормилица вздрогнула, но тут же ее лицо озарила улыбка.
— Вот мы все и в сборе! — весело заявила она. — Тошан, только послушай: твой сын умеет говорить «жираф». Я показала ему рисунок животного, и он воскликнул: «Жираф!» Констан, милый мой, где жираф? Покажи папе и маме, какой ты молодец!
Мальчик бросил испуганный взгляд на отца и спрятал лицо на груди молодой индианки. Удрученная, Эрмин погладила его по щеке.
— Констан, солнышко, будь умницей, — ласково сказала она. — Папа вовсе на тебя не сердится! Ну, иди скорее ко мне, поцелуй мамочку!
— Эрмин, перестань обращаться с ним как с младенцем, — вздохнул Тошан. — Сколько раз тебе повторять: он уже большой мальчик!
Все время, пока они жили в Квебеке, характер и поведение их младшего ребенка были постоянным поводом для разногласий.
— Знаешь, в чем проблема? — ответила его жена. — Тебя не было дома, когда трое наших детей были в возрасте Констана. В основном их воспитывала Мадлен. Ты виделся с детьми лишь в хорошие моменты, когда можно было поиграть с ними четверть часа или послушать рассказы об их успехах. А сейчас тебе приходится дни и ночи проводить с двухлетним малышом, и тебе это не нравится.
— Мин права, кузен, — подтвердила Мадлен. — И даже если наш Констан не такой отважный, как Мукки, ты не должен судить его слишком строго. Мне вообще кажется, что городская жизнь плохо на тебя действует: ты стал каким-то нервным.
Сказав это, Мадлен рассмеялась. Тошан согласился, что в Квебеке по большей части ему было скучно.
— Я знаю этот город наизусть. Мое любимое место — это порт. В это время года жизнь там просто кипит.
Эрмин успокоилась. Опасность миновала, по крайней мере, она пыталась себя в этом убедить. Чтобы закрыть тему, она призвала Мадлен в свидетели.
— Представляешь, Тошан ехал в одном купе с Овидом Лафлером, — с улыбкой сказала она. — А мы-то все думали, что с ним сталось, и вот ответ: он тоже возвращается домой.
Индианка спокойно выслушала эту новость. Покачав головой, она ответила:
— Подумать только, Овид Лафлер! Какое совпадение! Я еще не встречала белого человека, настолько преданного нашему народу. Во время войны он привозил мне книги, Тошан. Без него я бы никогда не познала великого счастья, которое подарила мне Акали. Я каждый день благодарю за это Бога, а также молюсь за месье Лафлера. Он заслуживает счастья жениться на какой-нибудь милой девушке из своей деревни.
Красавец метис бросил внимательный взгляд на спокойное лицо своей кузины.
— Вот и выходи за него замуж, Мадлен, — насмешливо сказал он. — Мне это только на руку!
— Почему это? — удивилась она.
— О! Ты не догадываешься? Как обычно, мой муж устроил сцену ревности, так как этот несчастный Овид хорошо обо мне отзывался, — шутливым тоном воскликнула Эрмин. — А в чем моя вина?
— Тошан, у нашего Соловья много поклонников в Квебеке, по всей Канаде и в других странах, — заметила Мадлен. — Те, кто слышал ее пение, не могут ее забыть. Кузен, тебе не о чем беспокоиться, я знаю, как сильно любит тебя твоя жена!
Успокоенный, Тошан привлек к себе Эрмин. Она положила голову ему на плечо, ласковая и кроткая. Констан некоторое время смотрел на них, затем выскользнул из рук индианки и принялся карабкаться на колени к отцу.
— Ну наконец-то! — воскликнул Тошан. — Иди сюда, мой блондинчик! Папа тебя пощекочет.
Вскоре атмосфера в купе была уже самой радужной. Спустя некоторое время Мадлен предложила сходить за сумкой своего кузена.
— Заодно поздороваюсь с Овидом Лафлером, — с улыбкой сказала она.
Эрмин бросила на нее короткий взгляд, полный мольбы. В ответ индианка едва заметно кивнула и вышла. Двигаясь по длинному коридору, переходя из вагона в вагон, она ощущала себя выполняющей священную миссию. Ей предстояло сохранить брак ее кузена и Эрмин, которых она горячо любила, хотя и по-разному. К Тошану Мадлен питала огромное уважение, он всегда был героем в ее глазах. А Мин она любила, как сестру, как свою единственную подругу. Никогда молодая индианка ее не осуждала и прощала ей женские слабости, правда, не подозревая, как далеко эти слабости ее завели. Возможно, она была бы менее снисходительной, если бы знала всю правду.
Овид Лафлер, все-таки заставивший себя немного поесть, был очень удивлен, увидев Мадлен, входящую в его купе. Он тут же отложил в сторону книгу и встал.
— Да это же Мадлен! То есть… очаровательная Соканон[2]! — воскликнул он. — Мне больше нравится называть вас вашим индейским именем, если вы не против.
— Конечно, не против, мне это даже приятно, — ответила та с мягкой улыбкой. — Меня больше никто так не называет, месье Лафлер.
— Никаких месье, прошу вас, мы же с вами старые друзья!
Она легонько кивнула, внезапно смущенная столь радушным приемом учителя. Казалось, он был искренне рад ее видеть.
— А как поживает Акали, ваша любимица? — добавил он.
— Замечательно. Она ждет нас в доме моего кузена, на берегу Перибонки, вместе с Шарлоттой, которая сейчас нуждается в помощи.
По натуре стыдливая и сдержанная, Мадлен умолчала о том, что Шарлотта снова беременна и быстро утомляется.
— Ах да, Шарлотта, воинственная протеже Эрмин, — посерьезнев, сказал он. — Она вышла замуж за своего немца?
— Мне кажется, нет, а если и да, то по обрядам нашего народа монтанье.
— Такой брак не имеет юридической силы.
— Почему же? — возразила индианка. — Любой союз, будь он заключен перед Богом или в мэрии, действителен, когда мужчина и женщина, желающие создать семью, обмениваются взаимными обязательствами. Кстати о браке: Овид, я в некотором роде являюсь посланницей Эрмин. Она едет в этом же поезде, через шесть вагонов от вас, и от ее имени я прошу вас не провоцировать Тошана, не гневить его.
Овид Лафлер широко раскрыл свои зеленые глаза. Вид у него был уязвленный.
— Боже мой! Мне нельзя оскорблять его величество Тошана Дельбо! — насмешливо произнес он. — Послушайте, Мадлен, но он ехал здесь один. Я счел нужным представиться и сказать ему, что знаком с его супругой и детьми. Согласен, я был бестактен и сожалею об этом, но все же, когда твоя супруга известная певица, следует смириться с восхищением, которое она вызывает у поклонников.
Мадлен взяла кожаную сумку своего кузена, лежавшую на металлической полке, и покачала головой.
— Не притворяйтесь, что вы ничего не понимаете. Я знаю, что между вами и Эрмин нет ничего, кроме прекрасной дружбы, но Тошан крайне ревнивый человек.
— Я могу его понять, — смирившись, вздохнул Овид. — Хорошо, я буду сохранять дистанцию, обещаю вам, Мадлен. Кстати! Могу я попросить вас об услуге? Эту книгу я собирался подарить Эрмин. Думаю, она ей очень понравится. Мукки и близняшки тоже могут ее прочесть, а также Киона и Акали. Это потрясающий роман, вам я его тоже рекомендую, «Маленький принц» Антуана де Сент-Экзюпери. Здесь много иллюстраций, которые доставят удовольствие Лоранс. Она по-прежнему много рисует?
— Да, и делает все новые успехи, — подтвердила индианка. — Вы, наверное, ничего не знаете о несчастье, постигшем семью?
Она вкратце рассказала ему о пожаре, уничтожившем прекрасный дом Шарденов в Валь-Жальбере, уточнив, что эта трагедия ускорила их возвращение в поселок. Учитель был потрясен.
— Какое ужасное испытание! — воскликнул он. — Я был в этом доме всего пару раз, но все там выглядело таким роскошным и гармоничным!
Он казался искренне расстроенным. Тронутая подобным состраданием, Мадлен улыбнулась ему.