— Ну что? — спросил он, взобравшись на подоконник. — Ты принесла алкоголя для моего дяди?
— Нет, только пива. Тошан заметил бы, если бы я взяла бутылку джина.
— Идиотка, ты могла бы перелить его в маленький пузырек! Мне достанется от дяди, если я не принесу ему того, чего он хочет.
— Тише! — шикнула на него Киона, умирая от страха при мысли, что ее застанут за этим занятием. — Говори тише. Смотри, у меня есть десерт и бумага, чтобы его завернуть. Еще литр вина. Я спрятала его сегодня после обеда, вместе с пивом.
Делсен перелез через подоконник и оказался в комнате. На его одежду из дешевого темного сукна налип снег. Он был невысокого для своих шестнадцати лет роста, но держал свое стройное, атлетически сложенное тело очень прямо.
— Будет чем отпраздновать ваше поганое Рождество, — проворчал он. — Слушай, а ты хорошенькая в этом платье! Да, едва ли не красивее Акали. К тому же она не любит развлекаться.
Киона потеряла дар речи, завороженная этим парнем, так часто являвшимся ей во сне. Она, словно кролик перед удавом, не могла пошевелиться, застыв и смирившись с неизбежным. Донесшиеся с кухни голоса вырвали ее из оцепенения.
— Бери эту сумку и скорее уходи. Я не могу остаться надолго.
— Тогда один поцелуй!
Делсен с насмешливым видом приблизился к ней, черная прядь волос выбилась из-под шапки.
— Ты и вправду хорошенькая, — пробормотал он, хватая ее за талию.
Он принялся подталкивать ее к кровати, в то время как она погрузилась в какую-то ватную пучину, наполненную частыми глухими ударами, вызывающими головокружение. Это колотилось ее сердце. Одна его рука коснулась ее груди, другая пыталась задрать платье. У Делсена были жесты взрослого, точные и грубые.
«Я не должна ему этого позволить, — говорила себе Киона. — Это плохо, очень плохо, я еще слишком маленькая!»
— Уходи! — с трудом выговорила она. — Возможно, однажды это случится, но только когда я буду взрослой!
— Брат Марселлен в пансионе не стал дожидаться, пока ты вырастешь. Со мной он тоже не церемонился, поверь мне!
Внезапно Киона укусила его за руку, приведенная в чувство воспоминанием об испытанном ужасе. Она вновь увидела себя маленькой и слабой, в карцере, во власти похотливого жирного монаха. В ту же секунду за стеной послышался пронзительный плач младенца и торопливые шаги.
— Предупреждаю тебя, если ты не уйдешь, я позову на помощь. Убирайся, я больше не хочу тебя видеть, никогда! — произнесла она, не повышая голоса.
Разъяренный подросток потер укушенную руку, с трудом сдерживая себя. Он схватил сумку, запихнул в нее бутылки и выпечку.
— Ты мне за это заплатишь! — прошипел он. — Я еще доберусь до тебя, грязная метиска!
В дверь постучали. Послышался голос Акали:
— Киона, выходи! Томас проснулся. Эрмин хочет раздать подарки.
— Уже иду, я как раз переодевалась, — пробормотала девочка.
Делсен перешагнул через подоконник и исчез из виду, даже не поблагодарив ее. Киона поспешно захлопнула окно, задыхаясь от рыданий, которые следовало сдержать во что бы то ни стало. Ей стоило больших трудов снять с себя платье и облачиться в свою любимую одежду: брюки и тунику из лосиной кожи поверх рубашки. Затем, дрожа от возбуждения и негодования, она вытерла губы и глаза в надежде, что на них не останется и следа макияжа.
— Иду! — повторила она.
Когда она вернулась к гостям, никто не смог прочесть на ее раскрасневшемся лице того, что ей пришлось пережить.
— Такой ты мне нравишься больше, Киона, — сказала Эрмин. — В одежде мальчика ты выглядишь гораздо милее, уверяю тебя.
— В любом случае мне было немного зябко. И я чувствовала себя не очень уютно в этом платье.
Инцидент с ее нарядом был исчерпан. Жослин и Лора знакомились с маленьким Томасом, заинтригованным незнакомыми лицами, склонившимися над ним. Он даже забыл потребовать очередную порцию материнского молока. Засунув крошечный кулачок себе в рот, он смотрел на них широко распахнутыми светло-голубыми глазами.
— Настоящий маленький Иисус! — воскликнул Луи.
Этот комплимент вызвал всеобщее одобрение. В светлый праздник Рождества очаровательный малыш напомнил им о рождении Христа. Даже Тошан, который еще в раннем возрасте отрекся от католической религии, улыбнулся этому сравнению. Лора вгляделась в невозмутимое лицо бабушки Одины и, подтрунивая, спросила:
— А вы знаете историю Иисуса, мадам?
— Мадлен утверждает, что она христианка. Да, она мне рассказывала. Иисус — сын вашего Бога, тот, кто творил добро. И в благодарность вы, белые, распяли его на кресте!
Лора Шарден растерялась. Она не рассматривала Евангелие с этой точки зрения.
— Мама, уже пора зажигать свечи на елке? — спросила Мари-Нутта.
— Да, самое время, милая.
— Можно я тебе помогу? — взмолилась Киона, испытывая отчаянное желание зацепиться за свое детство, чтобы забыть о руках Делсена, а также о его жестком и властном взгляде. Как бы ей хотелось снова стать семилетней девочкой и думать только о свертках с подарками, наскоро разложенных под елкой во время ее короткого отсутствия.
— Разумеется! У меня есть зажигалка, а ты держи спички.
Они принялись за работу, осознавая всю важность своей непростой задачи. Киона с жадностью смотрела на золотистые отблески, играющие в стеклянных шарах, вдыхала запах смолы и ласково гладила рукой легкие сверкающие гирлянды.
Чьи-то пальцы коснулись ее щеки. Она вздрогнула.
— Ты плачешь? — шепнула Эрмин ей на ухо. — Я вытерла твою слезинку. Милая моя сестренка, что случилось?
Киона молча прижалась щекой к муслиновому платью Мин, ощутив на спине прикосновение ее нежных рук. Это было надежное укрытие, и легкий поцелуй в лоб развеял ее страх и стыд.
— Я просто хочу вернуться назад, — наконец еле слышно прошептала она. — Никогда не становиться взрослой, как Питер Пэн. Томасу повезло: ему всего пять месяцев.
Сбитая с толку Эрмин решила отложить серьезный разговор на завтра. Киона и близняшки находились в переходном периоде своей жизни: они уже не были девочками, но еще не стали девушками. Их тело перестраивалось, и каждый месяц они страдали от мучительных менструаций. Ей казалось, что она понимает беспокойство своей сводной сестры.
— Подарки! — закричал Луи. — Их нужно открыть, черт побери!
— Сокровище мое, не кричи так громко! — тут же одернула его Лора. — Успокойся сейчас же!
— Мама, не называй меня сокровищем! — возмутился он. — Я уже взрослый!
— Ба, да если тебе нажать на нос, из него молоко потечет, — пошутил Жослин.
— Фу, дедушка, что ты такое говоришь! — воскликнула Лоранс, тоже крайне возбужденная.
— Я начинаю раздавать подарки, — сообщил Тошан. — Садитесь все, я буду Санта-Клаусом. Ты поможешь мне, Мукки?
Каждый получил по два свертка. Сидя в сторонке, Шарлотта кормила грудью младенца, поэтому свои подарки открыла не сразу. Рядом с ней раздавались радостные возгласы. Одина вертела в руках наручные часы, восхищаясь этим столь желанным для нее предметом. Тошану пришлось надеть их ей на руку, и старая индианка еще долго любовалась ими, покачивая головой. Что касается шоколадных конфет, она пообещала съедать по одной в день, чтобы растянуть удовольствие.
— Теперь я буду знать время белых, — доверительно сказала она Лоре, сидевшей неподалеку.
— И это наверняка окажется вам полезным, — отреагировала та с натянутой улыбкой.
— Швейцарский нож! — воскликнул Людвиг. — Он мне не раз пригодится! И какая красивая шапка! Смотри, Шарлотта, теперь мне не страшны морозы!
— О, книга о рыбах! — пришел в восторг Мукки, проворно развернув свои подарки. — И перочинный ножик!
Луи размахивал коробкой с металлическим конструктором, который не был сюрпризом, но он также получил в подарок губную гармонику, украшенную перламутром. Вне себя от радости, он тут же ее опробовал. Лоранс потрясенно замерла перед своим сундучком с красками. Мари-Нутта не поверила глазам, обнаружив фотоаппарат в кожаном футляре.
Смятые обертки валялись на ковре и на полу. Тошан проследил, чтобы все получили шоколадные конфеты и другие сладости. Эрмин вручила ему массивную серебряную зажигалку, на которой был выгравирован летящий орел с раскинутыми крыльями, а также кожаные перчатки.
— Чтобы ты мог курить свои сигареты и вести сани, не обмораживая пальцев, — нежно сказала она, когда он восхищенно поцеловал ее в знак благодарности.
— А я правильно выбрал твои любимые духи?
— О да, они мне очень нравятся! И мыло с миндальным молоком тоже.
— Как-то ты призналась мне, что именно от него у тебя такая нежная и ароматная кожа, — шепнул он ей в шею. — Поэтому я им запасся.
Усевшись как можно ближе к сверкающей елке, Киона неторопливо распаковывала свои подарки. Наконец она достала красные кожаные сапоги для верховой езды и плюшевого медведя, белого как снег.
— Но она слишком взрослая для такой игрушки! — тут же отреагировала Лора.
— Это вместо мишки, сгоревшего при пожаре, мама, — пояснила Эрмин. — И я ее понимаю.
— Да, Лора, я знал об этом и дал свое добро, — добавил Жослин.
Шарлотта напомнила о себе, приглушенно вскрикнув от радости. Она передала сына Людвигу и подбежала к Эрмин, чтобы расцеловать ее. Сапфировые серьги выполнили свое предназначение: молодая мать была в восторге. Мадлен была не менее обрадована, получив в подарок набор черепаховых гребней в широком футляре, обитом зеленым шелком. Акали повесила на шею тонкую золотую цепочку с кулоном из топаза.
— Вы столько потратили! — сказала девочка. — Это самое прекрасное Рождество в моей жизни!
— А ты, мама? — сказала Лоранс, глядя на большой сверток, лежащий на коленях ее матери.
— Я уже и так на вершине блаженства! — ответила Эрмин. — Даже не представляю, что там.
— Это наш подарок, от меня, Лоранс и Кионы, — вмешалась Нутта. — Прошу тебя, мама, открой его скорее.
— Я уверена, что обязательно расплачусь. Нужно сначала выпить немного шампанского.