— Я начинаю убирать со стола, — сообщила Лоранс. — Бабушка, хочешь травяного чаю?
— Да, это поможет мне переварить сытный ужин.
Приглушенные беседы продолжились. Акали собирала оберточную бумагу, разбросанную по всему полу, но вовсе не для того, чтобы бросить ее в огонь. Она разглаживала ее и складывала, чтобы сохранить для другого случая. Шарлотта отправилась укладывать Томаса, уснувшего у нее на руках. Людвиг снова оделся, чтобы выйти на улицу, поскольку деревянные игрушки, которые он сделал своими руками, были спрятаны в кладовой с продуктами. Прижавшись к Тошану, Эрмин продолжала разглядывать свою необыкновенную тетрадь.
Устроившись в кресле, похрапывала бабушка Одина. Она выпила слишком много шампанского и забыла вручить Кионе очень важный подарок.
— Иди положи этот конверт на полку, — посоветовал девочке Жослин. — Должно быть, Мартен Клутье купил тебе какую-нибудь книгу или журнал. С его стороны было не очень любезно выделять тебя. Близняшки могут обидеться.
Киона вертела в руках таинственный конверт. Если бы его содержимое таило в себе опасность, она бы наверняка это почувствовала.
— Лучше я открою это сегодня вечером, — ответила она. — Не волнуйся, пап, все будет хорошо. Хочешь, загляни туда первым.
— Хорошо, — ответил он.
Пребывающая в шаловливом настроении Лора внезапно вырвала у него из рук злополучное письмо.
— Что у вас тут за секреты! — воскликнула она. — Мартен наш друг. Наверняка он просто решил поздравить нас с Рождеством. Я сама вскрою этот конверт. И никаких проблем!
Не дожидаясь их согласия, она вынула из конверта голубой листок бумаги, в который были вложены несколько старых снимков. На пол упала почтовая открытка. Луи схватил ее и прочел вслух:
Милое дитя,
Я имел счастье получить эти фотографии от мэра Валь-Жальбера, любезнейшего Вэлли Фортена, который стал моим другом. Думаю, они будут вам полезны, вам и очаровательным Лоранс и Мари-Нутте. Надеюсь, это поможет вам приготовить тот таинственный подарок, о котором мне по большому секрету рассказал Луи. Вы сможете вернуть мне фотографии весной. Всем счастливого Рождества и с Новым годом!
Преданный вам,
Мартен Клутье
Сердце Кионы заколотилось. Теперь на нее смотрели все — кто-то с улыбкой, кто-то рассеянным взглядом. Для нее это было чем-то вроде вызова. Торжественным движением Лора протянула ей фотографии. Близняшки бросились к ней. В этой праздничной обстановке они успели забыть, до какой степени Киона боялась погружаться в прошлое. Теперь, спровоцировав то, чего не понимали, они упрекали себя. Обменявшись многозначительными взглядами, они окружили свою необычную кузину.
— О! Здорово! Мы не видели этих фотографий! — воскликнула Мари-Нутта.
— Мама, теперь я смогу доделать твою тетрадь! — добавила Лоранс. — Это внутреннее помещение завода, цех корообдирщиков, а все эти женщины…
— Собрались на ежегодный пикник, — тихо сказала Киона. — Ты его уже рисовала.
— Все в порядке, доченька? — вполголоса спросил Жослин.
— Да, папа. Не волнуйся, все хорошо.
Тем не менее она взяла у Лоранс стопку снимков и быстро запихнула их в конверт. Даже если она не испытывала недомогания, эти листы бумаги, на которых было запечатлено столько лиц, ее пугали.
— Я хочу спать, — сообщила она. — Держи, пап, я отдаю тебе на хранение письмо месье Клутье.
Ей хотелось бросить его в огонь, но она не осмелилась. Никто, кроме детей, не понял бы ее жеста. Луи с виноватым видом взял Киону за руку.
— Ты вся дрожишь!
Она мягко улыбнулась ему, испытывая благодарность за заботу.
Немного захмелевшая Лора ничего не уловила из этого приглушенного разговора. Зевая, она потянулась.
— Теперь я понимаю! — заявила она. — Мартен был с вами в сговоре и помог вам троим приготовить этот подарок. Я должна была об этом догадаться, ведь он историк. Это так любезно с его стороны! Ладно, выпью чашечку чая — и в постель! Мне не терпится проснуться завтра утром и осмотреть окрестности.
— Мне нужно поменять белье на нашей кровати, — ответила Эрмин. — Тошан сказал, что мы отдаем вам свою комнату.
Акали предложила ей помочь и побежала за ней. В этот момент Людвиг вернулся из своей ночной «экспедиции», держа в руках двух великолепных лошадок из светлого дерева. Тошан присвистнул от восхищения и сказал:
— Какая хорошая работа! Жослин, Лора, только взгляните!
— Я начал делать их еще летом, — объяснил молодой немец. — Но, узнав новости об Адели, немного изменил модель. Ей будет легко сидеть на лошадке, несмотря на больную ногу.
Он показал на сиденье, похожее на маленькое кресло, которое будет служить юным наездникам седлом и исключит возможность падения.
— С темной гривой — для Констана, со светлой — для моей дочки. Думаю, им понравится.
— Это просто потрясающе и так ловко придумано! — пришла в восторг Лора, больше всего потрясенная ангельской красотой мастера. — Людвиг, вам следует продавать их в магазинах Роберваля или даже в Шикутими.
В этот момент из комнаты вышла Шарлотта и услышала последние слова. Она уже видела игрушки, но снова выразила свое восхищение.
— Людвиг планирует делать их на продажу, — призналась она, — но в Германии. В следующем году мы попытаемся уехать туда.
Лора и Жослин обменялись грустными взглядами. Новость поразила их в самое сердце. Они хотели бы видеть, как растет Адель, и надеялись уговорить Шарлотту вернуться жить в Валь-Жальбер.
— Это серьезное решение, — заметил Тошан, сидевший рядом с ними. — Я разговаривал об этом с Людвигом. Он хочет познакомить детей со своей семьей и, если возможно, обосноваться у своих родителей в Баварии, возле города Бамберг.
— Мы так и сделаем, — подтвердила Шарлотта. — В Германии ему больше не придется прятаться. У нас наконец начнется нормальная жизнь, и мы сможем пожениться.
— Делайте, как считаете нужным, — согласился Жослин. — Но нам будет тебя не хватать, маленькая сумасбродка, как не хватало все эти годы.
— Я буду вам писать, — пообещала молодая мать.
Огонь в камине угасал, свечи на елке и на столе догорали. На улице дул сильный ветер, он завывал в трубе и сотрясал ставни, которые, однако, были крепко заперты.
— Рановато для снежной бури, — заметил метис. — Думаю, будет лучше нам всем лечь спать. Я накрою угли золой и принесу дров.
При помощи близняшек и Кионы Мадлен навела порядок в комнате. Как всегда, с улыбкой индианка пожелала всем доброй ночи. Она чувствовала себя усталой после долгого хлопотного дня и вечера, богатого на эмоции.
— Всем доброй ночи и счастливого Рождества! — сказала она. — Завтра я встану первой и напеку блинов.
— Ты просто сокровище, — ответила Лора.
В комнату вернулась Эрмин. Она с сожалением увидела, что большая кухня погрузилась в молчаливый полумрак после царившего в ней праздничного оживления.
— Праздник закончился, — вздохнула она. — Папа, мама, ваша постель готова. Я еще раз хочу вас поблагодарить за то, что вы приехали. Это было смелым поступком!
— Смелым? Ну что ты, милая, — возразила ее мать. — Нам оказали здесь поистине королевский прием, и я пережила восхитительные моменты. Увы, я выпила лишнего и уже не держусь на ногах. Кстати, я привезла тебе твою почту. Три письма — наверное, поздравления с Рождеством. А я получила красивую открытку из Парижа, угадай от кого… От нашей милой Бадетты! Она пишет, что не очень довольна своей работой во Франции и подумывает вернуться в Канаду. Я бы очень этого хотела. Она такая приятная и интересная женщина!
— Да, — согласилась Эрмин. — И мне очень нравится Бадетта. Вот увидишь, она к нам вернется.
Лора вынула из своей сумки маленькие конверты, вручила их дочери и нежно поцеловала ее.
— Доброй рождественской ночи, моя замечательная доченька, красивая и великодушная…
Они обнялись с тихим смехом. Жослин поцеловал Эрмин в лоб, затем настала очередь детей. Мукки показал Луи скамьи, где им предстояло спать.
— Мы будем ночными часовыми, — добавил он. — Поверь мне, не так-то просто спать, когда бабушка Одина храпит.
— Она останется в кресле? — удивился мальчик.
— Да, и лучше ее не беспокоить!
Эрмин проводила родителей в их комнату, затем вернулась и села под елкой, чтобы лучше рассмотреть игрушки, которые смастерил Людвиг.
— Констан будет на седьмом небе от счастья, — вполголоса сказала она мужу.
— Не сомневаюсь, это отличный подарок от Санта-Клауса.
Маленький фонарь был еще включен, поэтому она смогла прочесть свои письма. Овид Лафлер поздравлял ее с новым, 1947 годом открыткой с сельским пейзажем, украшенным серебристыми блестками. Учитель был очень краток, закончив фразой «с дружескими воспоминаниями», адресованной всей семье. Затем, без особого удивления, Эрмин прочла послание от Родольфа Метцнера, довольно традиционное, внутри роскошной открытки, белой с золотом: Дорогая Эрмин, пусть этот год принесет много счастья вам и вашим близким.
Она тряхнула головой, не понимая, как этот почти пятидесятилетний мужчина мог ей понравиться. Проведя пять месяцев рядом с Тошаном, она была больше, чем когда-либо, влюблена в своего мужа. К привычной страсти в их отношениях добавилось доверительное согласие. «Как я могла сомневаться в своих чувствах к Тошану, будь то во время войны или в присутствии Родольфа? — спрашивала она себя. — Как только я оставалась одна, я тут же теряла почву под ногами, и это было очень глупо. Стоит только вспомнить о том, как однажды вечером я бросилась на шею Овиду! И позволила себя ласкать! С Родольфом я тоже была чересчур мила. Отныне я буду сильной и сумею защитить себя от всевозможных обольстителей».
Третье письмо пришло от Лиззи, помощницы режиссера Капитолия. Это послание огорошило Эрмин, и ей пришлось перечитать его два раза. «Что это значит? — недоумевала она. — Лиззи упрекает меня в том, что я расторгла свой контракт с Голливудом, и утверждает, что директор Капитолия разъярен, поскольку эта роль могла бы пойти на пользу моей карьере, а также репутации театра в целом. Но я ничего не расторгала! Что за нелепая история?»