— Нет, что вы, и мой муж тоже! Мы канадцы.
— Вы можете быть одновременно канадцами и евреями, — вмешался врач. — Только не говорите мне, что в Канаде нет евреев!
— Я этого не утверждаю, — возразила Эрмина. — Скоро мы приедем в больницу? Мой муж еще дышит — правда, это хороший знак? Доктор Мелиссье сказал, что ему можно сделать операцию.
— Операция — это его последний шанс. Я осмотрел вашего мужа, он действительно в критическом состоянии. Сожалею, мадам, но я диагностировал внутреннее кровотечение, что объясняет его крайнюю слабость и бессознательное состояние.
— Нет, он не умрет! — воскликнула Эрмина. — Вы спасете его, вы должны его спасти! Потому что я люблю его, потому что его ждут дети!
Она знала, что ее речь звучит патетически. Люди из Красного Креста повидали многое с начала войны. Они привыкли к несчастьям, к смерти, с которой сталкивались ежедневно.
— Вам лучше молиться, мадам, — сказала медсестра.
Снова шел снег. Зима не собиралась сдавать свои позиции. После короткого потепления в виде проливных дождей снова подморозило, и застывшую природу опять засыпало снегом.
Но Шарденам было не до погоды. Внимание всех домашних было приковано к девятилетней девочке с золотистыми волосами и закрытыми глазами на красивом неподвижном лице.
Киона по-прежнему не выходила из странного сна, державшего ее вдали от отца и остальных детей. Теперь она совсем ничего не ела и, если Мирей пыталась влить в нее немного бульона, почти непроизвольно выплевывала жидкость.
Жослин день и ночь проводил у ее постели. Его навещали все, начиная с Жозефа и заканчивая мэром городка, а также Шарлотта, Онезим и Иветта, причем двое последних чувствовали себя неловко, оказавшись на втором этаже роскошного дома своих соседей. Накануне Лора вызвала из Роберваля доктора, и ученый муж не нашел объяснения коматозному состоянию Кионы.
— У нее нет никаких тревожных симптомов, — заявил он. — Пульс немного замедлен, но нет ни жара, ни каких-либо специфических болей.
Тем не менее этим утром Лора и Жослин заметили некоторое изменение. Казалось, девочка начала дышать с трудом. Это произошло неожиданно. Она открыла рот, и ее дыхание участилось.
— Господи! Что с ней? — вскричал ее отец.
— Жосс, успокойся! Хочешь, я вызову врача?
— Этого идиота, неспособного ее вылечить? Нет… То есть я не знаю.
— Тогда давай отвезем ее в больницу!
Они переговаривались вполголоса, прислушиваясь к легкому хрипу, вырывающемуся из груди Кионы.
— Мой ребенок умирает, — в отчаянии всхлипнул Жослин.
— Нет, может, она, наоборот, придет в сознание. Жосс, прошу тебя, успокойся.
Переживая за Киону, Мирей часто, стоя внизу лестницы, прислушивалась к происходящему. Сейчас она не выдержала и поднялась к хозяевам. Мадемуазель Дамасс сделала то же самое в сопровождении Мадлен и детей. Вскоре комната Лоры заполнилась до отказа. Акали уже плакала, вцепившись в руку побледневшего Мукки. Услышав прерывистое дыхание Кионы, Лоранс и Мари-Нутта тоже заплакали.
— Боже милосердный! — запричитала экономка. — Этот маленький ангел скоро нас покинет!
— Боже правый! — присоединилась к ней учительница. — Нужно позвонить доктору! Ах, если бы у меня был с собой пузырек с маслом святого Иосифа! Я уверена, ее бы это вылечило! Было бы достаточно капнуть несколько капель ей на лоб.
Раздраженная, Лора устало поднесла руку к своему лбу. Она, словно в тумане, видела напуганных детей, особенно самого младшего, Луи, который рыдал так же громко, как Жослин.
— Что еще за масло, Андреа? Разве сейчас подходящий момент, чтобы нести всякий вздор?
— Но это не вздор, мадам! — возразила она. — Родители назвали меня Андреа в честь брата Андре — скромного священника, обладавшего даром исцеления, даже если он сам это отрицал. Он совершил множество чудес при жизни и после смерти, так как, увы, этот святой человек скончался в 1937 году. Когда я была в возрасте Кионы, моя мать возила меня к нему в Монреаль из-за проблемы с бедром. Я своими глазами видела молельню в честь святого Иосифа, которая может принять многих верующих.
— Хватит! — отрезал Жослин. — Вы болтаете о всякой ерунде, пока моя любимая доченька борется за жизнь.
— Мадемуазель Андреа говорит правду, месье, с вашего позволения, — возмутилась Мирей. — Я много слышала о брате Андре, когда мадам жила в Монреале. И я тоже считаю, что нужно растереть Киону маслом святого Иосифа.
— Но у нас его нет! — воскликнула Лора. — Мы не можем слетать в Монреаль и привезти его оттуда. Господи, что мы скажем Эрмине, когда она вернется, если Кионы не станет?
Мадлен перекрестилась, испугавшись последних слов хозяйки. Кроткая индианка подошла к кровати и, опустившись на колени, принялась молиться.
— Да, давайте помолимся, — внезапно загорелась учительница. — Все вместе, дети! Мы прочтем «Отче наш» и «Хвала Тебе, Мария». А я буду молиться брату Андре.
— Он сможет вылечить Киону? — жалобно спросил Луи.
— Конечно, — подтвердила Андреа. — Меня он лечил, даже не прикасаясь ко мне, и я не единственная. Его все знают в Квебеке. Молельня, о которой я говорила, построена на горе Мон-Руаяль, возвышающейся над Монреалем. Деяния брата Андре вызывают восхищение, мой маленький Луи. Он обладал верой искренней и абсолютной, и мы тоже должны ее иметь. Знаешь, как-то раз к нему привели мальчика твоего возраста, у которого были парализованы обе руки. Брат сказал ему: «Входи, Жорж!», хотя никогда его раньше не видел. Он поднял ему обе руки вверх. Мальчик потерял сознание, и брат Андре растер его маслом святого Иосифа. Когда ребенок очнулся, он больше не был парализован и смог стать хорошим и честным работником. Список исцеленных братом Андре очень длинный. Поверь мне, Луи. Ты тоже можешь помолиться брату Андре.
Потрясенная, Лора опустилась на колени возле кровати. Она не соблюдала религиозных обрядов, но верила в божественное милосердие и почитала Деву Марию.
— Жосс, помолись с нами, хуже от этого не будет, — посоветовала она своему мужу.
Мирей была единственной, кто остался стоять. Она не сводила глаз с хорошенького личика Кионы, которое теперь выглядело измученным. У девочки горели щеки, она продолжала задыхаться.
— Брат Андре сказал одну очень важную вещь, — произнесла экономка. — Я прочла это в статье, посвященной ему, и запомнила на всю жизнь. Он утверждал, что если больна душа, то нужно начинать лечение с нее. Он знал, о чем говорил, ведь сам он родился в бедной семье и был очень слаб здоровьем. Его поддерживала вера, придавая ему смелости и энергии.
— Если больна душа, нужно начинать лечение с нее, — повторила Лора, перестав молиться. — Жосс, возможно, страдает не тело Кионы, а ее душа. Смотри, кажется, она вот-вот задохнется, но все же не задыхается! Мы думаем, что она умирает, но, вполне вероятно, ей ничего не угрожает.
Потерявший голову Жослин выпрямился, чтобы погладить лоб девочки и покрыть его поцелуями. Он заметил, что она словно в трансе, а ее губы беззвучно шепчут какие-то слова.
— Доченька моя любимая, что знаешь ты, чего не знаю я? Где ты? Я бы так хотел облегчить твои страдания!
Мадлен заинтригованно подняла голову. Она тоже уловила слабый шепот.
— Это язык монтанье, — сказала она.
Молодая индианка быстро поднялась и прижалась ухом к губам девочки. Все, затаив дыхание, следили за ней.
— У Талы-волчицы двое детей: Тошан и Киона, — перевела Мадлен. — Эти слова Киона постоянно повторяет. Тише, замрите.
Ей немедленно подчинились. Дрожащая от волнения Лора устремила на Жослина полный надежды взгляд.
— У Талы-волчицы двое детей: Тошан и Киона. Если один умрет, второй последует за ним. Они связаны кровью… — продолжила индианка.
— Господь всемогущий! — воскликнул Жослин. — Что это значит? Нужно сейчас же позвонить Эрмине, узнать, есть ли у нее известия от Тошана. Боже мой, я так больше не могу!
Он поднес руку к сердцу, напугав Лору. Она обняла его с бесконечной нежностью.
— Милый мой, перестань себя изводить. Подумай о нас: любящей тебя жене, о своем сыне и старшей дочери. Киона не умрет, у нее просто бред.
Но он покачал головой, убежденный в обратном. В эту секунду Луи совершил нечто неожиданное. Он взобрался на кровать и, пока родители не успели ему помешать, улегся рядом с Кионой и обнял ее. Прижавшись щекой к ее щеке, он принялся молиться по-своему:
— Мой ангел, не улетай! Не оставляй нас, Киона! Это я, Луи! Прошу тебя, возвращайся.
Сцена была невероятно красивой, но невыносимо грустной. Андреа Дамасс разрыдалась, Мирей вслед за ней. Близняшки и Акали испугались.
— Киона, не умирай! — закричала Лоранс.
Шарлотта вошла в комнату как раз в этот момент. Увидев это драматическое зрелище, она на самом деле решила, что малышка только что умерла. Девушка в ужасе вскрикнула, тем самым приведя присутствующих в чувство.
— Это невозможно! Мама Лора? Папа Жосс?
— Не бойся, она жива, — ответила Лора. — Шарлотта, тебе нужно сесть на поезд и отправиться в Монреаль за маслом брата Андре или святого Иосифа — я уже запуталась. Ты единственная можешь съездить туда и спасти Киону!
— Это безумие! — возразила вновь прибывшая. — Отвезите ее лучше в больницу. Папа Жосс, ее нужно госпитализировать, разве вы не понимаете! Вы не сможете ее здесь вылечить!
Разгорелся жаркий спор. Андреа Дамасс вмешалась, готовая отправиться в Монреаль прямо сейчас, раз Шарлотта отказывалась пожертвовать собой ради спасения ребенка. Мирей тоже не молчала, а Луи рыдал навзрыд. Только Мукки продолжал молиться, несмотря на стоящий гвалт.
Эхо этого шума едва долетало до Кионы, блуждающей в темном, холодном и мрачном мире, где иногда сверкали ослепительно-яркие вспышки, которые исчезли так же быстро, как появлялись. Среди этого плотного гнетущего мрака и вспыхивающих огоньков в размеренном ритме, в такт сердцебиению девочки то возникало, то исчезало человеческое лицо. Она знала, что это лицо ее брата Тошана. «Он у дверей смерти, — шептал знакомый голос, принадлежащий их матери, Тале. — Помоги ему, Киона, помоги ему!»