От этого неожиданного заявления старая дева залилась краской. Она уткнулась носом в чашку чаю, которую налил ей Жозеф.
— Месье, прошу вас! — дрогнувшим голосом сказала она. — Я дорожу своим именем. Мое призвание — обучать детей, я посвятила этому свою жизнь. Я работала у крупных буржуа в Монреале и Квебеке, у меня безупречная репутация.
— Не вижу связи, — перебил ее бывший рабочий.
Андреа предпочла бы сейчас исчезнуть, ускользнуть от этого зрелого и опытного мужчины, в последнее время слишком часто занимавшего ее мысли.
— Я совершенно не хочу, чтобы за мной приударяли. Ни вы, ни другой мужчина… Вынуждена вас оставить, месье Маруа. Позаботьтесь о вашей дочери Мари.
Она встала и надела свой твидовый пиджак. При этих движениях ее пышная грудь заколыхалась под тканью серого жилета. У Жозефа перехватило дыхание. Он представил, как обхватывает ладонями эту грудь, сжимает ее и ласкает. На его лбу выступила испарина. Когда учительница наклонилась, чтобы взять сумку, черная юбка натянулась на внушительных ягодицах.
«Черт возьми! Я обязательно должен на ней жениться!» — решил он.
Тепло укутанная, Мадлен постучала в дверь кухонной подсобки Шарденов, служившей кладовкой, как и в большинстве местных домов. Там всегда было прохладно, но не морозно.
Мирей поспешила ей открыть. Индианка сияла обувь и аккуратно поставила ее возле стены.
— Нечасто ты меня навещаешь, — удивилась экономка. — Пойдем попьем кофейку, ветер на улице неприятный. Ночью опять намело полные улицы снегу.
— Эрмина отправила меня к вам за топленым салом и мукой, если у вас их достаточный запас, — пояснила Мадлен, следуя за ней в кухню, где, как ей показалось, стояла ужасная духота.
— Боже милосердный, опять! — воскликнула Мирей. — Я знаю, что у вас семеро едоков, но все же следует быть поэкономнее. Мадам правильно говорит: вам лучше приходить ужинать сюда, вместе с нами. Я всегда стараюсь готовить супы и рагу. Сейчас посмотрю, смогу ли я вас выручить. Садись и не смотри на меня виноватыми глазами. Поболтаем с тобой немного. Скажи, долго еще Мимина собирается дуться на мадам? Никто не знает, какая кошка между ними пробежала, но каждая стоит на своем. И знаешь, что случилось с малышкой Маруа?
Экономка никогда не упускала случая посплетничать. Она постоянно твердила своим хозяевам, что было бы лучше перебраться в Роберваль, где гораздо оживленнее и много магазинов. Она продолжила:
— У нее пришли месячные! Мадемуазель вела урок английского, когда бедной девочке показалось, что она описалась. Ее платье под попой было все в крови. Как мне ее жаль: с десяти с половиной лет мучиться каждый месяц! Сколько у нас, женщин, хлопот с этим!
Целомудренная Мадлен молча покачала головой. Она выглядела озабоченной.
— Мирей, простите за беспокойство. Эрмина хотела испечь бисквиты с корицей на полдник. У нас в гостях месье Лафлер.
— Бисквиты! — воскликнула экономка. — Но я передала вам две коробки позавчера, с апельсиновым ароматом.
— В этом-то и проблема! Они исчезли. Коробки тоже.
— Мои красивые жестяные коробки? Боже милостивый, я ими так дорожила! Но послушай, Мадлен, ты же закрываешь подсобку на ключ после той истории с кражей в ноябре. Я могу понять, когда бродяге удалось один раз стащить сало и хлеб. Но если дверь закрыта, здесь пахнет чьими-то проделками. Дети играют на втором этаже, в комнате Луи, ты должна их расспросить. Эти маленькие монстры дурачат вас! Я уверена, что это их рук дело. Поройся в их шкафах или поищи под кроватями — наверняка найдешь пропажу.
— Мы с Эрминой уже проверяли.
Мирей налила себе в чашку кофе и тяжело опустилась на стул.
— А я все продолжаю толстеть! Чем больше хлеба вынимает у нас изо рта государство, тем жирнее я становлюсь. Так значит, месье Лафлер все еще здесь? Эрмина играет с огнем.
— Они друзья, ничего больше, — сухо ответила индианка. — Овид привозит нам французские романы или те, что были переведены с английского. Могу вас заверить, что он никогда не остается наедине с Миной. Мы готовим материал для журналистки из Квебека, этой очаровательной дамы, Бадетты. Почта работает медленно, но в своем последнем письме она пообещала написать громкую статью о пансионах, где истязают детей моего народа.
— Никогда не остаются наедине… — проворчала Мирей. — А сейчас они, по-твоему, что делают, раз ты здесь? Ладно, поболтаем о другом. Ваши продукты куда-то исчезают, и это очень серьезно! Шарлотта права: привяжите одного из псов за домом. Это быстро отвадит воришек.
— Киона считает, что это бесполезно. Не беспокойтесь, мы с Миной в субботу поедем в Роберваль и купим все, что нужно, на оставшиеся талоны.
— Девчонка насмехается над вами, — заявила Мирей. — И потом, не ей решать! Если она не советует вам брать собаку, значит, я права. Она защищает виновного, и я думаю, что это Мукки, любитель вкусно поесть.
В эту секунду в кухню вошла мадемуазель Дамасс. Лицо ее раскраснелось, она выглядела растерянной.
— Здравствуйте, Мадлен. Мирей, не накрывайте на меня, я не буду обедать. Беседа с месье Маруа меня взволновала. Ему не хватает его покойной жены, и это нормально. Больше всего мне жаль Мари. Она призналась мне у себя в комнате по поводу своих месячных: «Как я буду подмываться так, чтобы папа меня не видел?!» Боже мой, как это трогательно!
С этими словами, произнесенными дрожащим голосом, Андреа выскользнула из кухни, оставив экономку в недоумении.
— Идем, Мадлен, я дам тебе муки и сала. Если хочешь услышать мое мнение, то Жозефу лучше снова жениться. Знавала я одного такого вдовца в Тадуссаке, который принялся бегать за женщинами до потери пульса. Я тогда была совсем юной, и мать советовала мне и моим кузинам обходить его стороной. В итоге он изнасиловал тринадцатилетнюю девочку.
— Месье Маруа не такой, — оборвала ее кормилица. — Мне он кажется порядочным мужчиной.
Мирей состроила гримасу. Накинув шаль на плечи, она разглядывала свои запасы, разложенные по порядку, — паштеты, рыба в масле, фасоль, горошек… В холщовых мешках, стоявших на деревянных решетках, были рис и картофель. На самой верхней полке выстроились банки с вареньем и бутылки с кленовым сиропом.
— Боже милосердный! У меня было тридцать банок черничного варенья, а теперь осталось только двадцать пять! — вскричала Мирей. — И не хватает двух банок яблочного компота, который я закрывала в прошлом месяце!
— Значит, это происходит не только у Мины, — заметила Мадлен. — Кто-то питается за наш счет.
— Я поняла, — проворчала гувернантка. — Это Лапуэнты, то есть разбойник Онезим. Мадам ему платит за то, чтобы летом он рубил дрова, колол их и складывал в сарае. Он спокойно может подобраться к нашей провизии. То же самое и у вас.
— Да, Онезим действительно заготавливает нам дрова на зиму, — признала Мадлен. — Месье Жослин не может этим заниматься, у него слабое сердце. Но мы не можем голословно обвинять нашего любезного соседа. И потом, Онезим кажется мне честным.
— Для тебя, наивная ты душа, все эти люди честные: Маруа, Лафлер, Лапуэнт… Как только мадам вернется, я сразу ей об этом расскажу. Во всяком случае, в последние дни собаки не лаяли. Значит, это кто-то из знакомых. Тебе повезло, что вор не стал брать муку и сало.
— Спасибо большое, Мирей. Не мерзните, возвращайтесь в кухню.
— До свидания, Мадлен, и будь осторожна! Городок теперь словно вымер.
Киона слушала их разговор из кухни. Она проворно попятилась, выскользнула в коридор и с досадой вздохнула.
«Придется прекратить, — подумала она. — Поначалу это было незаметно, но теперь есть риск, что они вызовут полицию».
Девочка на цыпочках поднялась на второй этаж так же бесшумно, как это делал ее сводный брат Тошан.
«Это уже неважно, сейчас у него достаточно еды», — успокоила она себя.
Мукки играл со своими шариками на ковре в спальне. Лоранс, Мари-Нутта и Акали разыгрывали партию «желтого карлика»[44].
— Где ты была, Киона? — спросил Луи. — Я выиграл тебе красивый агатовый шарик.
— Ходила в туалет, — ответила она. — Покажи мне его.
Киона с задумчивой улыбкой смотрела на крошечный стеклянный шарик. Никто ее не подозревал, и это было хорошо.
Эрмина и Овид просматривали стопку документов, которые им удалось собрать за две недели. Они устроились за столом в кухне, где молодая женщина проводила большую часть своего времени, в кругу света от люстры из розового опалового стекла. В помещении было тепло, из чугунной кастрюли вырывалась аппетитно пахнущая струйка пара.
— Этот запах сводит меня с ума! — воскликнул учитель. — Никак не могу понять, что там у вас варится.
— Это заяц. Сначала он был поджарен кусочками, теперь тушится в бульоне со специями, которые придадут мясу нежность. Это рецепт Мадлен, доставшийся ей от матери. Только не спрашивайте, откуда взялся заяц: я не могу вам этого сказать. Жители Лак-Сен-Жана снова достали свои охотничьи ружья и тайком продают дичь.
— Очень интересно, — улыбнулся Овид. — Буду приезжать к вам почаще. Пока ваша мать не подстрелит меня как гигантского зайца.
Эрмина рассмеялась, затем снова посерьезнела. Она внимательно разглядывала фотографию.
— Я смотрю, вам пригодился мой фотоаппарат.
— Мне пришлось схитрить, чтобы получить этот снимок. Я переоделся! Надвинул кепку на уши и надел солнцезащитные очки. Я бродил вдоль ограды пансиона в то самое время, когда мальчики обычно пилят дрова странным приспособлением на основе старого стационарного мотора, вышедшего из строя. Я уверен, что многие из них часто ранятся, так как агрегат далеко не безопасен. Взгляните, какие несчастные эти дети.
— Да, если этот снимок появится в «Пресс», мы достигнем своей цели.
Эрмина не могла оторвать глаз от худых силуэтов, столпившихся вокруг пилы, в дырявых ботинках на босу ногу, с бритыми головами.