глаза и губы, – она едва удерживалась от слез.
– Застегивай дальше, – попросила она.
Джулия положила локти мне на плечи и заглянула в глаза, а я, затаив дыхание, продолжал бороться с «молнией».
– Знаешь, до моего знакомства с Фрэнком я никогда не брила подмышки, – сказала вдова Минны. – Это он заставил меня бриться. – Она говорила прямо мне в грудь, ее голос стал равнодушным и едва слышным. Вся злость исчезла.
Застегнув наконец «молнию», я уронил руки, отошел на шаг назад и выдохнул. Джулия по-прежнему приподнимала руками волосы.
– Может, мне стоит снова отрастить там волосы. Как ты думаешь, Лайонел?
Я открыл рот и тихо, но отчетливо произнес:
– Две груди.
– Но у всех две груди, Лайонел. Ты что, не знал этого?
– Это был просто речевой тик, – смущаясь и опуская глаза, пробормотал я.
– Дай мне руки, Лайонел.
Я послушно протянул руки, и она сжала мои ладони.
– Господи, какие они большие! У тебя такие большие руки, Лайонел. – Теперь она говорила мечтательным и чуть сюсюкающим голосом, каким говорят взрослые, притворяясь детьми. – Я хочу сказать… Ты так быстро двигаешь ими, все время что-то трогаешь, гладишь. Скажи еще раз, как это называется? – попросила она.
– Это тоже тик, Джулия.
– Мне твои руки всегда казались маленькими, потому что они так быстро двигаются. А они, оказывается, большие.
И она приложила мои ладони к своей груди. Сексуальное возбуждение успокаивает мой мозг, страдающий синдромом Туретта, но не вгоняет в оцепенение, заслоняя от меня мир, как это делают препараты орап и клонопин. Нет, оно помогает мне собраться, по телу пробегает божественная волна, вибрация, которая собирает воедино и направляет весь скопившийся во мне хаос, превращая его во что-то чудесное, как музыка объединяет множество голосов и превращает их в слитно звучащий хор. Оставаясь собой, я становлюсь полновластным хозяином собственного «я». Для меня это такое редкое и драгоценное сочетание. Да, я очень люблю секс, но не слишком часто занимаюсь им. А когда делаю это, то горю желанием замедлить происходящее, жить в нем, там, где я могу встретиться с собой, дать себе некоторое время оглядеться по сторонам. Но нет, меня подгоняют – физиологическая потребность и эти неуклюжие, распаленные алкоголем партнерши, которые все же помогают мне заглянуть в рай наслаждения. Но боже мой, если бы только я смог провести недельку-другую, держа ладони на груди Джулии, то я сумел бы справиться с собой!
Увы, моя болезненная бдительность отдернула мои руки. Я отвернулся, подошел к туалетному столику, взял оттуда дымящийся окурок, спасая его, и, поскольку губы Джулии были слегка приоткрыты, сунул его туда. Фильтром вперед, разумеется.
– Две, видишь? – промолвила она, вынимая сигарету изо рта. Потом, проведя пальцами по волосам, Джулия поправила комбинацию под платьем в том месте, где лежали мои руки.
– Чего две?
– Да груди же, Лайонел.
– Ты не должна смеяться над… – Лиричный Бульдог! Логичный Эссног! – Ты не должна смеяться надо мной, Джулия.
– Я и не смеюсь.
– А было ли что-нибудь… То есть у вас с Тони что-то есть?
– Не знаю, спроси у Тони. Но ты мне нравишься больше, Лайонел. Просто я никогда не говорила тебе об этом. – Она была обижена, рассеянна, ее голос звучал как-то странно, словно Джулия не знала, что еще сказать.
– Ты тоже мне нравишься, Джулия. В этом нет ничего… – Спроситони! Списрони! Врибони! Брейдони! – извини. Так вот, в этом нет ничего плохого.
– Мне хочется нравиться тебе, Лайонел.
– Ты не… Не хочешь же ты сказать, что между нами могло бы что-то быть? – Отвернувшись, я шесть раз ударил рукой по шкафу, чувствуя, как мое лицо съеживается от стыда, тут же пожалев о том, что задал этот вопрос, думая, что я бы предпочел выкрикнуть какую-нибудь непроизвольную, порожденную тиком глупость – нелепую, несуразную, – чем произнести те слова, что я только что сказал.
– Нет, – холодно ответила Джулия. Она положила сигарету, точнее, то, что от нее осталось, назад на туалетный столик. – Ты слишком странный, Лайонел. И не только странный. В общем… Посмотри-ка на себя в зеркало. – Джулия наконец-то перестала запихивать вещи в чемодан. Мне уже давно казалось, что в него больше ничего не влезет, но она настойчиво набивала его, как фокусник наполняет свой бездонный цилиндр.
Я лишь надеялся, что пистолет не выпадет из чемодана.
– Куда ты поедешь, Джулия? – устало спросил я.
– Я еду туда, где мне будет спокойно, в одно мирное место, если уж тебя это так волнует, Лайонел, – ответила она.
– М-м-м… куда? Пирное тесто? Тирное кресло? Крестное миро?
– Ты прекрасно слышал, – поправила меня Джулия. – В мирное место, сказала я.
Вдруг во дворе звякнул клаксон.
– Это моя машина, – сказала она. – Ты можешь спуститься вниз и сказать, что я буду через минуту?
– О'кей, но… – мертвое весло – ты говоришь довольно странные вещи.
– Ты когда-нибудь выезжал из Бруклина, Лайонел? – поинтересовалась она.
Сначала груди, волосы под мышками, теперь вот Бруклин. Для Джулии все это были мерки моей неопытности.
– Конечно, – ответил я. – Еще сегодня днем я был в Манхэттене. – Я старался не думать о том, что делал там, точнее, о том, чего мне сделать не удалось.
– Так то в Нью-Йорке, Лайонел. Ты уезжал когда-нибудь из Нью-Йорка?
Обдумывая ее вопрос, я заметил сигарету, от которой наконец начала обугливаться поверхность туалетного столика. Расползавшееся черное пятно рушило мои надежды. Я никого не мог защитить, даже самого себя.
– Потому что если бы ты выбирался из Нью-Йорка, то знал бы, что повсюду за его пределами есть мирные места, – проговорила Джулия. – Вот туда я и еду. Ты будешь так любезен задержать для меня машину?
Машина, поджидавшая Джулию напротив здания, была из самого шикарного в Бруклине автомобильного агентства «Легаси Пул», предоставлявшего своим клиентам роскошные черные автомобили с тонированными стеклами, сотовыми телефонами и коробочками с влажными салфетками, укрепленными в специальных держателях под задним стеклом. Да уж, Джулия знала, что выбрать. Выйдя из двери, я помахал водителю, он кивнул мне и снова откинул голову на подголовник – отдыхать. Я тут же принялся копировать его движения – кивнул, вытянул и изогнул шею, но тут у меня над ухом раздался ворчливый голос:
– Для кого эта машина?
Это был тот самый детектив по расследованию убийств. Он ждал нас, притаившись за дверью и втянув голову в воротник пальто, прячась от ноябрьского морозца. Таким я себе его и представлял: пластиковый стаканчик с кофе в руках, поношенный галстук, щетина, вопросительный взгляд. Это точно был наш сыщик – ошибиться было невозможно, однако это не означало, что он догадался, кто я такой.
– Леди еще в доме, – сказал я и похлопал его по плечу.
– Но-но! – бросил он предупреждающе и нырнул вниз, чтобы избежать очередного похлопывания.
– Извини, приятель. Не могу сдержаться. – Я отвернулся от него и пошел назад в здание.
Впрочем, мой элегантный уход был испорчен: Джулия как раз спускалась вниз со своим гигантским чемоданом. Я бросился ей навстречу, и дверь стала со скрипом закрываться у меня за спиной. Увы, я действовал слишком медленно: полицейский успел удержать дверь и скользнул в дом следом за мной.
– Прошу прощения, – стараясь говорить властным тоном, обратился он к Джулии. – Вы Джулия Минна?
– Была, – ответила она.
– Были? – недоуменно переспросил полицейский.
– Да, – кивнула она. – Ну разве это не забавно? Еще час назад я была миссис Джулия Минна. Лайонел, поставь мой чемодан в багажник.
– Торопитесь? – спросил сыщик у Джулии.
Я наблюдал за ними со стороны с таким чувством, словно был всего лишь безучастным водителем лимузина. «Еще несколько минут назад… – хотелось мне сказать, – мои руки…» Вместо этого я взял у Джулии чемодан и, пропустив ее вперед, пошел следом за ней к автомобилю.
– Вроде того, – кивнула Джулия. – Мне нужно успеть на самолет.
– Куда летите? – Смяв пластиковый стаканчик, он бросил его за спину, тот слетел вниз со ступенек в кусты и повис на сухой ветке. Надо сказать, кустарник и так уже был сплошь увешан мусором.
– Я еще не решила.
– Она летит в мирноместо, порнокресло, фиантрочресла…
– Заткнись, Лайонел!
Детектив посмотрел на меня так, будто я был сумасшедшим.
История моей жизни до этого мгновения:
Учительница смотрела на меня так, будто я был сумасшедшим.
Социальный работник смотрел на меня так, будто я был сумасшедшим.
Мальчик посмотрел на меня так, будто я был сумасшедшим, и ударил меня.
Девочка посмотрела на меня так, будто я был сумасшедшим.
Женщина посмотрела на меня так, будто я был сумасшедшим.
Черный детектив по расследованию убийств посмотрел на меня так, будто я был сумасшедшим.
– Боюсь, вы не можете сейчас уехать, Джулия, – заявил детектив, решительно подавляя смущение, вызванное моими жестами и выкриками. Он уже немало повидал за этот день, и у него оставалось ровно столько терпения, чтобы не наброситься на меня – так мне, во всяком случае, казалось. – Мы захотим потолковать с вами о Фрэнке.
– Но для этого вам придется арестовать меня, – заявила Джулия.
– С чего это вы заговорили об аресте? – обиженно спросил инспектор.
– Чтобы прояснить ситуацию, – не моргнув глазом, ответила Джулия. – Арестуйте меня, или я сажусь в машину. Лайонел, прошу.
Подхватив тяжеленный чемодан и стащив его вниз по ступенькам, я сделал знак водителю, чтобы он открыл багажник. Джулия стучала каблучками следом за мной, инспектор плелся за нею. В лимузине жужжало радио, голова водителя по-прежнему покоилась на подголовнике. Когда Джулия уселась на сиденье, сыщик придержал дверцу мясистыми руками и сунул голову в салон.
– Вас разве не интересует, кто убил вашего мужа, миссис Минна? – Он был явно шокирован равнодушием Джулии.