Щурясь в темноте, она чуть не бежала по коридору. Откуда-то доносился аромат жареного лука, но к нему примешивался странный запах, напоминающий тухлое мясо. Бернис чуть не споткнулась о ржавое ведро, потом шарахнулась от большого мешка, прислоненного к стене. Горловина завязана, сверху ползают мухи и личинки насекомых. Женщине не хотелось думать, что лежит внутри. На дверной ручке квартиры, где жила миссис Даффи, вдова с сыновьями, висели две черные ленты.
«Поделом тебе, пьяница, — подумала Бернис. — Нужно было оставаться среди себе подобных, вместо того чтобы приезжать сюда со всяким отребьем». Ее одолевали нехристианские чувства, но стыда не осталось. Миссис Даффи была женщина ленивая и вообще несносная. Она позволяла сыновьям орать из окон, громко распевала в коридоре странные песни на своем ирландском наречии, которого никто не понимал. Она носила платья с чересчур откровенным вырезом на груди, возвращалась домой поздно ночью, растрепанная и разгоряченная алкоголем. Бернис бесчисленное количество раз выглядывала из квартиры после полуночи и видела, как докучливая соседка, что-то бормоча, силилась попасть ключом в замочную скважину. Разве так должна вести себя мать? Бернис не знала, кто умер в этой семье, но одно ей было известно точно: миссис Даффи заплатила за свои грехи.
Но тут новая мысль заставила Бернис содрогнуться: «А как же я? Чем я заслужила потерю мужа и сына?» Она схватилась за перила, а то так и свалилась бы на темной лестнице и полетела вниз. Бернис считала себя высоконравственной женщиной, справедливой и доброй, любящей матерью и добродетельной женой. Она не сделала ничего плохого. Инфлюэнца сама выбирает жертв. До первого этажа Бернис дошла запыхавшись, голова кружилась и начинала болеть. Она остановилась в вестибюле и помассировала виски, стараясь сосредоточиться на своей задаче. Нужно выяснить, зачем Пия вышла из дома и живы ли близнецы. Она не знала, как поступит, если окажется, что мальчики умерли, но обязательно должна была узнать правду. Потом вдруг ей в голову пришла очередная мысль: а если ей откроет сама миссис Ланге и поинтересуется, зачем она явилась? Как она объяснит свой приход? Над желудком завертелся вихрь гнева. Если миссис Ланге окажется дома, Бернис отчитает ее: зачем та выпустила дочь на улицу в такие времена? Будь Пия ребенком Бернис, она бы не разрешила ей высовываться из квартиры.
Бернис решительно прошагала по вестибюлю и взялась за ручку входной двери, готовая пересечь переулок и высказать миссис Ланге все, что о ней думает. Но тут засомневалась. Нужно убедиться, что путь свободен и Пия не бежит домой. Бернис чуть приоткрыла дверь, выглянула наружу и посмотрела направо и налево. Переулок был пуст. Женщина быстро сошла с крыльца, пересекла дорогу и поднялась ко входу в дом, где жили Ланге. Их комнаты находились в лицевой части дома, слева от пожарной лестницы: Бернис не раз видела, как миссис Ланге сушит на окне одеяла и подушки. По непонятным причинам немцы даже зимой вывешивали наружу вещи — коврики, занавески, одежду.
Она вошла в вестибюль и зажала рот и нос рукой. Воняло хуже, чем у них в доме, словно здание много лет стояло закупоренным. Но времени на размышления не было. Бернис как можно быстрее поднялась по лестнице и постучала костяшками пальцев в дверь Ланге, осмотрев коридор в обе стороны. Нервы у нее были напряжены, все чувства обострились. Если кто-нибудь войдет в дом или станет подниматься по лестнице, она быстро нырнет в темноту в конце коридора и посмотрит, кто там: если это Пия, то Бернис вернется к себе и попробует выкинуть из головы мысли про близнецов. Во всяком случае, постарается.
Она постучала снова, склонилась к двери и громко позвала:
— Миссис Ланге! Вы дома?
Ответа не было.
— Миссис Ланге!
Изнутри не доносилось ни звука. Ни разговоров, ни бренчания посуды, ни радио. Бернис приложила ухо к двери и, задержав дыхание, прислушалась. А потом услышала.
Плакали дети.
Глава пятая
Сначала Пия планировала в первую очередь поспрашивать ближайших соседей, не поделятся ли они несколькими картофелинами или парой яиц, припоминая, кто из жильцов выглядел более приветливо, не косился на мутти и не доносил в полицию, что они немцы. Чем скорее она найдет еду, тем скорее вернется к малышам. Однако, услышав перед уходом хныканье Олли, она поняла, что на любом этаже их дома ей будет слышан плач братьев. И тогда придется бежать назад и вынимать близнецов из подпола. А этого она не могла сделать, пока не найдет им пропитание. Другого выхода не было.
Теперь она стояла на первом этаже соседнего дома и пыталась решить, с чего начать. Чернильные тени в конце коридора сгущались. На ручках всех дверей, кроме одной, висели креповые ленты — серые, белые, черные. Возможно, она выбрала неподходящее здание для поисков еды. Пия поднялась на второй этаж. Там траурных лент не было. Она остановилась у ближайшей к лестнице квартиры. Если никто не ответит, надо проверить, заперта ли дверь, и, если нет, она войдет внутрь. Раз дверь открыта, входить не запрещается. А если дома никого нет, вполне можно взять еды. По крайней мере, Пия убеждала себя в этом. Она постучала в дверь с облупленной краской и подождала. Из квартиры донесся звук приглушенных голосов и суетливых движений, и кто-то велел всем сидеть тихо. Пия, наклонив голову, пыталась расслышать, что там происходит.
— Здравствуйте! — сказала она. — Я ищу еду для братьев. Им всего несколько месяцев. Вы не можете чем-нибудь поделиться?
Грубый голос крикнул:
— Убирайся!
— Пожалуйста, — взмолилась Пия. — Я могу заплатить. Мне бы только буханку хлеба и банку супа.
— Нет! — ответил голос. — Оставь нас в покое!
Девочка вздохнула и пошла по коридору, ссутулившись и стиснув зубы. Потом остановилась перед следующей дверью и прислушалась. Из квартиры не доносилось ни звука — ни шепота, ни плача, ни разговоров. Пия постучала и подождала. Ничего. Она снова постучала и подергала ручку двери. Заперто.
— Кто-нибудь дома? — спросила Пия.
Молчание.
Внезапно ей представилось, что жильцы квартиры умерли и так сидят в своих креслах или лежат на кроватях, стол накрыт для ужина, угольная печь пуста и холодна. По коже у девочки пробежал мороз, и она задрожала. Почему ей не открывают? В город сейчас никто не ездит, если только люди не занимаются тем же, что и она, — поисками еды. Но ведь не все же вместе они ушли.
Она выбросила мрачные картины из головы и направилась к квартире в задней части здания. Комнаты там были без окон, а значит, даже если удастся попасть внутрь, она окажется в кромешной темноте. Но попробовать стоит. Пия постучала в дверь, браня себя за то, что не взяла лампу. Потом сообразила, что лампа помешала бы ей нести продукты. К тому же, при всех ужасных испытаниях, выпавших на ее долю, — смерть матери, забота о близнецах, повальная гибель соседей, исчезновение Финна, — она не могла даже вспомнить день недели, не то что догадаться прихватить с собой лампу.
Тут тоже никто не отвечал. Может, Пия зря тратит время и лучше поискать за пределами Пятого квартала, у обитателей которого и так почти ничего нет? К тому же люди напуганы и боятся открывать дверь. Пия их не винила. Но чем дольше она ищет помощи там, где ее не найти, тем дольше братья остаются запертыми в подполе. Вдруг инфлюэнца еще не распространилась на другие части города? Или в церквях выдают еду?
Не желая сразу сдаваться, Пия решила попытать счастья на следующем этаже. Она поднялась по лестнице и остановилась у квартиры в лицевой части здания, с окнами. Постучала, подождала. Никто не ответил, внутри было тихо. Но никто и не прогонял ее. Девочка постучала сильнее и повернула ручку. Дверь оказалась открыта. Пия мягко толкнула ее, и порыв зловонного воздуха вынес через потрескавшийся порог кусок мятой бумаги. Пия сразу же узнала вонь разлагающейся плоти и быстро прижала ладонь к шарфу на лице.
Наклонный столб слабого дневного света падал на пол, освещая мрачный интерьер почти такой же комнаты, как в их квартире: угольная печь и грубо оструганные полки с посудой, тянущиеся до самой двери спальни. Ступив в квартиру, Пия чуть было не ринулась в соседнюю комнату, чтобы вынуть братьев, расцеловать их и убедиться, что они живы-здоровы. Даже узкая железная кровать под окном выглядела точной копией постели Пии.
Не хватало только маминой вазы и бабушкиной скатерти. Сердце у девочки часто забилось. Неужели кто-то забрал их вещи? А вдруг Олли и Макс тоже пропали? Но она решительно тряхнула головой: это ведь не ее дом. Стол гораздо больше, вокруг него — деревянные табуретки вместо стульев. А на полу лежит странной расцветки ковер с бахромой, а не потертые половики, как у них.
Напоминая себе, где она и что тут делает, Пия с трудом сохраняла спокойствие. Она пришла за едой для братьев, и нужно как можно скорее вернуться к ним. Тут комната словно покачнулась, и Пии пришлось опереться на стену, чтобы устоять на ногах. На лбу выступил пот. В мозгу заметались растерянность и паника. Если не считать страха наткнуться на мертвецов и вины за то, что она бросила Олли и Макса, еще пять минут назад Пия чувствовала себя нормально. Потом живот свело от голода, и она вспомнила, что не ела со вчерашнего дня. Если она найдет продукты, нужно сразу же перекусить. Как она принесет еду Максу и Олли, если потеряет сознание от голода? Сжав зубы, Пия ждала, когда пройдет головокружение.
Есть тут трупы или нет, а надо осмотреть квартиру в поисках продуктов. Выбора нет. Она бочком продвинулась вперед, готовая бежать, если появятся хозяева. И тут заметила на полу пару коричневых ботинок с пряжками: один носком вверх, другой завалился набок. А над ботинками виднелись распухшие лодыжки, обтянутые бежевыми чулками.
Пия закусила губу. К кухонному углу можно пройти беспрепятственно. Если смотреть только вперед, она справится, прошмыгнет мимо того, кто лежит на полу. Она собралась с силами и двинулась вперед, плотно прижав руки к телу. Но не смогла удержаться и все-таки взглянула в ту сторону.